Ущербная Луна

      Торжество истощило последние силы Дархана и он велел унести себя из зала, как только полночь перешла в новый день. Уход тэра заметили немногие, пиршество миновало черту, за которой у тостующих во славу нового наследника и его жениха стало двоиться в глазах от выпитой браги и подсчитать, сколько же из Дарханов осталось сидеть за столом для многих стало столь же сложной задачей, как и удержаться на ногах. Пировать, как и воевать, воины Горного Гнезда умели с размахом, лихо. Вслед за старшим братом из-за стола исчез и Алатар, а за ним и Ловис с капризничавшим младенцем. Вскоре за родителем-омегой поднялся и Броган, изрядно пьяный и мрачный. Растолкав локтями плясавший между столов народ, потрясавший мечами и горланивший воинственные песни, Нарэт растворился во тьме коридоров. За хозяйским столом остались воевода с Гаэллем и Каллен. За креслом новоиспечённого наследника изваянием застыл домин, пристально следивший за всем происходившим в зале. За свои четыре десятка зим бета не потребил ни капли браги и наблюдал за перепившимися вояками с нескрываемым пренебрежением. Крепость можно было брать голыми руками, не позаботься воевода оставить на её стенах надежных стражей. Дозорным оставалось лишь завидовать тем, кто удостоился чести попасть на последний пир Каэлла Дархана. Ат-Нараш сидел по левую руку от омеги, через одно пустующее кресло, оставленное тэром. Таэт раз за разом поднимал руку с кубком, выслушивая очередной напыщенный и зачастую уже бессвязный тост. Сам пил в меру, делал глоток, едва пригубив, и ставил кубок на стол до очередного тоста. Каллен сидел неподвижно, поднимать кубок всякий раз, когда женихам желали долгих лет процветания и детишек полон дом, от Дарующего не требовалось. Традиции ждали от будущего младшего мужа скромности, потому внимания на фигуру в белом почти не обращали, не видя ни опущенного лица, ни горьких складок у закушенных губ. Не смотрел в его сторону и новоиспечённый жених, занятый принятием поздравлений и разговором с воеводой. Галхам от выпитого раскраснелся и шумел не меньше своей дружины. Но когда Каллен поднялся, Гаэлль метнул к нему взгляд, показав, что стерёг жениха, как коршун, и потянулся встать вслед за Дарханом. — Пир ещё не закончен, магрис. — Я устал, — Каллен не смотрел на него, стоял, отвернув голову так, что видна была лишь та часть лица, показать которую он не боялся, — и моя голова раскалывается от шума. — Тогда позволь мне проводить тебя. Дархан усмехнулся. — В доме моего деда никто не посмеет задеть моей чести, как бы пьян ни был. — Не имею сомнений в том, что ты прав, магрис, — заверил таэт. — Однако всё же хотел бы настоять на своём предложении, — он поднял глаза на стоявшего за креслом Салема. — В присутствии твоего домина, разумеется. Его навязчивое набивание в спутники Дархана оскорбило бы в любом ином случае, но не в этом. Незамужнему омеге из знати и вправду не пристало разгуливать в компании взрослого альфы, однако оба были только что громогласно объявлены женихами и в этом соблюдении традиций больше не было смысла. По сути, Ат-Нараш уже сейчас мог бы разложить его на столе и взять прилюдно, с горечью подумал Каллен и согрешил против истины лишь ненамного. Отныне он принадлежал Ат-Нарашу целиком и полностью, пока не родит сына-альфу, после чего сможет получить свою свободу обратно. Только вот условие, поставленное его дедом, он воспринимал как злую насмешку. Каллен никогда не получит свободы, поскольку и зачать дитя не сможет.  — Как вам угодно, милрд*, — ответил он, не став придумывать причины, чтобы избавиться от компании таэта. Гаэлль, отыскав в зале взглядом Даннара, караулившего вместе с Бодвином виричей Ат-Нараша, дал тому знак увести Тирита с Фениксом в отведённую им опочивальню и направился вслед за Калленом. Вышли из зала они так же, как его покинул Дархан-старший — через малоприметную дверцу в стене за господским столом. Оказавшись в узком коридоре без окон, таэт с любопытством огляделся. Хоть в доме Дархана он провёл не один год, этого места не помнил. Каллен придержал край капюшона, следя за альфой. — Это потайной коридор, идущий вдоль северной стены, — объяснил он. — Был построен по приказу моего прадеда Монриса. — О нём я не знал, — признался Ат-Нараш. — Этот дом полон тайн, мой таэт, — Каллен замолчал, осознав, что назвал его своим. — Идёмте, — позвал он, желая продолжить путь и как можно быстрее оказаться за стенами своих покоев, — здесь водится множество крыс. Не хотелось бы стать их добычей. Про крыс не соврал и, когда одна из зубастых тварей выскочила под ноги Гаэлля, альфа не удержался от возгласа, отскочив в сторону. Салем, следовавший за Калленом, надменно фыркнул, достаточно громко, чтобы это стало достоянием ушей воина. Ат-Нараш, покраснев от досады, стиснул зубы. Любому другому он вбил бы его насмешку обратно в горло, однако не звать же на поединок чести бету-няньку. А объясняться по поводу засевшего с самого детства страха перед крысами было не менее глупым. Тем временем Каллен остановился перед дверью в тупике и нажал на потайной механизм, расположенный над массивной бронзовой ручкой. Замок щёлкнул, и они вышли в широкий проход коридора. По правую сторону располагалась омежья половина дома или, как красочно называли его на Севере, «охрам мелат» — «обитель цветов», намекая на сладковатый запах омег. Вот только идущий впереди Ат-Нараша Дарующий, завернувшийся в защиту своих многослойных одеяний от шеи до ступней, не пах ничем. Это странное обстоятельство Гаэлль осознал не сразу, но подойти достаточно близко, чтобы проверить, не ошибается ли его нос, не давал домин. Бета, пряча руки в широких рукавах своего одеяния, поглядывал через плечо на идущего позади альфу и уменьшить между ними расстояние не позволял. У двери охрам мелат, возле которой застыл страж-бета, Каллен остановился. Ткани многослойных одежд мягко зашуршали, когда омега развернулся к Ат-Нарашу, намереваясь поблагодарить того за короткие проводы. Но рта открыть не успел — альфа перехватил инициативу и, распахнув перед ним дверь, подал руку Дархану. — Доведу уж до комнат, — сказал он тоном, что пресекал все возражения в корне, — чтобы быть спокойным. — Это не принято, — возмутился было домин, — альфе нечего делать на омежьей половине! — Я не просто альфа, — сухо отрезал Ат-Нараш, попутно принюхиваясь к омеге, — я жених, и действую, как сочту нужным для безопасности моего Дарующего. Салем, вспыхнув, вытянул тонкие кисти из рукавов, меж пальцев сверкнула сталь метательного ножа, и альфа недобро усмехнулся. Что ж, похоже, домин был далеко не так прост, как он предположил вначале. Но напасть на гостя, находящегося под покровительством тэра, означало обречь дом Дарханов на несмываемый позор. Таэт уложил руку на рукоять свисавшего с его бедра меча, предупреждая, что готов принять приглашение к поединку. Одетая под рубашку лёгкая кольчуга теперь лишней предосторожностью не казалась. Спасибо науке Эзариуса, даже спавшего в броне. — Таэт Ат-Нараш действует в своём праве, Салем, — остановил домина голос Дархана. — Если моему… жениху, — выговорить новый статус альфы без эмоций Каллену удалось с трудом, — угодно убедиться, что я в безопасности добрался до своих комнат, не будем лишать его такого удовольствия. Гаэлль не стал благодарить, уловив скользнувшую в окончании фразы омеги едкость. Сняв руку с оружия, он подал её Каллену. Дарующий уложил на его ладонь кончики пальцев. В охрам мелат дома Каэлла Гаэлль был впервые. Сапоги альфы утонули в пушистых коврах, укрывавших полы, и воин поморщился от чрезмерного обилия запахов, заполнивших нос. Пахло ароматными маслами и благовониями омег, которыми те так любили себя окружать. — Сколько Дарующих проживает в доме? — спросил альфа, рассматривая ряд дверей. — Семеро, — ответил ему Каллен, изо всех сил пытаясь сдержать предательскую дрожь пальцев. Крепкая ладонь альфы охватила теплом, что поднялось от руки к локтю, плечу, распространилось по телу, вызвав неясное брожение внутри. — Вместе со мной и Алатаром здесь живёт Ловис со своим малышом и трое омег из гарема моего деда.  — Каэлл завёл гарем? — Ат-Нараш был удивлен. Покинув Горное гнездо, он оставил своего опекуна тоскующим вдовцом, поклявшимся не заводить больше супруга. Каллен покосился на альфу. Присутствие Гаэлля волновало и тяготило одновременно. Он всё ещё был разгневан на деда, но ещё больше сердился на воина за то, что тот совершенно не помнил его. Неужели в памяти Ат-Нараша он не оставил даже малейшего следа? Дархан со вздохом отвёл взгляд. — По совету жрецов он пытался зачать нового сына, но ни один омега не понёс от него. Поняв, что его семя лишено силы, он прекратил попытки и оставил Дарующих при доме, пообещав, что найдёт им мужей в крепости. Рождение сына-альфы решило бы проблемы с наследником. А поскольку родить его не удалось, сгодился и я, на худой конец. Дархан прикусил язык, поняв, сколько горечи прорвалось в его словах и освободил свою руку из хватки пальцев. — Мы пришли, — выронил он, остановившись у двери в свои покои. Альфа не двигался с места, пристально разглядывая отступившего к стене омегу. Он уже знал, что тому вскоре исполниться восемнадцать, но выглядел наследник Дархана сущим ребёнком. Телом, но не духом, сквозившим в манере разговора, гордой посадке головы, прямой линии спины и сверкании глаз сквозь нависавшие на лицо пряди. Только сейчас он понял, каким был их цвет и в сознании шевельнулось щекочущее чувство ошеломления. У внука Дархана были глаза мифических ведьмаков, живущих на снежных вершинах гор, но Ат-Нараш, давно покинувший Север, видел в них красоту цветка, прозванного на Юге церцеллой*, и сравнение с которым было самым лестным для южных красавцев-омег. Его рука потянулась к серебру волос, взвесила кончик косы, ощущая шёлковую мягкость. Глаза омеги расширились, когда Гаэлль неожиданно наклонился и шумно вдохнул воздух у его щёки. Салем разгневанно зашипел за спиной Ат-Нараша и Каллен вскинул руку, останавливая его порыв отбросить альфу прочь. Его сердце испуганной птицей колотилось о рёбра. Разогнувшись, воин разочарованно моргнул. Дарующий не пах, а значит Пелегун не солгал, подтвердив слухи о том, что Каллен был тем, кого брезгливо звали «не разбуженным». Бесплодным, чья омежья природа так и не проснулась. Тогда чего добивался Дархан, заключив брачный договор, чьё главное условие не могли выполнить обе стороны? Какую цель преследовал Каэлл, обманывая клан горцев обещаниями даровать своим людям наследника рода Дархан от бесплодного внука? Ат-Нараш отступил назад. — Доброй ночи, магрис. Уложив руку за спину, альфа склонил голову так, как было принято на Юге, забывшись, насколько далеко он оказался от тёплых земель Йоннета. Омега с бетой, не шевелясь, смотрели ему вслед, пока он не исчез за дверью. — Он не узнал меня, — выронили губы Каллена. — О чём ты? — домин подошел ближе. — Ни о чём, — омега опустил капюшон на плечи. — Я попросил бы тебя спать сегодня не в моей спальне, Салем. Домин, открывавший перед ним дверь, протестующе вздёрнул брови. — Я не хотел бы оставлять тебя одного, особенно сейчас, когда Дархан объявил тебя своим наследником. Каллен равнодушно пожал плечами. — Наследником стал Ат-Нараш, а не я. Я лишь способ запереть его в крепости, на Севере, давно ставшем для него чужим. Мой дед добился того, чего хотел — даровал Горному Гнезду достойного главу и только вопрос времени, как быстро Гаэлль поймёт, кого ему подсунули в младшие супруги. Домин промолчал, но его ответа омега и не ждал. Он шагнул в свои покои, но остановился у порога. В его опочивальне находился Каэлл Дархан. Старик восседал в кресле-носилках, поставленном у камина с пылавшим огнём. Рядом с креслом стоял Ансельм. — Ты прав только отчасти, — заговорил первым Дархан, обнаружив, что они слышали разговор между омегой и его домином. — Зайди, Салем, — велел он, повысив голос. Хранитель исполнил приказ. Подарив ему колючий взгляд из-под кустистых бровей, Дархан-старший переключился на внука. — Мне стоило поговорить сперва с тобой, Каллен, — признал тэр, дыхание с хрипом срывалось с его потрескавшихся губ, — прежде, чем позволить Ат-Нарашу огласить подписание брачного договора, но у меня нет времени, дитя. Его осталось слишком мало, чтобы я мог пояснить тебе всё и подготовить к тому, что тебя ждёт. — Я не был достоин доверия, тэр? — Каллен тщетно пытался удержать дрожание губ. Дархан опустил веки, скрывая огорчение. Никогда ранее внук не обращался к нему, как к тэру. Жар выпаливал его, лишая сил, но полынь-трава, которую он пил на пиру вместо браги, лишая его боли, позволила держать спину прямо и говорить с прежней твёрдостью. — Ты омега рода Дарханов, — произнёс старик, открывая глаза, — а значит слова честь и долг для тебя не пустой звук. Каждый из нас, когда приходит время, отдает дань взрастившему нас месту и принимает свою судьбу. Пришла и твоя очередь сделать то, для чего ты был рождён на этот свет… — И для чего же я был рождён, — перебил Каллен голосом, звеневшим от обиды, — стать младшим мужем тому, кто возненавидит меня за обман? Он проклянёт нас обоих, когда узнает правду! — Правда… — Дархан поднял руку, останавливая внука, — правда подобна камню в воде. Зачастую видна лишь часть её, и если богам угодно скрывать остальное под тёмными водами, то кто мы такие, чтобы оспаривать их замысел? Каллен рассмеялся, нервно сжимая кулаки. — Замысел? — Ничего не происходит без воли тех, кто стоит над нами. — И в чём был замысел богов, позволивших случиться со мной этому?! — омега рванул завязки плаща, сбрасывая его на пол. Крючки, скреплявшие полы верха платья, отлетели в сторону, открывая молочную кожу, чистую, гладкую от пупка до правого соска, дальше к плечу уродливо сморщенную в пятне ожога, что тянулся на ключицу, шею, часть щеки и висок. Рука омеги откинула прядь волос, обнажая следы поцелуев огня на щеке. — Чего добивались боги, заставившие моего родителя-омегу бросить меня в очаг? — Нам не ведомо, что тогда случилось. Каэлл Дархан знал, что шрамы, укрывавшие тело его внука, были болью Каллена. С ней он боролся много лет, с того самого момента, как ещё мальчиком услышал брошенное ему в спину, бездумное в своей жестокости оскорбление от своих погодков. Ущербный… — Твой родитель сбежал, не объяснив причины своего поступка, — Каэлл протянул к нему сухую дрожащую кисть руки, но Каллен отступил назад. — А мне объяснять ничего не надо, — бросил с резкостью. — Он ненавидел меня, потому попытался убить! Но он хотя бы был честен в своей ненависти, ты же поступаешь со мной куда хуже! — Я нашёл достойного супруга, который станет заботиться о тебе, когда меня не станет… — О крепости, — выпалил омега, сжимая кулаки, — лишь о ней ты позаботился! О своём народе, об этом… проклятом богами месте! Вот о чём ты думал, но не обо мне, иначе не отдал бы меня Ат-Нарашу, зная, чья кровь течёт во мне! Этот брак — насмешка над моими жалкими мечтами! Уж лучше бы Салем не вытягивал меня из огня, дав умереть ребёнком! — Каллен… — Я хотел бы остаться один, — оборвал упрёк деда Дарующий, вскинув голову. В сиреневой глубине глаз сверкала предательская влага. Позволить вырваться слезам наружу, пока в покоях присутствуют эти трое, сыгравшие в его судьбе каждый свою роль, он себе не позволит.  — Мне нужно выспаться… Завтра меня ждёт подготовка к свадебному торжеству. Новому позору и новой лжи. Если только мой дед не сжалится надо мной и, вспомнив о любви ко мне, не разорвёт брачный договор! В комнате повисла тишина, прерываемая тихим треском прогоревших поленьев в камине. Дед с внуком сверлили друг друга взглядами. Каэлл тяжело поднялся из глубин кресла и Ансельм поспешил поддержать его под локоть. Старик пошатнулся, но на ногах устоял. — Брачное торжество состоится через три дня, — пророкотал тэр. — И ты выполнишь мою волю, как и предписывает закон, Дарующий Каллен. А иначе… будешь отречён от рода и отправишься в Храм Вдовых. Завершив свою речь, старый воин вновь опустился в кресло. В комнату по зову жреца вошли двое крепких слуг и, ухватив носилки, вынесли их из комнаты. За Дарханом потянулся Ансельм. Салем выполнил просьбу Каллена, оставив его одного, но далеко не ушёл. Домин собирался провести ночь у покоев наследника. Как только дверь за ним закрылась, Каллен, зашатавшись, осел в облако белого шёлка на пол. Плечи омеги затряслись. милрд* — то же, что и милорд. церцелла* — земная сирень.