۞
Когда Себастьяну приходило в голову поразмышлять о своей жизни, он думал о ней, как о пьесе. Как и пьеса, она была разделена на два акта. Первый акт и все сцены в нём были названы «До Святой Виктории». Второй акт нёс название «Святая Виктория». Не было ни золотой середины, ничего. Было только «до» и «после». В этой пьесе Себастьяну иногда виделось, что он был бы двумя персонажами, которых играл один актёр. Это всё больше и больше казалось ему именно так. Себастьян до Святой Виктории был работящим, преданным и, что самое главное, он всегда следовал правилам. Правила же придумали, чтобы им следовали, и он всегда находил, что от этого ему только выгодней. Себастьян из Святой Виктории был не согласен. Он нарушал правила направо и налево. Он направленно шёл против указаний руководства. И даже не чувствовал за это угрызения совести. До Святой Виктории Себастьян страстно желал чего-то волнующего, возбуждающего. Сейчас у него этого было в избытке. С побега Финни прошло четыре дня. Понятное дело, все эти четыре дня Себастьян находился на грани. Это отличалось от того инцидента с Джокером. Это ощущалось. Финни не был пациентом, подвергающимся лечению, он был персоналом, кем-то, кто должен был быть в безопасности от них, кто узнал что-то, что не должен был узнать. Эти четыре дня проползли мимо со скоростью улитки. Секунды длились, как минуты, минуты, как часы, а дни почти не кончались, пока Себастьян ждал, когда его поймают за хвост. После третьего дня он начал расслабляться, ведь если они собирались действовать, тогда должны были сделать это немедленно? Себастьян должен был бы уже знать, логике нет места в психиатрической больнице. Именно на четвёртый день после побега Финни к Себастьяну подошёл один из тройняшек на его пути в больничное крыло. Эш захотел увидеть его в своём офисе. Себастьян кратко улыбнулся, повернул обратно и всё это время думал «ну, блять». Офис Эша был почти идентичен офису Клода. На самом деле в нём было даже меньше индивидуальности, если это вообще возможно. Полностью пустой лакированный стол, два одинаковых стула на одной стороне и большое вращающееся кресло на другой. В этом кресле сидел светловолосый главный санитар. Когда Себастьян зашёл в кабинет, его обоняние поразил сильный запах дезинфицирующего средства. Этот офис был безукоризненно чист, как хирургический кабинет. Ни пылинки, ни случайной бумажки не было вокруг, всё блестело так, будто бы здесь только прибрали. Эш встал с кресла и протянул руку Себастьяну, и боже, этот мужчина будто бы искупался в дезинфицирующем средстве, он так сильно им пах. — Доброе утро, Себастьян, — поздоровался Эш с искусной улыбкой, пожав его руку чуть сильнее, чем следует, а затем так быстро её отпустил, как будто само прикосновение Себастьяна его обожгло. — Доброе утро, Эш. Чем обязан? Себастьян не собирался проигрывать. Было бы неловко, если бы Эш позвал его сюда для чего-то абсолютно не имеющего отношения к делу, а Себастьян просто взял и проговорился бы. Эш был слишком любезен. Было что-то в его улыбке, которая отчаянно хотела превратиться в насмешку. То, как его глаза продолжали отрываться от Себастьяна, будто бы ему было ненавистно даже смотреть на него слишком долго. Антибактериальный гель, которым он вытер свои руки, как только отпустил руку Себастьяна, тоже об этом намекнул, конечно. — Пожалуйста, присядь. Я хотел лично поблагодарить тебя за то, что поработал за меня. Ты очень хорошо помог, — Себастьян старался не начать ухмыляться. Эшу было физически больно говорить ему любезности, их необоснованную взаимную неприязнь друг к другу было слишком сложно игнорировать. К счастью, Себастьяну мало кто нравился, поэтому у него было много практики в хорошем отношении с мудаками. — Не надо благодарностей, я был рад помочь. Ты чувствуешь себя лучше? Пожалуйста, пусть он серьёзно болен. — О, это была просто простуда, ничего серьёзного. Человек может мечтать. — Я рад это слышать, — соврал Себастьян, задумываясь, как долго Эш собирается притворяться, что улыбается, прежде чем у него сведёт скулы. — А Сиэль? Он заставил тебя поиграть в его игры, я полагаю, — Эш усмехнулся. Себастьян имитировал его монотонный смех: — Да, я пытался ему соответствовать, но он немного слишком для меня. — О, он немного слишком для всех нас, — улыбка Эша исчезла, как фильм перед титрами, они покончили с любезностями и перешли к делу. — По правде говоря, Себастьян, я тебя позвал ещё по одному поводу. Себастьян поднял бровь, на его лице отражалось только любопытство. — Не мог не заметить… твой электронный пропуск был зарегистрирован той ночью, когда ты меня подменял. На самом деле, он был зарегистрирован много раз. Чёрт. — Зачем ты бродил по зданию, Себастьян? — сказать, что всё полетело к чертям, не сказать ничего. Почему его спрашивают об этом только на четвёртый день? Он расслабился, подумал, что угроза отступила. И почему его позвали в этот раз, когда оба его похода в Комнату остались не замечены, или сказать иначе, проигнорированы. Эш снова улыбался, но той улыбкой, при виде которой любой ребёнок заплакал бы. — Это ничего. Все люди страдают любопытством, Себастьян, не вижу причины порицать тебя за это. Нет ущерба, нет и проблемы. …Что? Себастьян пытался не показывать своё недоумение, он не был уверен, что должен ответить. Это какой-то тест? Он был уверен, что причинил ущерб — одна сломанная дверь, три сбежавших сотрудника, хорошо поработал. Эш наклонился, в этот раз не избегая взгляда, переплёл пальцы друг с другом, как злодей из Бондианы. Ему не хватало только белого кота. — Мне только нужно узнать… ты выпускал Сиэля из больничного крыла, Себастьян? Себастьян не колебался, он даже умудрился прозвучать так, будто был обижен: — Конечно, нет. Сиэль решил, что со мной не интересно играть, ему стало скучно, и он вернулся в свою комнату, сказал, что плевать в потолок будет веселее, чем играть со мной, и я… ну, как вы и сказали, любопытство. Это такая неубедительная ложь. Любопытство — это когда ты бродишь по коридору, да, но открывать каждую дверь на своём пути? И, конечно, если использование его пропуска было зарегистрировано в системе, тогда и пропуск Агни? Его друг даже не должен был работать в ту ночь, у него не было оправдания. Почему его не позвали к Эшу? А что насчёт сломанной двери? О да, думал Себастьян, мне было так любопытно, что я прибег к вандализму. Эш не примет такое неубедительное оправдание. Нет, он в жопе. Они знали, что он знает, что они сделали, знали о Финни. Чёрт, они наверняка ещё думают, что он, вероятно, знает то, что узнал Финни, и о Третьем Председателе тоже, это ли не нарушение, достойное наказания? Нет сомнений, тройняшки ждут за дверью с иглами в руках, как это было с Джокером и может быть и с Финни тоже. Он же мог с ними справиться, да? Он не был новичком в драках. Трое против одного, в то же время нужно избегать иглы… — Да, очень похоже на него, — засмеялся Эш, отвлекая Себастьяна от продумывания плана побега. — Я рад это слышать, Себастьян. Пожалуйста не обижайся, я спросил потому, что, ну, ты знаешь, я работал в ночную смену ещё до того, как Сиэль появился здесь. Поэтому я знаю, каким… убедительным он может быть. Ты не будешь первым человеком, которого он обвертел вокруг пальца, и точно не будешь последним. Но ты не выпускал его, так что да. Эш встал с кресла с удивительно весёлой улыбкой, похлопал Себастьяна по плечу, обойдя вокруг стола. Себастьян принял это за знак и тоже встал. Он был сбит с толку, но в тоже время испытывал облегчение и подозрение. Он не будет смотреть дарёному коню в зубы, но разве это не было как-то слишком легко? Возможно, не так уж и легко. Когда Эш открыл дверь, его улыбка охладела, и эта ощутимая неприязнь вернулась. — Однако, стоит сказать, надеюсь, ты понимаешь, что я не могу так просто это простить без какого-либо выговора. Следовательно, боюсь, ты больше не имеешь права работать за меня, Себастьян. Он даже не успел ответить перед тем, как дверь захлопнулась перед его лицом.۞
Снова наступило то время года — психиатрическое обследование — вероятно, самая страшная вещь, стоящая рядом только с еженедельными сессиями с Фиппсом и Греем. Это происходило так: Фиппс и Грей возглавляли атаку, Джон и его верный «друг», Альберт, обеспечивали подкрепление, пока Клод сидел сзади и делал вид, что их не знает. Одного за другим ближайший санитар проводил пациентов в кабинет, который делили Фиппс с Греем. Здесь над ними насмехались и оценивали по девяти основным критериям. Это было нелюбимое занятие их всех, пациенты не желали сотрудничать, у психиатров не хватало терпения, не удивительно, почему они проводили этот осмотр лишь раз в год. Это продолжалось весь день и, наконец, Сиэля Фантомхайва сопроводили в кабинет психиатра. Он даже не успел сесть, а оценка уже началась. — Никогда в жизни расчёски не держал, пацан? — Джон даже не смотрел на Сиэля, его глаза скрывали эти смехотворные солнцезащитные очки, он смотрел на стену так, будто это самая удивительная вещь, которую он когда-либо видел. Но кукла смотрела на него. Ну, если что-то с глазами из пуговиц действительно могло на кого-то смотреть. Здорово. Даже куклы критикуют его внешний вид. Он достиг дна. Сиэль уже решил, что не будет с ними говорить. Дело было не в упрямстве, а в том факте, что он, вероятно, был лучшим терапевтом, чем кто-либо из них, а он сидел в этом месте. Кукла закатила глаза, даже не имея оных. — Теперь он немой. Язык отвалился, или его кошка съела? — А-а! У него на них аллергия, помнишь? Он бы не онемел, его бы раздуло, как дирижабль. Я думаю, он ведёт себя асоциально. Запишите это, доктор, — Грей присоединился к монологу, цыкая на Сиэля так, будто он разбил дорогую китайскую вазу. — Записал. Асоциальный, немой, раздутый, — пробормотал Фиппс, записывая слова в блокнот. Лицо Сиэля свело от попытки не хмуриться. Эти придурки только его злили. Его взгляд упал на молчаливого Клода и тот час же вернулся к стене. Он не был удивлён, но всё же испытывал неудобство от интенсивного взгляда янтарных глаз. Хотя теперь он его заметил и был более осведомлён. Он будто бы чувствовал, как его взгляд ползает по его лицу, его телу, что он видел? Он всегда чувствовал, будто бы Клод видел всё, всё, что Сиэль пытался скрыть. Он всегда чувствовал себя голым под его взглядом. Смехотворный осмотр продолжился, трое психиатров травили не реагирующего ни на что Сиэля и выдумывали диагнозы, которые им нравились. И всё это время Клод молчал, он был отдельно от группы, просто наблюдал, как и всегда. После осмотра Сиэля проводили в лазарет на медосмотр. Клод отпустил троих балбесов и сам отвёл туда Сиэля. — Здравствуй, Сиэль! Ох, почему ты не растёшь? — Доктор был болтлив, как всегда, он лучезарно улыбнулся Сиэлю, когда тот вошёл, мальчик в ответ лишь кивнул. Собственно говоря, он ни на миллиметр не вырос с прошлогоднего медосмотра, не то чтобы он измерял свой рост, его не волновали такие незначительные вещи, но мужчина хотя бы пытался. — Присядь, присядь, — Сиэль послушался, садясь на стул возле Доктора. Без дальнейших вступлений руки Доктора были на нём, они измеряли его температуру, кровяное давление и дыхание. Всё это время Доктор что-то болтал, но, если спросить позже, Сиэль не сможет сказать, что именно он говорил. Клод снова на него смотрел, облокотившись о стену возле двери, и Сиэлю понадобилась вся его выдержка, чтобы не дать ему именно то, чего он хочет. Он смотрел на Доктора так, будто бы действительно слышал его слова, фокусировался на том, чтобы не съёжиться от щупающих его рук, и боролся с желанием оттолкнуть их. По большей части он преуспел, по крайней мере, до взвешивания. — Встань здесь, нет, немного левее, так, — Доктор пробормотал, тыкая в Сиэля пока он не встал строго на середину весов. Но потом его рука оказалась чуть ниже на бедре Сиэля, и нечаянно он откинул её прочь. Доктор не оторвал взгляда от весов, кажется, даже не заметив этого, но глаза Клода сощурились. А потом Доктор сказал: — Сиэль, можешь подождать немного за дверью? Мне нужно секунду поговорить с доктором Фаустусом. Сиэль не мог не подчиниться, в нём закипал гнев. Он хотел остаться, хотел услышать, что они говорят о нём, но он знал, что лучше делать так, как ему говорят. Он облажался, попался на случайную наживку. Доктор и имел в виду секунду. Сиэль только сел на стул, как Клод вышел из лазарета. Он ничего не сказал, только поманил его пальцем, даже не остановился. Он знал, что Сиэль последует за ним, и, противясь желанию показать ему средний палец, Сиэль последовал. Местом их назначения оказался офис Клода, комната, где Сиэль редко бывал. Обычно их сеансы проходили в других частях здания, в местах, где можно было устроить беспорядок, поэтому кабинет был ему незнаком. Нахождение в комнате, принадлежащей только Клоду, заставляло Сиэля нервничать. Прежде чем сесть самому, Клод дождался, когда это сделает Сиэль. Мальчик волновался, вдруг Клод подвинет ему стул, как на свидании, или ещё что. Клод снял очки и положил их на стол, теперь не было ничего, отделяющего Сиэля от этих янтарных глаз. — Мне бы хотелось, чтобы ты сказал мне, как ты получил эти повреждения, Сиэль. Сиэль раскрыл глаза чуть шире, этот едва различимый показатель шока никто бы не заметил, никто, кроме Клода Фаустуса. Этот вопрос так удивил его, что он просто не мог говорить. Клод достал из кармана пиджака листок бумаги и прочитал: — Порез на затылке, разрез на левой ладони, несколько царапин на лице и синяки на спине. — Он снова взглянул на Сиэля, на его обычно невыразительном лице появилась загадочная эмоция: — Как ты получил эти повреждения, Сиэль? Он забыл, действительно забыл о нескольких повреждениях, полученных за последние две недели. Разве царапины не должны были уже зажить? И действительно ли Агни приложил его так сильно, что его спина была в синяках? Сиэль скрыл своё потрясение и ухмыльнулся отрепетированной ухмылкой: — Неуклюжий я, ударился о дверь, Доктор. Клод сделал вид, что не слышал ответа мальчика. На его лице снова появилась эта эмоция, которую Сиэль не хотел идентифицировать. — Кто сделал это с тобой, Сиэль? В его словах была резкость, толика чего-то такого, что Сиэль не хотел определять. Он не ответил. Конечно, он мог бы запросто придумать какую-нибудь историю о том, что поссорился с одним из пациентов, который потерял терпение и сорвался на нём, но Клод не поверит. Каким-то образом Клод всегда знал, когда Сиэль врёт, даже когда все остальные ему верили. Клод кивнул, будто бы принимая то, что Сиэль не собирается отвечать: — Кроме повреждений Доктор заметил, что ты потерял вес с последнего взвешивания. Так же у тебя есть признаки истощения. Принимая во внимание это, твои повреждения и твоё молчание, у меня нет другого выбора, как сделать вывод, что ты сам наносишь себе увечья. Прежде чем он смог остановиться, Сиэль хмыкнул, возмущение чётко было написано на его лице, и эти янтарные глаза начали смотреть на него ещё сосредоточенней. В них, несомненно, мелькнуло удовлетворение тем, что он побудил его проявить эмоцию, и Сиэль заставил себя снова сделать ничего не выражающее лицо. Конечно, он не мог сказать правду, но ложь тоже не рассматривалась как вариант. Клод поймёт, он всегда знает. Чёрт, некоторые из его повреждений он действительно нанёс себе сам. Те царапины на лице и порез на ладони точно. Не то чтобы он мог честно отрицать то, что с момента пропажи Финни плохо ел и спал. Поэтому Сиэль промолчал, и снова Клод принял молчание за утверждение. — Поэтому я увеличу число наших с тобой встреч. Теперь, вместо одного раза, мы будем видеться с тобой три раза в неделю.۞
— Они изменили тебе лекарства? В ответ ему лишь невнятно пробормотали, что он принял за отрицательный ответ. Он кивнул, проходя по комнате досуга, его костяная рука болталась сзади. Он перестал держать её на перевязи, которую какое-то время назад сделал Джамбо, она только отягощала то, что оставалось от рваной кожи. Его осмотр прошёл сносно, намного лучше всех, которые у него были, Доктор был так потрясён его рукой, что Джокеру было неуютно. Было что-то в этом мужчине, от чего у него бегали мурашки по коже, и медосмотр не помог ему развеять это чувство. Он был не в духе, не мог придерживаться своего обычного беззаботного поведения, несмотря на то, что пытался, как мог. Его компаньонов это выбило из колеи, все пациенты собрались в комнате досуга и стали обсуждать, что про них сказали. Это было традицией. — Кто-то из сотрудников странно себя вёл с тобой? Трогали там, где не надо? — даже его обычные попытки поднять настроение не помогали им, он это видел, но не мог остановиться. — Приятель, сядь уже, наконец! Я устал смотреть на то, как ты ходишь туда-сюда, — воскликнул Даггер, схватив Джокера за край рубашки, и потянул его к себе на диван. — Кажется, у нас у всех было одно и тоже, — заявила Фрэклз, — Думаю, всё, как обычно. Даггер надулся: — А вот и нет! Чёртов Док сказал, что я набрал в весе, и они посадят меня на диету, можешь в это поверить? Они и так почти нас не кормят, как я мог набрать вес? Я скоро исчезну… — Я ничего не хотела говорить, но твоя жопа в последнее время сильно поправилась, — не могла не сказать Бист, как обычно ущемляя самооценку Даггера. Сома, сидящий на страже, объявил, что санитары скоро прибудут, и группа разбежалась, Сиэль сел в своё обычное кресло. Он молчал, как делал всегда во время их перешёптываний, не делясь ни с кем, какие последствия были у его осмотра. Рассеянно он подумал, вдруг у других всё было так же. У них тоже ничего не изменилось, или они пытались скрыть свое волнение, как и Сиэль? Перспектива видеть Клода ещё чаще не радовала. Ему нужна была эта неделя между ними, чтобы оправиться, вернуть себе опору до следующего сеанса, пока Клод снова не выбьет его из седла. Пока он думал, его руки снова залезли в карманы, пальцы подкрались к той маленькой записке внутри. Даже сейчас он не мог заставить себя расстаться с ней, несмотря на то, что постоянно убеждал себя в том, что не забудет ничего снова. Он сильнее сжал бумажку, он снова их видел, видел, как трио покидает это учреждение навсегда. Он мог бы сбежать с ними. Себастьян даже сказал, что не станет его останавливать. Он мог бы забраться по стене и исчезнуть с Финни, повернуться к Святой Виктории спиной безвозвратно. Не то чтобы он верил, что тогда настанет конец, конечно, нет, но это было бы началом. Он не мог не подумать, что увеличение встреч с Клодом было в каком-то роде наказанием. У него была такая шикарная возможность получить свободу, но он ей не воспользовался, и почему? Потому что это не удовлетворяло его гордость. Идиот. Алоис схватился за ручку кресла и лёг в него со вздохом. Он кусал себя за нижнюю губу, кожа на ней была такой красной, что казалось, сейчас же из неё пойдёт кровь. От холодного красного цвета он казался бледнее, чем обычно, и в первый раз за долгое время Сиэль действительно посмотрел на своего друга. Алоис выглядел больным, и не психически. Его круги под глазами были почти такими же тёмными, как у Сиэля, он был истощён, усталость будто бы приросла к его коже. У него наступил очередной эпизод с Джимом? — Я соврал, — шёпотом признался Алоис, и если он выглядел уставшим, то звучал он просто, как труп. Сиэль поднял бровь, ожидая, когда он продолжит говорить. — Они изменили мои лекарства. Не хотел им говорить, потому что, ну, просто не хотел. Они сказали, что это будет пробным испытанием. На месяц, а потом, если оно сработает, тогда навсегда. — Как оно называется? — спросил Сиэль, сев на кресле, он тоже шептал и даже этого не заметил. — Зидрит, — ответил Алоис, щуря нос в непонимании. Сиэль тоже никогда не слышал о таком лекарстве, и это не сулило ничего хорошего. — Твоя очередь. — Фаустус увеличил количество моих сеансов. Теперь я буду видеть его каждый понедельник, среду и пятницу, — поделился Сиэль, осторожно наблюдая за лицом Алоиса. Он заметил в его глазах тень, что-то острее простой зависти, и голос Алоиса прозвучал так резко, что им можно было порезаться, когда он прохихикал: — Везунчик… Сиэль не мог ничего поделать, внезапно почувствовав беспокойство. Он видел это выражение на лице Алоиса и прежде, но никогда оно не было направлено на него. Он оторвал от него взгляд: — Попытайся вести дневник об этом Зидрите. Его действия, как его вводят, что-то в этом роде. Чем больше мы знаем о нём, тем лучше. Алоис только кивнул, он больше не выглядел таким уставшим. Сиэль не особо хорошо в этом разбирался, но, чёрт возьми, даже он чувствовал это странное напряжение, появившееся между ними. Однако он не хотел об этом думать, по крайней мере, не сейчас, когда он уже так устал и от этого дня, и от людей. Не сказав ни слова, Сиэль встал с кресла и исчез в своей комнате.۞
Себастьян присоединился к нему немного позже. Он сам был не в лучшем духе, по нему было видно, как он устал. Большая часть его дня прошла в беспокойстве, он не мог поверить, что это всё, что Эш так легко ему всё спустил. Он говорил с Агни, ничего. Ни один начальник не позвал его в свой кабинет, никто не допрашивал его, почему он использовал свой пропуск, они даже не наказали его. Это не имело смысла тогда, и это не имеет смысла и сейчас после нескольких часов раскладывания этого в его голове. Ему, правда, пора было уже перестать искать логику в больнице Святой Виктории. Много чего таилось в стенах психиатрической клиники, но логика не была этим чем-то. Сиэль оторвался от книги, кратко замечая присутствие Себастьяна. Мужчина кивнул ему в ответ и начал убирать с пола вещи. Какое-то время он боролся с этим желанием, он всё-таки не был горничной этого мальчишки, но, агх, если он будет находиться здесь ежедневно, то он хочет хотя бы видеть ковёр. Подбирая с пола валяющуюся кучу хлама, Себастьян объявил: — Эш добрался до меня. Это привлекло внимание Сиэля, с паникой в голосе он спросил: — Что случилось? — Ничего, в этом то и проблема. Всё, что я получил в наказание, это то, что Эш сказал, что меня больше не будут допускать работать в ночную смену. Сиэль хмыкнул и отложил книгу. — Это не так уж и плохо, серьёзно, особенно если то, что случилось с Финни, не повторится. Это уберёт с тебя все подозрения. Чем ты незаметнее, тем в большей ты безопасности. — Правильно, но всё же это было слишком просто. Сиэль хихикнул: — Уверяю тебя, это не так. Это не тебе приходится всю ночь терпеть Эша. У этого человека индивидуальность, как у кирпича, и такой же навык в играх. — Это да. Так как прошёл осмотр? — Мои сеансы с Фаустусом были втрое увеличены, обвинения в сэлф-харме и всё такое, — скорчил рожу Сиэль, а затем добавил совсем тихо, так, что Себастьян не услышал, — А ещё Алоис настроился против меня. Себастьян в шутку съёжился: — Бедняжка. Но должен сказать, не считая Фаустуса… у тебя хорошее настроение. Например, ты ещё не убил меня за то, что я трогаю твои вещи. Это было правдой. Хотя внешне он казался возмущён перспективой увеличения встреч с одним очень неприятным доктором, Себастьян заметил, что Сиэль был расслаблен. На слова Себастьяна мальчик ответил улыбкой. Не усмешкой, не насмешкой, а искренней почти незаметной улыбкой. — Этого следовало ожидать. В конце концов, мы пошли против больницы, Себастьян, — его улыбка раскрылась в маленькую усмешку, почти шаловливую. Он ответил с большей силой, — Мы пошли против больницы, Себастьян, и мы выиграли. Я ещё никогда не одерживал такую победу. Они могут делать со мной, с нами всё, что хотят, потому что, в конце концов, мы выиграли.