Глава 17 Меры предосторожности
— Поистине печальная история, — произнес отец Жозеф, когда Ришелье закончил рассказ. — Мадемуазель Дюфор проявила поразительное мужество, когда отважилась прийти к вам и просить о помиловании. — Любовь! Ее сила способна толкнуть человека на самые невероятные поступки, — развел руками кардинал и улыбнулся. При всей легкости этой улыбки, монаху на мгновение почудился в ней отсвет затаенной печали. Капуцин взглянул на часы, которые показывали без четверти четыре: — Значит вы все-таки решили ехать на бал? — Давайте не будем возвращаться к этому вопросу. — Но, согласитесь, Ла Валетт прав: вы подвергаете себя слишком большой опасности. — Повторяю, у меня нет выбора. Я дал слово Их Величествам. — Сошлитесь на нездоровье, на лихорадку, на мигрень, — кардинал поморщился: об этом недуге ему не хотелось даже вспоминать. — Людовик прекрасно знает, как тяжело на вас сказывается переутомление. Уверен, он вас поймет. — Нет, дорогой отец Жозеф, ничего этого я делать не буду, — решительно произнес Ришелье, вставая. — Я должен быть на балу как раз потому, что там может быть убийца. — Но вы же можете погибнуть! И ради чего? Ради поимки негодяя, который рано или поздно сам себя выдаст?! — взорвался отец Жозеф. — Вы совершаете страшную, непростительную ошибку! Глупость! Если вас совершенно не беспокоит собственная жизнь, то подумайте хотя бы о Франции! Страна находится на пороге войны, ваши враги, начиная с королевского двора, заканчивая Ватиканом, готовы на все, чтобы вывести вас из игры! И вы, вместо того чтобы противостоять их планам, идете у них на поводу! Нелепым образом подвергаете свою драгоценную жизнь опасности! Капуцин в порыве негодования с треском смял в руке чистый лист бумаги, и отвернулся от кардинала. Повисло молчание. Ришелье, продолжая неспешно прохаживаться по комнате, украдкой взглянул на отца Жозефа: гневная тирада монаха, которая могла быть расценена как непочтительная вольность даже между близкими людьми, ничуть не задела кардинала. Напротив, его тронула эта горячность, которая, в сущности, была не чем иным, как проявлением глубокой привязанности. — Дорогой отец Жозеф, я прекрасно понимаю и принимаю ваши доводы, но, поверьте, мне ничего не угрожает. Во-первых, король согласился воспользоваться моей гвардией: мушкетеры будут охранять помещения внутри дворца, а гвардейцы — внешний периметр и сад. Это исключит любое проникновение извне. — Только если убийцей не окажется кто-то из гостей. — На этот случай у меня приготовлено кое-что особенное. Взгляните! Ришелье приоткрыл китайскую ширму, которая скрывала угол комнаты. За ней, на стойке для доспехов висел серо-голубой приталенный дублет в стиле прошлого века. — Это что-то вроде римской lorica segmentata*, — пояснил кардинал, в ответ на вопросительный взгляд отца Жозефа. — Стальные пластины закреплены на подкладке из мягкой кожи и соединены между собой кожаными шнурками. Доспех практически бесшумный и, самое главное, незаметный для окружающий. — Оригинально. Сколько он весит? — Около двадцати килограмм. — Значит от выстрела не защитит? — Я склонен полагать, что убийца воспользуется кинжалом. Пистолет — слишком неудобное оружие для убийства в толпе. А вот кинжал, стилет, даже столовый нож — с ними доспех справится. Или, по крайней мере, сделает удар не смертельным. Бронник предлагал вариант потяжелее, но я отказался: мне ведь придется танцевать. — Да, танцевать будет одно «удовольствие», — отозвался капуцин. Кардинал удалился в спальню, чтобы переодеться, но очень скоро вернулся. На нем была белоснежная батистовая рубашка с высоким воротником из тончайшего, почти прозрачного кружева; широкие штаны сине-серого цвета были заправлены в высокие, начинающиеся от колена узкие сапоги с отворотами. Ришелье взял со стола стилет с треугольным, похожим на жало, лезвием и вложил в голенище правого сапога. — Первый раз в жизни собираюсь на бал, как на войну, — шутливо произнес кардинал, делая вид, что не замечает мрачного взгляда монаха. — Вы мне не поможете? Отец Жозеф подал кардиналу дублет. Со стороны он выглядел обычным, хотя и чрезвычайно дорогим, предметом одежды; но стоило взять его в руки, как становилось понятно: это самый настоящий доспех. Монах не без труда помог кардиналу одеться. Застегнув бесчисленное количество серебряных пуговиц, Ришелье подошел к зеркалу. Поправил воротник, надел перстень с сапфиром, пригладил аккуратно уложенные усы и повернулся к капуцину, как бы приглашая оценить свой вид. Следовало признать, Ришелье был великолепен: его седине и серым глазам невероятно шло сочетание темно-синего и серо-голубого цветов. Белый воротник и плиссированные манжеты, доходившие до фаланг тонких пальцев, подчеркивали бледность лица и узких рук. Герцог был поразительно похож на дворянина со старинных портретов времен Карла IX и Генриха III. Ришелье почти никогда не надевал светский костюм (исключением, пожалуй, служили военные походы; но даже тогда он выбирал одежды в тон мантии, как бы подчеркивая свой двойственный статус — кардинала римской церкви и генерал-лейтенанта французского короля), поэтому сейчас его вид производил особенное впечатление. — Прекрасно, Монсеньор! — одобрительно кивнул монах. — Прыгать можете? Ришелье несколько раз легко подпрыгнул. Доспехи издали едва уловимый шелест. — За музыкой и шумом не должно быть слышно. Хотя, не скрою, костюм для бала не самый подходящий. — Главное, не танцевать сальтареллу*, — отозвался отец Жозеф и вдруг нахмурился.— Монсеньор, с левой стороны груди, взгляните! Ришелье повернулся к зеркалу. Действительно, в области сердца стальные пластины были толще остальных и чуть выступали вперед. Кардинал задумался. Нужно было как-то скрыть эту деталь, сделать так, чтобы гости не обратили на нее внимание. Или же, напротив... Герцог вызвал лакея: — Эрик, попросите Лавиня срочно принести мне несколько свежих цветов из оранжереи. Тех, что в прошлом году привез де Пейреск*. Вскоре кардиналу принесли свежесрезанные цветы, не похожие ни на один известный европейцам вид: овальные, чуть закручивающиеся матовые листья, белоснежные на концах, к середине становились желтовато-оранжевыми и источали легкий аромат жасмина*. Ришелье выбрал два цветка и аккуратно приколол к левой стороне дублета: — Лучше всего бывает скрыто то, что на виду. Герцог надел перчатки, последний раз взглянул на себя в зеркало и повернулся к монаху: — Пожелайте мне удачи, дорогой отец Жозеф. Если Всевышнему будет угодно, мы встретимся с вами сегодня вечером. — Да хранит вас Бог, Монсеньор! — ответил капуцин и украдкой перекрестил герцога вслед.Глава 17. Меры предосторожности
16 июля 2021 г. в 19:31
Примечания:
* Lorica segmentata — пластинчатые доспехи, придуманные в Римской империи: https://ru.wikipedia.org/wiki/Лорика_сегментата#/media/Файл:Lorica_segmentata_from_back.jpg
* Cальтареллa — европейский танец, уходящий корнями в эпоху Возрождения. Почти полностью состоит из прыжков.
* Никола-Клод Фабри де Пейреск — французский путешественник, антиквар и астроном. По некоторым сведениям был близким другом кардинала Ришелье.
* Имеется в виду белая плюмерия (Plumeria Alba): https://cdn.shopify.com/s/files/1/0047/4637/9362/files/Plumeria_2.jpg
В описанный период этот цветок был почти неизвестен европейцам и существовал в Западной Европе всего в нескольких экземплярах. В Юго-Восточной Азии считалось, что плюмерия приносит удачу и бессмертие.