Капля активации в соционическом море

      В тёплой маленькой комнате сидела молодая девушка. Своими тонкими пальчиками она перебирала деньги, которые нужно было отдать хозяйке за квартиру.       В дверь громко постучали. Так, что хрупкие девичьи плечи вдруг резко вздрогнули. Эта странная привычка была у неё с самого раннего детства. Мать водила её по старым сморщенным бабкам-заговорщицам "выливать испуг", но, как видно, ничего вылить так и не получилось.       Переведя дыхание, она медленно поднялась с жесткого бледно-зелёного кресла, украшенного узором такого же бледного жёлтого окраса цветов, неся в руках драгоценную сумму, открыла скрипучую дубовую дверь, откуда которую залетела вихрем бойкая Хозяйка.       — Ну что, Татьяна Фёдоровна*, всё ли готово? — пропела она своим тонким голоском, повернув круглое плечико в сторону девушки, к которой обращалась. Тут же она прыжком села на кровать и звонко сама себе рассмеялась. Необычайная весёлость у неё была от крайней и самой непосредственной несерьёзности. Она блистала ею, как горностай — белизной, только без единого пятнышка. Между тем, деньгами своими располагала почти всегда верно, не тратя лишнего. В свете её любили за добрый нрав и талант деликатно спорить. Удивительным образом Княжна могла обеспечить себя и своих ненаглядных детишек. — А где же Алексей Георгиевич?* — недоумённо спросила она, обращаясь к девушке, которая всё так же стояла у двери, а в руках сжимала бережно сохранённые монеты. — Как вы бледны, голубушка, неужто что-то случилось?       — Нет-нет, что вы, всё хорошо, — ласково улыбнувшись, наклонив тёмно-русую головку, сказала девушка. — А Алёша работает. Простите пожалуйста, вот вам за квартиру, не сердитесь, мадам, что мы постоянно задерживаемся с платой, просто так...       — Да что вы, Татьяна Фёдоровна, да как я могу! — негодуя, отвечала дама, смотря на то, как её жительница так и тянется с каждым словом ближе к полу.       На удивление хозяйке, Татьяна тут же подняла свой ясный серо-голубой взор, внимательно посмотрела на неё и расплылась в приветливой улыбке. Чуть опустив голову, она повела пальцы одной руки к губам, как бы раздумывая, но тут же показала даме жест, означавший недолгое ожидание. Девушка легко оттолкнулась от двери и осторожно, как прыгают ягнята, убежала в соседнюю комнату. Там не было света, так темно, что хоть глаз выколи, и Хозяйке показалось, что девушка сейчас обязательно обо что-нибудь споткнётся и полетит на пол с жутким грохотом.       Но она тут же вернулась с кренделем в руках и, всё так же улыбаясь, подала его женщине.       — Возьмите, возьмите, передадите своим милым детям, — тихо, ласковым голоском сказала она.       — Татьяна Фёдоровна, да вы же сами крошки в рот не кладёте, обои у вас старые, вы такая слабенькая, так и рассыпаетесь, вам бы хотя бы себя накормить! — женщина хватилась за тонкие руки Татьяны.       Девушка отстранилась от доброй хозяйки и опустила глаза в пол. Ей не нравилось, когда ей говорили такие вещи и хватали за руки. Отступив, она без нажима в голосе, сдержанно попросила:       — Возьмите, прошу вас, вы меня обидите, если оставите его тут. Вы для нас столько делаете, нехорошо оставлять это без внимания, — и протянула угощение растерянной хозяйке.       — Ох, Танечка, не стоило, — между тем довольно улыбаясь, отвечала ей дама. Она взяла крендель, мимоходом поглядела на него и сунула в вышитый цветной ридикюль. Тогда Татьяне показалось, что отказывалась хозяйка только из вежливости.       В дверях они распрощались. Сверкающая улыбкой Хозяйка расцеловала Таню, которая то и дело содрогалась под её плотными руками, не в силах оттолкнуть и тем самым обидеть добрую женщину.       Поправив воланы пышной юбки, дама было собралась уходить, но кинула, выходя из дверного проёма:       — Ах, и передайте от меня лучших пожеланий Лексею Георгиевичу!       — Обязательно, — тихо ответила девушка, запирая двери.       Она ещё долго так стояла, держась за плохенькую медную ручку. Потом жалобно посмотрела на дверь и, еле шагая, упала без сил на постель. Там она лежала без чувств неизвестно сколько, всё думая. Почувствовав в себе сильное желание спать, девушка оставила на столе гореть свечу и приоткрытую дверь, как делалось всегда на случай позднего возвращения супруга.       Уже глубокой ночью двери запер высокий молодой человек. Он аккуратно положил портфель и дорожную сумку на кресло, сбросил с себя шинель и недоверчиво усталыми глазами посмотрел на девушку, тихо сопящую в самом своём синем шерстяном платьице, уложив голову между подушками.       — Таня, Танечка, — аккуратно потрепал он её за плечо. — Ты так и собираешься спать?       Она глубоко вдохнула, неуверенно открывая глаза, и тут же нашла его руку на своём плече, слабо ухватив её. Он помог ей подняться и присесть. Девушка сонно моргала и в упор смотрела на человека напротив неё, будто не могла поверить, что он наконец вернулся. Она всё ещё держала его руку и, поднеся её к своему лицу прошептала:       — Я отдала все оставшиеся деньги Хозяйке, — и на лице её растянулась виноватая улыбка. — Извини...       — Родная, а не собираешься ли ты заболеть? — отстранёно спросил молодой человек.       — Нет-нет, что ты, — девушка подняла на него взгляд и помотала головой для пущей уверенности.       — Ну вот и замечательно, — улыбнувшись, сказал он и осторожно обнял молодую супругу. — Знала бы ты, Танечка, как я там устаю, эта медицина — дело просто невозможное, — уткнувшись ей в плечо, вздыхая, говорил он.       Свеча гаснет, а холодная комната вдруг теплеет. За окном переговариваются ряды кособоких сосен, окружавших дома на окраинах северных городов. Каждый их вечер заканчивается одинаково, как и этот. Он сидит на старом ободранном креслице или на жестковатой кровати и, прикрыв глаза, дышит ей в макушку, её голова лежит у него на плече, а она смущённо улыбается. И оба знают, что лучшая жизнь ещё впереди, а пока надо работать и ждать и терпеть. А терпение — великое дело.