(Почти) без слов

      Когда дверь в квартиру захлопывается, Фура с глухим ударом резко толкает Ариму к стене. Тот не сопротивляется, позволяя чужому колену вклиниться между ног и развести их, и Фура жарко прижимается к нему, придавливая всем весом к твёрдой поверхности. Приоткрытые губы Аримы так близко, его дыхание опаляет кожу, но Фура не смеет наброситься сразу – всё ещё не привык к тому, что в такие моменты ему можно всё. Его ладонь забирается под белый плащ и ложится на поясницу, сжимая проступающие мышцы и притягивая Ариму ближе, а губы касаются гладкого подбородка, наслаждаясь мягкостью кожи. Арима смыкает зубы и вдыхает сквозь них.       «Ты забываешь про правила».       Фура в ответ прикусывает его губу, а после впивается поцелуем, втирая колено в чужой пах. Он помнит правила: меньше прелюдий, больше боли, никаких нежностей, никаких разговоров. Его ладонь с силой сминает бок, а вторая рука быстро стягивает плащ с широких плеч, в то время как пальцы Аримы ловко расстёгивают рубашку Фуры. Плащ летит куда-то в сторону вешалки – сейчас не до таких мелочей, как аккуратность, особенно когда о пол ударяется первая пуговица, выдернутая слишком резко из петли рубашки.       Её звонкий удар о пол – своеобразный сигнал. Фура мысленно отвешивает себе звонкую пощёчину, чтобы наконец-то переключиться. Арима – не Бог. Сейчас он – человек, который просто хочет немного поддаться силе. И Фура должен хотя бы почувствовать себя немного сильнее.       Это сложно, чёрт бы тебя побрал, Кишо.       Фура запускает пальцы в седые волосы на затылке, сгребает их и тянет назад, заставляя запрокинуть голову. Вторая рука справляется с пуговицей на брюках Аримы, дёргает молнию и с силой сжимает стоящий член сквозь ткань трусов, слишком грубо, зато достаточно, чтобы Арима судорожно вздохнул. Фура целует шею, иногда прихватывая кожу зубами, но несильно, чтобы случайно не оставить фиолетовых следов, – Ариме будет, конечно, плевать, но Фура не готов выдавать их секрет. Арима сам расстёгивает свою рубашку, чтобы дать больше пространства для жадных поцелуев, и Фура с готовностью спускается ниже, прикусывает торчащие тёмные соски и тянет их на себя. Вот тут уже можно не сдерживаться и позволить, вернее, заставить себя метить гладкую бледную кожу. Арима откидывает голову назад, подаётся всем телом к прикосновениям, выгибаясь навстречу, и длинными пальцами перебирает тёмные пряди, когда-то давно бывшие ярко-рыжими. Фура до синяков стискивает бока Аримы, почти кусает стальные мышцы на животе и игнорирует собственное желание разложить его прямо в прихожей, хотя он уверен, что и на это Арима ничего не скажет.       Поставив тёмную метку у самого края трусов, он отрывается от его тела и выпрямляется, сминает чужие губы в поцелуе, а затем резко тянет на себя, из-за чего Арима прижимается к нему всем своим разгорячённым телом. Фура пристально смотрит в почти чёрные в темноте глаза и только взглядом спрашивает:       «Где на этот раз?»       Арима хватает его за запястье, стискивая до хруста суставов, и тянет за собой вглубь квартиры, прямо в спальню. Точно так же Арима тащил его по ночному Токио, когда у них находилась минутка, чтобы найти тёмную подворотню, где их никто не увидит. Когда они доходят до открытой двери, Фура видит заправленный футон и фыркает.       «Уже подготовился, значит».       Арима разрезает его мысль своим острым как бритва взглядом.       «Да, подготовился».       Бог Смерти никуда не делся, только сейчас это не холодная и бесчувственная машина убийства, а готовый взорваться от напряжения сосуд, который переполняют самые разные эмоции, ищущие выход. Фура боится знать, что всю жизнь испытывал и продолжает каждый день испытывать Арима Кишо, но отчаянное, почти самоубийственное желание помочь сильнее.       Стряхнув с себя гипнотическое действие чужого взгляда, Фура сдирает чужую рубашку и, наклонившись, нарочито жёстко толкает Ариму плечом в живот в сторону матраса. Арима беспрекословно подчиняется ему, отступая назад, и падает на футон. Хотя вес у него немаленький, почему-то получается почти беззвучно. Фура нависает над ним, быстро снимает его очки и, положив их подальше, стаскивает чужие брюки. Арима остаётся в одних плавках, которые прекрасно обтягивают стоящий член. Фура утыкается носом в его пах, в каком-то безумии хватает выступающую головку губами и вдыхает потрясающий запах тела Аримы, не скрытого под формой CCG. Тот выгибается под ним, разводя колени шире, невольно притирается тазом плотнее и пальцами ног теребит всё ещё застёгнутый ремень. Фура ясно чувствует намёк, потому отстраняется, снимает с себя брюки вместе с трусами и освобождается от влажноватой от пота рубашки. Оставшись полностью обнажённым, он всем телом прижимается к Ариме, придавливая его к футону и обнимая его сильное тело, и понимает, что действительно скучал.       Прикусив его ухо, Арима скрещивает руки на пояснице Фуры и подкидывает бёдра вверх. Их члены соприкасаются сквозь ткань, и Фуру прошибает током, заставляя тихо застонать от возбуждения, резко склонившись на подкосившихся локтях. Пальцами он подцепляет последнюю одежду Аримы и стягивает её вниз, проводя по нежной коже.       Абсолютно голый, Арима выглядит настолько великолепно, что на него можно смотреть вечность. Только вот сам Арима хочет совсем не этого. Его лицо остаётся спокойным и бесстрастным, но взгляд горит от болезненного нетерпения, и каждой секундой промедления Фура только ухудшает его состояние.       Фура, силой воли отведя глаза от прекрасного тела, тянется за подготовленной бутылочкой смазки, выдавливает немного себе на ладонь и растирает между фалангами. Он вводит сразу два пальца, начиная разминать твёрдые мышцы, и Арима полностью расслабляется под ним, подаваясь бёдрами навстречу, вцепившись в простыню. Его глаза прикрыты, только едва заметно подрагивают ресницы, язык скользит по пересохшим от частого дыхания губам, и Фура не может отвести взгляд от его лица, продолжая растягивать задний проход, проникая всё глубже. Когда пальцы нащупывают простату, Арима с сиплым выдохом выгибается дугой на постели, и рельеф мышц ярче проступает под кожей. Пальцы входят всё легче, оглаживая скользкие горячие стенки внутри, а Фура покрывает бесчисленными поцелуями идеальную мраморную кожу, пока губы не начинает жечь от постоянных касаний. Он смотрит на Ариму как раз в тот момент, когда тот приоткрывает затуманенные наслаждением глаза и беззвучно шепчет:       «Пожалуйста, Фура».       Лицо обдаёт жаром от новой вспышки возбуждения, а в животе всё скручивается в тугой узел, и Фура с тихим хлюпом вытаскивает пальцы из ануса и распределяет остатки смазки по головке своего члена, каждое прикосновение к которому отзывается лёгкой болью. Опершись на вытянутую руку, второй рукой он приподнимает бёдра Аримы и легко проскальзывает в жаркое нутро, которое мгновенно обхватывает его член со всех сторон и крепко сжимает, вырывая протяжный стон. Фура сводит брови от восхитительных ощущений, наклонившись, целует грудь, плечи и шею Аримы, сдерживая стоны и пока даже не рискуя делать первый толчок, чтобы не кончить сразу же. Арима зарывается пальцами в его волосы, оттягивает его от себя и настойчиво целует в губы, обхватывая ногами его бёдра и сильнее прижимая к себе. Фура опирается на обе руки и жадно отвечает на поцелуй, утопая в головокружительном запахе чужого тела, который напрочь выбивает все мысли из головы. Он делает небольшой толчок и тут же ловит губами судорожный выдох Аримы, чувствуя, как пальцы в его волосах крепче хватаются за пряди, а чужие ноги сильнее стискивают бока. Подавшись бёдрами назад, Фура толкается глубоко и резко, отчего перед глазами всё мгновенно вспыхивает, будто от молнии, а на спине проступает испарина, совсем не охлаждающая горячую кожу.       Арима отрывается от него, давая больше свободы, и откидывается на подушку, тяжело дыша. Из-за расширившихся зрачков глаза кажутся нереально чёрными, и хотя Арима сейчас полностью беззащитный, Фуре кажется, что он одним таким неприкрытым взглядом мог бы остановить толпу разъярённых гулей.       Встряхнув головой, Фура слишком резко отдёргивается, едва не поддавшись силе этого затягивающего внутрь взгляда, и, сев на пятки, проводит ладонью по обхватывающему его бедру. Кожа, покрытая серебристыми полупрозрачными волосками, шершавая и горячая, мышцы под его пальцами чуть подрагивают, но медленно расслабляются, и Фура, заведя руку за спину, берёт чужую лодыжку и мягко распрямляет ногу Аримы, задирая её вверх, к подушке. Арима не просто невероятно сильный, способный пробить куинке потолок и воткнуть его в голову гуля, но и потрясающе гибкий, а сейчас ещё и податливый, как гипс в руках скульптора. Фура прижимает его ногу к кровати, давит на колено второй, раскрывая как можно сильнее, и начинает размеренно вбиваться внутрь, полностью сосредотачиваясь на лице Аримы. Тот всё шире раскрывает рот в немых стонах, запрокидывая голову, прикусывает губу, когда Фура начинает входить резче, но, не сдержавшись, чуть слышно стонет. Его руки блуждают по груди Фуры, от наслаждения пальцы с силой сжимаются на рёбрах, и едва заметная боль от этого немного отрезвляет сознание, но когда пальцы находят соски, Фуру снова бросает в жар. Он на секунду прикрывает глаза, слепо гладит внутреннюю поверхность отведённого в сторону бедра Аримы и покрывает поцелуями его лицо. Арима уворачивается от поцелуев, выгибается и жарко дышит куда-то в сторону, и Фура понимает, что снова забылся, снова нежен. Поэтому он крепче стискивает пальцы над чужой лодыжкой и вбивается со всей силы, прикусив щеку, чтобы не издать ни звука.       Чувствуя скорую разрядку, он обхватывает ладонью член Аримы и хочет провести по нему, как вдруг его кисть сжимает железными тисками, а ещё через мгновение Арима одним движением переворачивает его на спину и садится сверху. Фура распахивает глаза, ещё даже не сообразив толком, что произошло. В обоих запястьях давящая боль, кончики пальцев немеют от того, что сосуды пережаты, а сверху нечеловечески сильное тело с ритмичными шлепками опускается на его таз. Сглотнув, Фура смотрит на Ариму и замирает: склонив голову набок, тот с ледяным спокойствием вглядывается в его растерянное лицо, сложив губы в тонкую линию.       «Я, кажется, не просил дотрагиваться до меня».       Кольцо ануса резко сжимается вокруг основания его члена, и Фура, запрокинув голову, сдавленно рычит сквозь зубы, кончая глубоко внутри. Но Арима не останавливается: он лишь немного ослабляет хватку на руках, давая крови просочиться в конечности, и продолжает насаживаться. Выдохнув, Фура опускает голову, снова кидает взгляд на Ариму и судорожно выдыхает – лучше бы не смотрел. Седые пряди закрыли глаза, и всё внимание автоматически сосредотачивается на тонких губах, по которым с каждым движением тела вниз скользит кончик языка. Даже в темноте они ярко выделяются на лице, и Фура может только бессильно наблюдать, как на особо резком движении вниз Арима прикусывает их, почти сдерживая глухой стон. Выступающий кадык скачет вверх-вниз при каждом коротком вздохе, и гибкое мраморное тело всё сильнее прогибается в спине, отчего мышцы торса натягиваются и более явно проступают сквозь кожу. Фуре хочется отвести взгляд от такого Аримы – он всё ещё считает, что ему не положено смотреть, – но не может оторваться и скользит дальше, к паху. Там он как будто в первый раз рассматривает чуть более тёмный член, мажущий головкой по мускулистому животу, и плотно поджавшуюся мошонку, а после… Фура прикусывает губу, чтобы не застонать от мгновенно пронзившей его волны крупной дрожи. Не отводя ошалевшего взгляда, он наблюдает, как его собственный член входит в задницу Аримы – самую лучшую на всём чёртовом белом свете, – а из растянутых краёв с каждым толчком вытекают белёсые капли его спермы и соскальзывают вниз, теряясь в паховых волосках. От этого зрелища в горле моментально пересыхает, а член встаёт так крепко, как будто и не кончил вовсе.       Чуть вывернув кисти, Фура как можно сильнее бьёт пальцами по предплечьям Аримы, и тот беспрекословно подчиняется, убирая руки и выпрямляясь. На бледную, чуть поблескивающую от пота кожу попадает свет фонаря за окном, покрывая её мерцающим сиянием, но Фура, чтобы снова не отвлечься, быстро кладёт ладони на ягодицы Аримы и с силой стискивает их, надавливая вниз и одновременно подбрасывая свои бёдра вверх. Арима кое-как душит вскрик в груди, но выдыхает с протяжным стоном, запрокинув голову. Его пальцы сжимаются на рёбрах до синяков, но Фура уже не обращает внимания, а продолжает глубоко входить в горячее нутро, раздвигая плотно сжатые мышечные стенки. Арима охотно двигает бёдрами навстречу, всё больше выгибаясь и раздвигая ноги шире. Он поднимает руку к волосам и плавно убирает чёлку назад, и затуманенный взгляд из-под полуопущенных век кажется Фуре одновременно и награждающим, и снисходительным в сочетании с едва заметной улыбкой.       Хорошо, но недостаточно, понимает Фура и скрипит зубами, сильнее сминая мягкую кожу на бёдрах, а потом и вовсе сдёргивает с себя Ариму – хотя очень не хочется. Тот замирает на четвереньках, опершись на одну руку, в коротком взгляде сквозит лёгкое удивление, а дальше Фура уже не может рассмотреть, потому что быстро садится и становится на колени, притираясь измазанным в смазке и сперме членом к ягодицам. Арима почти успевает лениво повернуть к нему голову, чтобы одними глазами сказать что-то нелестное о его нерешительности, но Фура кладёт ладонь ему на шею и резко давит вниз, а другой рукой заламывает Ариме руку, едва ли не выворачивая её, и резко входит в раскрытый анус. Арима не может сдержать громкий горловой вскрик, прижимаясь подбородком к простыне, и сильнее прогибается, расставляя колени шире. Фура толкается глубоко внутрь, поднимая заломленную руку ещё немного выше, и с каждым движением внутри Арима стонет всё громче и надрывнее, совсем не сдерживаясь. Его стоны впиваются в лёгкие Фуры, раздирают всё внутри, и он наклоняется, почти ложась на Ариму, целует плечи и лопатки, вылизывает позвоночник, чтобы хоть куда-то вылить свою нежность.       То, что Ариме она не нужна, выскабливает из него все внутренности, затем мышцы и тонкий слой подкожного жира, оставляя лишь кости и мешок кожи. Жестокость высасывает из Фуры жизнь и вливает её в Ариму. Это странное опустошение пробуждает в Фуре давно забытые и похороненные чувства и эмоции: несдержанность, грубость, эгоизм – его молодость. С Аримой Фура снова чувствует себя молодым рыжеволосым юнцом, а не взрослым следователем по гулям. За это – и не только – Фура готов играть по правилам Бога Смерти.       Голос Аримы почти срывается, нутро вокруг члена сжимается хаотично, как в предоргазменных судорогах, и Фура мысленно просит хотя бы не стонать так возбуждающе, чтобы продержаться ещё хоть сколько-нибудь. Он утыкается носом в мокрые седые волосы на затылке и вдыхает пряный запах пота, слизывает соль с кожи и рвано выдыхает с каждым глубоким толчком. Ладонь едет по шее Аримы ниже и, накрыв кадык, тянет назад, заставляя запрокинуть голову и выгнуться сильнее. Фура почти до хруста выворачивает руку Аримы и начинает входить с оттяжкой максимально глубоко, чувствуя, как под ладонью вибрирует полупридушенный голос Бога.       «Пожалуйста, потерпи ещё немного», – мысленно просит он сам себя, вбиваясь в растянутый анус, и прикусывает кожу на позвонках. Арима крупно вздрагивает и с затерявшимся где-то в горле стоном кончает, и мышцы кишечника сжимаются вокруг члена Фуры. Тот наконец-то отпускает себя и срывается в долгожданный оргазм, смыкая зубы на коже сильнее. Во рту появляется металлический привкус, но он не обращает на него внимания: жар тела Аримы выжег все здравые мысли, и только через несколько секунд Фура заставляет себя убрать руку с чужой шеи. Арима кашляет, и с каждым резким выдохом нутро вокруг члена подрагивает. Фура отпускает и заломленную руку, и она шлёпается на футон.       А потом Фуру накрывает: он осторожно разминает плечо Аримы, бесконечно долго целует его подрагивающие лопатки, гладит ладонью спину, бережно ощупывая рёбра и поясницу, и втягивает запах живого Аримы, а не бесчувственного Бога Смерти. Пальцы находят и укус на позвоночнике, и Фура, очень аккуратно выйдя из Аримы, оглаживает его подушечкой, надеясь, что тёмные синяки просто исчезнут, и безостановочно шепчет:       — Прости меня, прости, пожалуйста, прости…       Арима зарывается пальцами в его волосы и, притянув к себе, глубоко целует, – у Фуры всё скручивает внутри от необыкновенно мягких движений губ – а потом прикладывает лоб ко лбу Фуры и прикрывает глаза.       «Помолчи, будь добр».       Фура всё понимает, коротко кивает и отстраняется, садясь на пятки. Арима плавно переворачивается и встаёт на ноги, идёт в душ, и Фура с какой-то тоской рассматривает его широкие плечи, мускулистую спину, сильные стройные ноги, нежную кожу под коленями, белеющие при каждом шаге гладкие пятки. Так много мест, к которым хотелось бы прикоснуться ещё раз, огладить всей ладонью, чтобы чуть-чуть горела кожа, несильно сжать пальцами и поцеловать. Но Арима уже скрывается в ванной, и Фура, сидя на смятой простыне, просто ждёт, вслушиваясь в шелест воды.       Он никогда не злился по поводу того, что Арима каждый раз первым идёт в душ, как будто не хочет, чтобы запах Фуры, да и его собственный, задержались на нём лишнюю минуту. Фура каким-то внутренним чутьём понимает, что этот душ просто необходим, чтобы завершить обновление Аримы. Он горько усмехается: Арима-то обновляется. А он сам будто сгорает заживо.       Щёлкает открывающаяся дверь, и Фура неспешно поднимается, проходит мимо Аримы, который даже придерживает ему дверь – это каждый раз удивляет. Фура снова скользит удивлённым взглядом по мокрому Ариме, который держит на бёдрах полотенце, но заходит внутрь и закрывает за собой. Тело мгновенно окунается во влажный густой пар, ярко расцвеченный запахами геля для душа, чужого пота и чистого тела. Фура глубоко вдыхает, до краёв наполняя лёгкие, и, включив воду, становится под душ. Но уже через несколько секунд сползает по гладкой кафельной стене и садится на пол, согнув колени и притянув их к себе. Внутри всё рвётся на части от мучительного сочетания массы невысказанных слов, невылитых чувств и несовершённых действий и одновременно зияющей пустоты от эмоций, которые насильно взращивались в душе и сегодня были вырваны с корнем и выложены перед Богом Смерти. По телу стекает вода, а Фура глубоко дышит и сдерживается, чтобы не ударить стену и не закричать. Молодость кончилась, он снова взрослый мужчина и следователь по гулям старшего класса, ему не комильфо проявлять подобные слабости. Поэтому он медленно поднимается на ноги и со смирением смывает с себя запах человека (Бога), которого он не достоин, но в сиянии которого тоже хотел бы оказаться.       Выключив воду, он наскоро вытирается подготовленным для него полотенцем и, завязав его на бёдрах, выходит, погружаясь в сухую прохладу. На кухне что-то шуршит, и Фура идёт туда, но не решается переступить порог, оставаясь в коридоре и молча наблюдая. Арима заваривает чай, как и всегда, когда Фура остаётся у него – это своеобразная традиция, знак благодарности и в некотором роде проявление заботы, и Фура рад и этому. Движения Аримы спокойные, даже расслабленные, но всё равно очень точные – ни одного лишнего. С мокрых растрёпанных седых волос изредка капает вода, попадая на кожу и стекая вниз. Фура в очередной раз рассматривает каждую рельефную мышцу и в который раз задумывается, могли ли их отношения развиваться по-другому и когда всё пошло по этому пути. Наверное, Фура хотел бы попробовать именно это «по-другому».       «Но это уже твои проблемы», — с едва слышной усмешкой говорит он про себя.       Краем глаза он замечает, как Арима берёт две чашки с чаем, поворачивается к нему и поднимает голову. Удивительно, но Арима улыбается: едва заметно, совсем чуть-чуть, но от этого он выглядит гораздо мягче. Он протягивает руку с зажатой в пальцах чашкой, и Фура, сделав шаг вперёд, чтобы взять, благодарно кивает и принимает её. Тепло разливается по кончикам пальцев, а ещё в душе, и Фура грустно улыбается, думая, что забота всё-таки не такой плохой путь.       Он чувствует, как Арима смотрит на него, и поднимает глаза, тут же натыкаясь на пронзительный взгляд. Чёрт, значит, Арима что-то заметил в его лице.       «Всё в порядке?»       Эта фраза заново разрезает только-только наложенные на раны швы, снова давит на самое больное. Разумеется, всё в порядке. Всё так, как хочет Бог Смерти. Всё нормально. Фура уже приоткрывает рот, чтобы сказать о своих чувствах, но вдруг вспоминает расслабленную улыбку Аримы. И останавливается, утыкаясь взглядом куда-то в сторону и качая головой.       «Нет, ничего».       Арима с тихим звоном ставит свою чашку на стол и медленно подходит к Фуре вплотную. Всё пространство вокруг словно насыщается электричеством и вибрирует от напряжения, которое дрожью стекает по распаренной коже. Бог Смерти становится слишком близко, касается плечом плеча Фуры и поворачивает голову в его сторону – шею обдают спокойные выдохи.       «Говори».       Хотя Арима не произносит вслух, это слово приказом высвечивается в голове, намертво сводит все мышцы и сдавливает гортань, не давая вымолвить ничего. Мысли мечутся в голове, сложно выхватить хоть одну, и, чтобы потянуть время, Фура сглатывает и сжимает кулаки, беря себя в руки. Он снова смотрит прямо перед собой и проговаривает максимально ровно и ясно:       — Я хотел бы попробовать снизу.       Всё сознание заполнено запахом чистого тела, и Фура бесшумно втягивает его, успокаиваясь и даже не думая о том, что только что сказал и как это прозвучало со стороны. А затем чувствует резкий выдох в шею. Это Арима сейчас усмехнулся?       — Ладно, — мягко раздаётся рядом, и Фура ушам своим не верит.       Арима смотрит на его плечо, и кожа плавится под его взглядом, а сам Фура невольно краснеет, потому что только что получил согласие на то, что не продумал до конца.       — Сейчас? — тихо спрашивает Арима, и Фура, не удержавшись, во все глаза смотрит на него. Арима спокойно разглядывает его, даже с чуть более заметной улыбкой, а в глазах Фура видит что-то похожее на любопытство. Он хочет ответить: «Нет, давай в другой раз», – только вот почему-то от одного только предложения сладко поджимаются яйца, вынуждая Фуру обречённо выдохнуть:       — Да.