Маскарад

Как раз в то время, когда сознание находится на дремотной границе между сном и действительностью, Чжинки грубо выпихнул в реальность какой-то громкий звук. Взъерошенный возница сел на кровати и проморгался, гадая, приснился ли ему шум. Вокруг царила сонная размеренность. Кивающая тень от веток, стучащих в окно, черными неровными росчерками ложилась на противоположную стену, и поначалу Чжинки оцепенело считал эти спокойные кивки. Постепенно он приходил в себя, не без труда стряхивая остатки какого-то сна, и уже было засомневался, однако новый всплеск, похожий на предыдущий, развеял все его сомнения и заставил выскочить из теплой постели. Кое-как натянув штаны на короткую ночную сорочку, он вылетел за дверь, застегивая на ходу брючные пуговицы. Ночь была упоительно тиха и безмятежна. Чжинки бы даже сказал — подозрительно тиха и безмятежна. Поэтому странный шум свирепо разрывал ее на куски, своей необычной силой возрождая животный страх. Он был похож на единичное хлопанье ладоней и, возможно, хлопаньем это и было, но затем шло странное шипение: нечто среднее между грозным рычанием и шипением рассерженной кошки. Действительно странным этот звук был, но принадлежал он определенно живому существу. Проблема заключалась в том, что ни одно из известных Чжинки живых существ не издавало звуков, подобно этому. Чжинки бы, наверное, до самого мозга костей прошиб страх, предпочти он трусливо спрятаться, а не идти опасности навстречу. Но сегодня он охотник, и ему даже стало любопытно узнать, кто является причиной странных звуков. Впрочем, он догадывался, что нарушителем спокойствия вполне мог оказаться Тэмин. Не раз и не два тот шумел по ночам в своей комнате, а несколько раз юноша даже ухитрился сбежать из нее. Однако ночные стражники успевали изловить его до того, как он доберется до запертых ворот. Что в этот раз сталось с бдящими стражниками, Чжинки старался не думать, источник шума имел первостепенную важность в данный момент. Возница уже укрепился в том мнении, что бедокурит в коридоре этой темной ночью как раз таки Тэмин. Шум вел возницу за парадную дверь. Он тихонько выскользнул наружу и сбежал по немногочисленным ступеням. Что-то было неправильно, но спросонья Чжинки не удавалось понять, в чем заключалась охватившая его тревога. Он шел на звук, а тот уводил его все дальше и дальше от погруженного в дремоту дома и его по-ночному слепых окон. Теплый воздух был полон мерцающих частичек, придававших волшебства окружающему миру. Вслед за молодым человеком, перелетая от дерева к дереву, следовали маленькие хихикающие феи. Они прятались за стволами деревьев, когда Чжинки резко оборачивался, и боязливо выглядывали из-за них, когда возница продолжал свой путь. Неправильность, почудившаяся Чжинки ранее, заключалась вовсе не в магии, сжимавшей его в своих тяжелых, удушливых объятиях, а в отсутствии снега. Снег растаял в мгновение ока еще до его выхода на открытый воздух, и влагу жадно поглотила земля, взамен давшая жизнь листьям на деревьях и молодой травке на земле. Ночные цветы смело распускались, разминая затекшие лепестки, и их сладкий аромат, прозрачным нектаром бежавший по тонким красным жилам, безжалостно забивал ноздри. Чжинки направился по дорожке вдоль изгороди, замечая необычность цветов и не позволяя себе заинтересоваться их видом больше необходимого ныне. Хлопанье давно прекратилось, осталось лишь шипение, изредка взрезавшее плотный ароматный воздух. Но он уже знал, за кем еще шел по пятам. В паре десятков метров от него виднелся знакомый силуэт, хотя в его движениях не было привычной уверенности. Минхо слегка шатало, словно он был пьян, однако каким-то образом он все еще держался на ногах. Одет он был так, будто вовсе и не раздевался, а заснул в той одежде, в которую был облачен накануне, что не вязалось никоим образом с привычной аккуратностью Минхо. Непричесанные волосы большими волнами неряшливо торчали во все стороны. Впервые Чжинки видел Минхо в настолько несобранном, но, признаться, крайне романтичном виде. В нескольких шагах от загипнотизированного хозяина дома танцующей походкой двигался Тэмин. Бесформенная ночная рубашка в пол придавала ему хрупкости. Лунный свет, прошивающий ткань насквозь, вырисовывал стройные очертания его тела, отчего он становился похож на полноразмерную версию тех, кто хихикал за спиной Чжинки, разве что прозрачных стрекозьих крылышек за спиной не хватало. Но Тэмину они и не были нужны. Очевидно, он сумел каким-то образом зачаровать Минхо. Или тот забыл подновить свое заклятие. Чжинки становилось совершенно ясно, куда заманивал хозяина дома его младший брат или тот, кто притворялся его младшим братом. К выходу из этого имения. Минхо был хранителем магических ключей. Чжинки собственными глазами видел, как тот запечатывал все входы и выходы из сада. Вместе с этой мыслью явилась и другая: Чжинки вдруг понял, что он не видит уродливую версию Тэмина. В том маленьком ангелке, порхающем около Минхо, точно какой-нибудь чародей на ритуале при луне, не было ни намека на чудовище, едва не перегрызшее ему горло. При всем при том возница не испытывал и никакой тяги к нему — чары влияли на его восприятие только частично. Возможно, дело было в том, что он не являлся объектом чар Тэмина, а всего лишь подвернулся под руку и слегка дотронулся до магической канвы, покрылся этой тончайшей пудрой, но не вымазался в ней, как Минхо. Едва Чжинки собрался привлечь к себе внимание Минхо и даже открыл для этого рот, как позади него раздалось шипение. Испуганно подпрыгнув на месте, он тотчас обернулся. Воздух вокруг него всколыхнулся мягким блеском, осевшим на его плечи за всю прогулку, и поначалу исказил картинку перед глазами. Но четкость линий с легкостью восстановилась, и он обвел взглядом другого Тэмина, присевшего к земле. Этот Тэмин был таким же прекрасным, абсолютно идентичным тому, что завлекал Минхо к замку. За тем скромным исключением, что он опирался на все четыре конечности, точно кошка, заключенная в человеческое тело, и шипел в сторону Чжинки. Возница опасался увидеть в его розовом рту целый частокол острых зубов, однако зубы выглядели вполне по-человечески. Старший брат облегчено вздохнул, только сейчас сообразив, что задерживал дыхание. Мало ли какая магическая проблема превратила Тэмина в животное, он должен ему чем-то помочь и не нарваться при этом на возможный укус. Чжинки начал с того, что тихим успокаивающим голосом позвал младшего, но тот вдруг вспугнутым животным сорвался с места в сторону, противоположную той, куда шла другая пара, возглавляемая иным Тэмином. Возница в тревоге обернулся и увидел, как Минхо все в том же зачарованном сне приседает к камню, тянется рукой в сторону рисунка, появившегося здесь сразу же после их въезда. Воздух возбужденно зажужжал. Сердце Чжинки билось, как сумасшедшее, но разум сохранял спокойствие и ясность. Как только возница сделал выбор в пользу хозяина дома и быстрым шагом направился к нему, позволяя его имени сорваться со своих губ, как позади на него налетел рычащий вихрь, полный беспощадных когтей и зубов. Чжинки завертелся на месте с тяжелым грузом на плечах. Рычание подобно проточной воде заливало уши, но сбивалось при каждом резком движении, и все же спихнуть с себя нападающего у возницы при всем паническом старании не получалось. Вцепившийся в него намертво Тэмин дрался, как девчонка, бесстыдно используя запрещенные приемы, расцарапывая Чжинки кожу и не пуская его к Минхо. Возница заорал, призывая зачарованного хозяина на помощь, и тот обернулся, но на лице его обосновалось выражение полной потерянности. Он слышал призывы как сквозь вату и не видел Чжинки в упор, хотя последний крутился с Тэмином за спиной на самом виду, почти в середине поляны. — Ах ты, набор костей для супа! — завопил Чжинки, не зная, как отлепить от себя боевитого братишку и обойтись малым вредом. Наконец зверек, набросившийся на Чжинки, соскочил с него и тут же удрал в сторону, откуда разразился новым шипением, граничащим с рычанием. При всех своих способностях и скромной начитанности возница не мог подобрать слово, которое точно охарактеризовало бы звук, который он слышал. И тем более странно было слышать, как он вырывается из осторожно кружившего вокруг него Тэмина. Этот страж, вновь пригнувшийся к земле, призван был отваживать любого, выражающего намерение прервать важное действо, и обыкновенным животным он не был. Скорее всего, именно он вырубил охрану, которую Минхо приставил к Тэмину после нескольких побегов. И у Чжинки не было сомнений в том, что Тэмином он является постольку, поскольку всего лишь живет в теле брата. А еще шипит, как ободранная кошка. Будучи в сознании, Тэмин находил забавным доводить несчастных кошек до исступления, а затем передразнивать их шипение. Но человеческое шипение и рядом не стояло с кошачьим, а кошачье по степени угрозы весьма уступало этому новому рычащему шипению. На губы Чжинки легла истеричная улыбка, подпитанная страхом и усталостью. Однако какой бы оттенок она ни имела, это все же была улыбка и она привела его драчливого оппонента в недоумение. Очевидно, колесики да шарики в этой голове все еще вертелись, раз он умел удивляться, но интенсивности их движения явно не хватало для того, чтобы распознать эмоции. Чжинки мог позволить ему открыть дверь, мог сбежать вместе с ним, но не желал идти этим путем по все той же причине, по которой когда-то принял решение остаться в этом доме. Еще ни разу не пришлось ему пожалеть о сделанном выборе, как бы неимоверно его ни раздражал Минхо и какие бы ужасающие тайны о нем он случайно ни выведал. А без него Минхо не сумел бы отпереть замок. Тэмин, или его подобие, даже не подозревал о том, о чем ведал Чжинки. Без спроса возницы Минхо вплел молодого человека в часть заклинания. Если Минхо был хранителем ключей, то замок этими ключами мог отпереть только Чжинки — при условии, что знает, как звучат отпирающие слова. А Чжинки знал, хотя Минхо как мог утаивал от него нужные сведения. Но представленные судьбой случаи сводили все его попытки к жирному нулю, втихую подыгрывая беспомощному Чжинки в этой нечестной игре. Когда об этой маленькой, но немаловажной детали смекнул и Тэмин, над садом пронесся злобный рев. Огромным покрывалом он придавил к земле всех, кто под ним оказался. В дополнение к уже полученным кровоточащим порезам кровь пошла у Чжинки и из ушей. Возница, не выдержав ревущего напора, что есть силы заорал сам, пропуская это напряжение через себя с минимальным вредом, и невольно прикрыл влажные уши руками. Тэмин, находившийся рядом Минхо и секундой ранее ласково ему улыбавшийся, саданул по темноволосой голове внушительной когтистой лапой, после чего зашипел на него подобно своему двойнику. Минхо свалился темной грудой у его ног, не подавая признаков жизни. Если он и жив, то из строя выведен надолго. Чжинки вдруг одолели сомнения. Может быть, не просто из прихоти Минхо удерживал Тэмина взаперти, может быть, не забавы ради не выпускал его в свет, за исключением нескольких раз. Может, надзор этому существу был не просто нужен, но настоятельно необходим. И, может, с Чжинки он Тэмина не хотел отпускать, опасаясь, что возница не справится с этой магической мощью, и не решаясь высказать Чжинки свои соображения. Может быть, Минхо препятствовал Чжинки из нежелания оскорбить его, в присущей себе манере оберегая самолюбие гостя, или из страха получить от возницы воз и маленькую тележку оскорблений в свою сторону. Старший брат понимал опасения Минхо: сам он вряд ли бы поверил уверениям хозяина дома без сегодняшнего показательного выступления. Весьма показательного преступления, надо отметить. Тут же на них налетел холодный ветер, яростно затрепавший их легкие одежды. Губы упавшего на расчищенную промерзлую землю Минхо моментально посинели, а Чжинки почувствовал, как занемели пальцы от долгого нахождения на морозном воздухе. Ранее Чжинки казалось, что Тэмин не сумел его полностью зачаровать, на деле же младший брат не только сделал это, но сделал настолько умело, что у возницы не возникло ни тени подозрений. Ему удалось обмануть даже органы чувств. Отчего-то Чжинки знал, что так просто подобного эффекта не добиться. Тэмин силен невероятно. Невольно восхищаясь настолько искусной работой, проведенной над сознанием целых двоих человек, Чжинки бросился к Минхо, намереваясь поднять его до того, как тот отморозит себе все жизненно важные органы, однако в два прыжка его опередил стоявший позади Тэмин. Он перекрыл ему путь, угрожающе сверкая черными глазами исподлобья. Другой Тэмин уже склонился к Минхо с каким-то ужасным намерением — вырвать горло, как чудилось Чжинки. Возница не имел четкого представления, в чем заключалось намерение, зато знал, что Минхо убрать с холодного воздуха нужно как можно скорее. Рев должен был перебудить весь дом, скоро к ним на выручку кто-нибудь прибудет, а пока… Чжинки, преисполненный собственной важности в деле спасения Минхо, решительно двинулся в сторону троицы и… Споткнулся.

***

Сознание возвращалось к Минхо не сказать, что невыносимо тяжело, но крайне мучительно. Он лежал с закрытыми глазами и чувствовал вокруг себя суетное движение. А затем, найдя свое состояние вполне сносным, подал голос, заставивший всю комнату сначала замереть, а затем рассыпаться муравьиным роем по всему пространству. Из общего клубка выделилась одна знакомая ниточка и направилась в его сторону. Самым трудным оказалось открыть глаза — веки налились неподъемной тяжестью. И такое состояние поджидало каждое его пробуждение с тех пор, как он был выведен из строя несколько дней назад. Ему не становилось лучше, но и хуже в равной степени. Во взгляде семейного врача виднелась искренняя забота и беспокойство, однако Минхо знал, что его травма не имеет ничего общего с физическими повреждениями. Нежелание бороться коренится в разуме, а врачевать последний было некому. Минхо несколько устал и позволил себе ненамного расклеиться. Результат, последовавший за послаблением, оказался неожиданным. Он столько раз выхаживал Чжинки, но даже предположить не мог, насколько тому на самом деле было… хреново, другого слова и не подберешь. — Проходите, Чжинки, — произнес врач, столкнувшись с молодым человеком в дверях. Минхо резко поднял взгляд от узора на собственном одеяле. В невероятном смущении возница нерешительно переступил порог, а врач, проведя все положенные процедуры, вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. — Рад видеть вас в добром… здравии, — Чжинки запнулся, а после нахмурился, точно собирался произнести вовсе не то, что данью вежливости невольно сорвалось с его губ. Минхо улыбнулся, и эта улыбка плавно перешла в тихий смех, сообщивший хмурившемуся вознице о том, что Минхо понятны причины его смятения. Желать здоровья тому, кому от всей души пожелал бы скорейшей смерти, вполне соответствовало характеру возницы. Слишком глубоко в нем коренилась воспитанность, несмотря на место, в котором Чжинки ее привили. Машинальные, заученные на зубок фразы подтверждали, насколько крепко въелась она в него. В этом состояло своеобразное очарование и недостаток Чжинки. В этом и в его патологической правильности, от которой Минхо с удовольствием бы избавился, будь его на то воля. — Присаживайтесь. Избавленный от необходимости объясняться, возница с охотой принял приглашение. — Сегодня вы здесь в качестве моей сиделки, — пошутил Минхо. Чжинки, казалось, еще больше смутился и промолчал. — Вы спасли мне жизнь, — проговорил Минхо за неимением другой темы, не дававшей ему покоя с самого первого пробуждения. Он порасспросил своих слуг, но сколько-нибудь четкие и полные ответы мог дать только непосредственный участник событий, не фонтанировавший, однако, желанием делиться ценными знаниями. — Почему? — Могли бы просто поблагодарить, — буркнул Чжинки под нос. — Благодарю вас за то, что не остались в стороне. Мне рассказывали, что вам пришлось пойти на крайние меры. И я вам действительно благодарен, Чжинки. Чжинки только кивнул, не доверяя собственному голосу. — Я вам благодарен искренне, хотя все же не могу взять в толк, почему вы так поступили, — Минхо решил по-другому подступиться к хмурому посетителю. — Из-за Тэмина, — с явной неохотой подал голос возница. — Вряд ли бы он меня поблагодарит, когда выздоровеет, за то, что я позволил ему отнять у вас жизнь. Произнося сухую речь, Чжинки смотрел в сторону, не скрывая от собеседника нежелание встречаться с ним глазами. Несмотря ни на что он все еще верил, что хозяин дома сумеет вытащить Тэмина из того, в чем тот по уши увяз. Это ощутимо противоречило всему, что Чжинки имел свойство говорить в горячке. — Вы прячетесь за теми же причинами, что и я, — Минхо усмехнулся этой мысли. Чжинки потер пальцем солнечный зайчик, запрыгавший на подлокотнике кресла. Хозяин дома же терпеливо наблюдал за его действиями, неосознанно ожидая объяснений, зревших в голове собеседника. — Мне пришлось оглушить Тэмина, — произнес возница голосом человека, опасающегося случайно открыть бушевавшие внутри эмоции тому, от кого их следовало скрывать. — Каким образом, могу я поинтересоваться? — во взгляде Минхо появилось настороженное ожидание худшего. — Там, в том месте, где расположен магический ключ, стояла композиция из камней. — Да, — Минхо утвердительно кивнул, начиная догадываться, к чему клонит его посетитель, — она призвана подчеркивать цветущую красоту летнего сада. — Я позаимствовал один камешек, — продолжил Чжинки слабым голосом напортачившего мальчишки, осознавшего всю серьезность своего поступка. — Тогда мне это казалось единственным выходом. Холод стоял собачий, а мы на нем провели слишком долгое время. Так что этот камешек был вроде как удачной идеей. Минхо на некоторое время лишился дара речи и слегка шокированным взглядом невежливо таращился на угрюмого собеседника. Что-то новое начинал он выхватывать в этом человеке, неуютно мнущемся в кресле. — Камешек, — с нервным смешком повторил хозяин дома, перекатывая это слово на языке и пытаясь вообразить, каково это — получить этим так называемым камешком по голове. — Надеюсь, рана не очень серьезная? Чжинки мотнул головой. — Все уже зажило. — Это хорошо, — последовал облегченный выдох Минхо. Он завозился на подушках, устраиваясь удобнее, и Чжинки тут же поспешил ему помочь. Минхо с благодарностью принял его помощь, после чего возница вновь устроился в собственном кресле и замолк, потирая пальцем все тот же солнечный зайчик, прыгавший на подлокотнике кресла. — Я поднял на него руку, — потерянно проговорил вдруг Чжинки, нарушив повисшую между собеседниками неловкую тишину. — Поднял руку на того, кого люблю, ради того, кто достоин худшей из участей. — Не забывайте о причинах, Чжинки. Вы это делали ради младшего брата, а не ради меня. Чжинки стрельнул в него взглядом из-под отросшей челки. — Да, — согласился он. — Значит, вам незачем терзать себя. — Возможно. — Чжинки, вы от меня что-то скрываете? — Нисколько. Минхо утомленно вздохнул. Капризный Чжинки — то еще испытание, а так как в подобное состояние он впадал нечасто, то выматывала окружающих эта временная вредность с неимоверной силой. Сильнее всего она выматывала дружелюбно настроенных, приближающихся к нему с целью помочь. — Что теперь сталось с Тэмином? — задал Минхо иной вопрос, немало подивившись тому, что тот не пришел ему в голову первым делом. Ранее все его мысли занимал Тэмин и только Тэмин, с мыслью о нем он засыпал и просыпался. Весь его мир вертелся вокруг Тэмина. Теперь этот мир так и норовил развалиться на части. — Он спит, — Чжинки нервно поковырял этот назойливый солнечный блик, неспокойно прыгавший на подлокотнике кресла. — Мне пришлось самому его покормить. Поскольку он был немного не в себе, ваши подчиненные боялись к нему подходить ради… этого. Минхо неприкрыто рассмеялся, откинувшись на пышных подушках. Чжинки вздрогнул от того, насколько чисто и искренне звучал этот смех, и исподтишка глянул в сторону смеявшегося. Ему никогда не доводилось слышать настолько открытый смех в исполнении больного. И он даже залюбовался видом этого нового Минхо, ни с того ни с сего проступившего в суровом и крайне сухом характере хозяина дома. — Вы один из самых скупых кормильцев, каких когда-либо мне приходилось встречать, Чжинки, — отсмеявшись, проговорил Минхо. Он смахнул выступившие на глазах слезы. — Не вижу ничего смешного, — расстроено проворчал возница. — Нельзя было найти более сурового наказания для Т… того, кто совершил проступок. Тэмин, верно, полуголодный теперь сидит. — По крайней мере, не голодный, — пожал Чжинки плечами. Абсолютно не вдохновлял его способ, который Минхо нашел для кормления существа, живущего в теле Тэмина. А поэтому, несмотря на собственное желание во что бы то ни стало помочь, делился Чжинки своей кровью весьма неохотно и даже несколько брезгуя при этом. Вдруг перестал он видеть младшего брата в этом прожорливом существе, из-за чего никогда не чувствовал приятной расслабленности, в очередной раз открывая для него вену. Как следствие, у Тэмина не получалось затуманить ему разум, особенно при том минимуме стараний, которые это существо прилагало, а значит, положенного при отвратительной кормежке возбуждения Чжинки также не испытывал. Что сводило все его попытки быть полезным к едва переносимой боли и лютой ненависти к тому, кого он вроде любить должен бы. — Ваша бабушка имела честь явиться сюда и поправить ваше заклинание, — резко сменил тему Чжинки. — И сказала, что вы и есть тот сильный колдун, который ставил вам защиту. — Мне следует попросить у вас прощения, — Минхо не спускал немигающих шоколадных глаз с собеседника и голос его звучал глубоким урчанием. — Не будь я таким рассеянным в тот вечер, не отнесись к рутинной обязанности с такой безалаберностью, то вспомнил бы о том, что нужно подновить заклинание, тогда ничего бы не случилось. Вам бы не пришлось ничем жертвовать. А я положился на случай и просто заснул рядом с кормящимся Тэмином. Невиданная глупость с моей стороны. — Будет вам уже извиняться, — Чжинки передернул плечами, бегая взглядом по комнате. — Что сделано, то сделано, в следующий раз головой думать будете, а не уставшей частью тела. Главное, что вы сами понимаете, в чем ваша ошибка. — Видит Бог, благодаря вам я себя сейчас чувствую нашкодившим малышом. Чжинки пожал плечами. Слишком часто приходилось ему делать выговоры своим младшеньким во время их взросления. Он привык реагировать на их проказы спокойно и наказывать за оплошности разумно. Поэтому, наверное, в более-менее осознанном возрасте их начало волновать его мнение по тому или иному вопросу и оба, сами того не подозревая, старались его ожидания оправдать. Хотя частенько получалось иначе. Благими намерениями вымощена дорожка и в места куда хуже ада. — Вы и есть… — Чжинки с опаской поглядел на Минхо, но продолжил иначе запланированного, — сделавший ошибку человек. Пока вы учитесь на своих ошибках, все поправимо. — Темните вы, но дело ваше, — Минхо недовольно нахмурился, явно ощущая осторожность, с которой возница обходил какую-то весьма важную для него тему. Подозрение о том, что она, возможно, связана с родом деятельности Минхо, озарило больного. Неужто Чжинки вознамерился переделать его, перевоспитать? — Мое. — О нет, Чжинки, не занимайтесь бессмыслицей. — О чем это вы говорите, Минхо? — Чжинки решил прикинуться дурачком, осознавая, что тратит при этом силы впустую. — Я прожил половину своей жизни так, как прожил. Не нужно питать бессмысленных иллюзий насчет того, что вам удастся сделать из меня порядочного человека. — А вы непорядочный человек? — А вы теперь буквоед? — Приходится им быть. С вами, по крайней мере, всегда. — Я усложняю вам жизнь, — в реплике слышалась нота неуверенности и чуть сожаления. — Надеюсь, я вам тоже, — слова Чжинки наоборот несли совершенно противоположные эмоции. — Можете не сомневаться, когда вы не в духе, с вами особенно трудно иметь дело, — Минхо педантично поправил свое одеяло и снова воззрился на нервничающего Чжинки. — Рад это слышать, — ответил тот. — Рады? Вот уж не ожидал подобного от вас. — Вы меня не знаете, Минхо. Ни капли. — Пожалуй, соглашусь, — кивнул хозяин дома. — Вы всегда представляетесь мягкотелым, мягкосердечным, не способным на сколько-нибудь судьбоносные поступки человеком. А в следующий миг вы трескаете собственного брата булыжником, спасая того, кого в иной ситуации с удовольствием приложили головой о все тот же булыжник, — Минхо осуждающе покачал головой. — Я и вправду не знаю вас. Черт возьми, да мне нужно быть осторожным! — Не помешает. В комнату после вежливого стука вошла служанка с подносом, на котором дымился бульон в фарфоровой тарелке. Рядом лежали пара ломтиков какого-то темного хлеба и столовые принадлежности. Чжинки проследил за ней до самого прикроватного столика, на который она свою ношу бережно водрузила. — Экий вы суровый человек, Чжинки, — рассеяно прокомментировал его слова Минхо, подобно Чжинки следя за действиями молчаливой девушки. Возница встал, все еще наблюдая, как служанка ставит столик для кроватных трапез над недовольным Минхо. Больной же в этот момент глядел на содержимое подноса с едва скрываемым недоверием, граничащим с отвращением. Похоже, его не прельщала перспектива наполнить чем-то желудок, в то время как Чжинки ощутил собственный голод, который в данный момент и собирался утолить в столовой. — Чжинки, куда же вы, мы с вами не закончили разговор! — полетело вознице вслед. — Потом закончим, — решительно отрезал Чжинки, спешно выходя за дверь. Вину по отношению к Тэмину нужно еще пару раз заесть. И заесть очень плотно.