Маскарад

Тьма, подобно непроглядному плотному туману, затопила окрестности тяжелой чернильной волной. Видимость ограничивалась радиусом всего лишь в пару сантиметров. Невзирая на это, Ки знал, что бежит по лесу. Враждебные ветви царапали ему руки, безжалостно драли легкую одежду, хлестали по лицу. Бритвенно острые листья проходили по открытым участкам кожи, оставляя назойливые порезы. Рассеченная щека саднила. Густой воздух сковывал стремительные движения и съедал звук хриплого дыхания, застревал в глотке, не доходя до легких. Ки бы остановиться, чтобы отдышаться, отдохнуть, однако он знал, чем может обернуться секундная заминка, и продолжал бежать. Повинуясь высвобожденным инстинктам, он не оборачивался. Чуя, что не увидит за спиной ничего, кроме черной пелены, тем не менее, он не смел противиться внутреннему беспокойству, скрутившему внутренности в узел. Смотреть только вперед. Во что бы то ни стало. Он бежал, интуитивно определяя, куда поставить ногу в следующем движении. Мало-помалу страх обуял все его существо и сделал эти выверенные движения неуклюжими. Ки начал спотыкаться о невидимые во тьме ночи корни. Пару раз навернулся и тотчас же ощутил, как на момент испуганно замерло сердце в груди. Но он сумел не потерять равновесия и, со всего размаха врезавшись в ствол трухлявого векового дерева, ускорил свой бег. Цель была близка. Чем ближе он к ней становился, тем невыносимее кололо бок. Ки схватился за него исцарапанной ветвями рукой и сжал в попытке прогнать болезненное ощущение. Пока ему удавалось держаться. Пока его незримому преследователю не посчастливилось его схватить. На пути попалась очередная невидимая кочка, о которую он вновь не преминул запнуться. Внезапная боль, прострелившая лодыжку, сделала передвижение про лесу еще более мучительным. Ноги горели от интенсивных движений. Болели места ушибов и порезов. Усталость наваливалась медленно, но неудержимо. Внутренние стенки горла, казалось, превратились в лохмотья и всякий глоток воздуха давался с трудом. Но цель близка, как никогда. Эта мысль поддерживала его, не давала опускать руки. Резкая перемена освещения на время выбивает землю у него из-под ног, когда на огромной скорости из непроглядно черного леса Ки вылетает на широкую проселочную дорогу, освещенную сырно-желтой луной. Ослепленный на время ярким светом, первые секунды он не видит ничего и лишь на автомате идет влево — к источнику невыносимого света. Кашель запоздало настигает его, и Ки кажется, будто внутри него что-то разрывается. Постепенно сбившееся дыхание выравнивается, его глаза привыкают, и он начинает различать глухую стену леса, тянущуюся по обе стороны дороги. Лес зловеще перешептывается, раскачивает кривыми ветвями, угрожающе шелестит бритвенно острой листвой, обещая ему расправу в ближайшем будущем. Юноша сглатывает, морщится при появлении боли в горле и осторожно направляет свои шаги по земляной дороге в сторону светящего на горизонте диска. Ему — на тот конец дороги. Из-под ног взметается застарелая пыль, тишина давит. Ки не идет, он плетется, отгоняя от себя навязчивую мысль о том, что «еще пара шагов, и он рассыплется». Что стоит несколько километров против уже проделанного им опасного пути? Впереди бушевал океан. Ки видел, как взметнулась вода в неистовом всплеске. Он слышал рокот волн, разбивающихся о скалистую стену обрыва. Тяжелый вздох прибоя заставил его ускорить шаг. Он почти закончил свой путь. Грохот становился громче, ветер уже бил ему в лицо, оседая соленой пленкой на губах. Луна исчезла с черного небесного полотна, спрятавшись за тяжелыми тучами. Ки шел к концу дороги. К началу обрыва. Трава под ногами неприятно впивалась в кожу босых ступней. Воздух заметно похолодел, и по телу побежали первые мурашки. Только сейчас юноша заметил, что одет в свою старую приютскую одежду. Поношенные и потрепанные серые твидовые брюки висели на нем мешком, будучи на пару размеров больше даже его нынешнего размера. Ветхая рубаха без двух последних пуговиц была похожа на простыню, в спешке наброшенную на плечи. Ветер безжалостно трепал ее, забираясь за пазуху, и грозился оторвать оставшиеся пуговицы. Последние пару шагов до обрыва юноша проделал с медлительной осторожностью, опасливо глядя вперед — туда, где обрывалась дорога и в воздух то и дело с грохотом взметались соленые брызги. Буря разыгралась с такой силой, что юноша опасался, как бы ветром его не унесло к началу пути. Но нет, он вполне успешно ладит с непогодой и все ближе подбирается к пропасти. Высокая волна, пришедшая, казалось, из мест, о которых люди ни сном ни духом, с оглушающим ревом вновь разбилась о неприступную скалу и разлетелась вдребезги, обдав ноги юноши ледяной водой. Ткань брюк намокла, но шнур, выполняющий роль ремня, не позволил им сползти с ног Ки. Ветер наконец оторвал еще пару пуговиц и, словно удовлетворившись этим, начал постепенно стихать, лишь трепля края рубахи и открывая его живот выходящему из рассеивающихся туч утреннему солнцу. Солнечные лучи радостно потянулись к завороженному юноше. Ки раскинул руки в стороны, чтобы жадно впитать в себя их приближающееся тепло. Он уже представлял, как они проникают в его тело и выжигают все плохое, что в нем живет. Он готов их впустить, готов позволить наполнить себя покоем. У босых ног расцвели белые орхидеи. Внезапно из-за его спины появились руки. Грубо схватили его, перекрыли все каналы. Чужие пальцы впились в его обнаженный живот и с корнем выдрали проникшие в него неоново-желтые нити. Что-то взорвалось и засияло. Ки безмолвно закричал от боли и разочарования. Слезы непроизвольно потекли по щекам. В полубессознательном состоянии он почувствовал, как его насильно оттащили от пропасти. Он сопротивлялся и тянулся руками к спасению. Он пытался кричать и бороться. Но слышимое рядом с ухом яростное дыхание вдруг превратилось в чарующий шепот преследователя: — Останься… Внезапно раздавшийся грохот вырвал Ки из дремотного состояния. Он резко открыл глаза и не на шутку испугался, увидев перед собой черную пелену. Звук столкновения чего-то с чем-то вновь разорвал образовавшуюся на время тишину, и пьяный голос Чжинки громогласно возвестил: — Собаке собаково!.. В нос ударил сильный запах перегара, и Ки скривился, с трудом садясь в кровати. Что случилось на этот раз? После очередного грохота он почувствовал, как резко со скрипом прогнулась кровать и неприятный запах усилился. — Бушь?.. — раздалось неподалеку. Юноша зажег свечу и увидел брата, лежащего на спине поперек кровати и протягивающего задней ее спинке бутылку. — Я здесь, — скептически сообщил он Чжинки. Тот по-детски резко повернул голову на недовольный голос и, переложив бутылку в другую руку, снова протянул ее — на этот раз Ки: — Бушь?.. — еле ворочая языком, повторил он. Ощущая себя возмущенной женой, дождавшейся раздражающего мужа домой после попойки, Ки саркастично ответил: — Не бушь. Осталось только руки в бока сердито упереть, и была бы завершена картина маслом, подумал про себя Ки и неожиданно хихикнул. Но тотчас же нахмурился, не одобряя свою странную реакцию. — А-а, — только и прокомментировал брат, вновь приложившись к горлышку и пролив на себя половину содержимого бутылки. — Бэ-э, — передразнил его Ки, всерьез задавшись весьма закономерным вопросом: «Что это с ним вдруг происходит?». — Стирать сам будешь, — ехидно проинформировал он Чжинки, увлеченно сосущего спиртное из горлышка бутылки. — М-м, — не отрываясь от своего занятия, промычал тот в знак согласия и закивал. Словно в подтверждение опасений Ки, сделав неудачный глоток, он тут же поперхнулся и поспешно выплюнул все, что было у него во рту. Да с такой силой, что забрызгал противоположную стену. — Но-ос, — проныл Чжинки, схватившись вдруг за упомянутый. — Что такое? — Ки обеспокоенно бросился к нему, но замер, когда увидел, как из носа брата течет то, что тот так и не сумел проглотить. Чжинки широко улыбнулся и поморгал, подражая фарфоровой кукле. Ки же фыркнул и недовольно сложил руки на груди. — Очень смешно. — Я не виноват. Оно само, — брат показал пальцем на свой нос. — Щиплет, — пожаловался он. — Так тебе и надо, — Ки надул губы и отвернул от него голову. — Что ты как девочка, — проворчал Чжинки и удобнее сел в кровати. — Сначала доставала, доставала, а потом надулась, как лягушка с трубкой в жопе. Ки невольно прыснул. — Почему лягушка? — Потому что на лягушку похожа, — Чжинки сделал еще глоток. — Но Тэмину она не понравилась. А он в этом знает толк. Кибом почувствовал, как левого локтя коснулось что-то мягкое. Словно какое-то пушистое животное вальяжной походкой прошло мимо него. Ки с сожалением отметил, что это чувство радости и любви были адресованы не ему. Он напрягся, прислушиваясь к бормотанию брата. — Ты, что же, с Тэмином сегодня встречался? — осторожно спросил он, стараясь не наседать на Чжинки. — Встречался, — пьяно закивал тот, вспыхнув белым воздушным одуванчиком. До одури любящим и совершенно не способным к мыслительной деятельности. — И что? — Хорошо было, — мечтательно промурлыкал Чжинки, со вкусом облизывая пальцы, на которые пролил спиртное. — Много пили? — предположил Ки. — А немножко, — махнул брат рукой. — Потом его забрали, — с обидой добавил он через какое-то время. — Куда?! — воскликнул Ки, подпрыгнув на месте. Он застыл, увидев в глазах брата страх. — Прости, меня комар попытался укусить, — виновато пробормотал Ки. На пьяного Чжинки нельзя кричать, напомнил юноша себе, иначе тот зальется слезами. И тогда из него не удастся ничего вытянуть до того, как он громко захрапит, провалившись в мертвый сон. И проснется он с абсолютно чистой памятью и гудящей головой. Так было уже не раз. — Так что там с Тэмином? — боязливо поинтересовался Ки. — Потом пришли духи и забрали его. Я попросил их оставить его, но они отказали, — Чжинки мотнул головой, точно встряхивая мешок с воспоминаниями. — Они сказали… что-то… Не знаю… не помню. — А что сказал Тэмин? — Он сказал, что разговаривал с луной. И с тобой тоже, — пробормотал Чжинки, вертя бутылку в руках. — Он сказал, что он жучок. Он сказал, что он к тебе прилетал... А ко мне жучок не прилетал, — старший с укором во взгляде поглядел на Ки, точно считал его виновником свалившихся на них неприятностей. — Когда? — насторожился последний, сверля Чжинки подозревающим взглядом и игнорируя обиду в его глазах. Ему было не до пустых обид. Юноша гадал, бред ли несет напившийся брат или произнесенное все же горькая, но правда. К Ки действительно пару дней назад утром прилетал жук. Юноша в то время нежился под утренними солнечными лучами, падающими на кровать из маленького окошка прямо над изголовьем. Жук даже немного покуражился, усевшись на широкий подоконник, краска на котором пошла трещинами. Под любопытным взглядом Ки, приблизившего лицо к подоконнику, жук важно промаршировал влево, затем, тяжело развернувшись, он важно промаршировал вправо, неуклюже покружился вокруг своей оси, после чего пытливо уставился на юношу микроскопическими глазками. Однако, так не получив желанных восхищенных аплодисментов, он обиженно прожужжал что-то, развернулся и улетел ни с чем. Именно после этого визита Ки в голову пришла сумасбродная идея перекрасить волосы. Идея «из ниоткуда», не имевшая ни единой предпосылки. Мысль, которую он уже воплотил в жизнь. Ки почесал в блондинистом затылке. — Недавно, — Чжинки рыгнул, возвращая юношу в реальность. — Извини, — он прикрыл рот рукой. — Дай мне тоже, — Ки выхватил бутылку из его рук и сделал из нее изрядный глоток. — Гребанные знаки, — выплюнул он. — Какие знаки? — спросил Чжинки между делом, тянясь к своей законной бутылке, в данный момент находившейся в руках сквернословящего Кибома. — Чжинки, Тэмин пришел, когда ты уже напился? Что за бред ужравшейся кобылы ты несешь? — Я тогда только пару стаканчиков пропустил, — кивнул он. — И это не бред кобылы. И кобылы не пьют и, тем более, не разговаривают, — Чжинки поглядел на брата с таким выражением, точно подозревал у того начальную стадию шизофрении. — Уж мне ли не знать. И вообще меня заставили, — начал старший брат оправдываться, еще раз взглянув на Кибома, но в этот раз виновато. — Там в столовой у кого-то был праздник. — Чжинки, ты дурак? — с искренним интересом в голосе полюбопытствовал Ки и сделал еще один большой глоток под негодующим взглядом брата, отчаянно тянущего руку к горлышку своей бутылки. — Кибом, ты уже того? — вернул ему Чжинки вопрос. — Мне еще рано «того», я только начал, — сказал Ки, чувствуя, как перед глазами моментально принялось все расплываться. Расплываться стало и в голове: мысли развезло, как землю во время дождя. Ки попытался сосредоточиться. — Тебе одного глотка хватает, чтобы сразу «того», — вырвав бутылку из рук среднего брата, Чжинки попытался глотнуть из нее, но разочарованно поглядел на брата, не обнаружив в ней ни капли. — Тут пусто. — Да ладно, тебе вдвое больше досталось! Ты даже с Тэмином поговорил, а я — нет! — Тэмин сказал, что все время хочет есть, — ни с того, ни с сего сообщил Чжинки. — Он сказал, что его недокармливают. — И это все, что ты запомнил из вашего разговора? — съязвил Ки и довольно опрокинулся на спину. — Чжинки запомнил про еду. Чжинки вздохнул с некоторой долей обреченности. То ли в подтверждение высказанного, то ли устав от навязанных стереотипов. — Чжинки не едок, Чжинки тоже недоедает, — сообщил он Ки с обидой в голосе. — И вообще…— брат внезапно затих, потерявшись в своих мыслях. — Ну, так ты его покормил? — счастливо причмокнул Ки и вновь захихикал, став похожим на маленького ребенка, уворачивающегося от щекотки. — Ай! — он приложил ладонь к засаднившей щеке. Старший брат вдруг весь съежился и начал затравленно озираться. — Ты чего? — недоумевал Ки, потирая щеку и наблюдая за его странным поведением. — Я это… его не кормил, — опасливо прошептал Чжинки, прикрыв рукой губы. — Он не захотел. Он сказал, что я еще не умею на расстоянии. — Мда?.. — отстраненно отозвался Ки, разглядывая свои пальцы в неясном свете, исходящем от стоящего на прикроватном столике огарка. — А еще он сказал, что ты умеешь. Но ты закрыт, тебя трогать нельзя, и если он попросит тебя, его уничтожат. — О-о, — протянул Ки, пропустив пьяную речь мимо ушей. Безусловно, у него очень интересные руки, думал Ки, тщательно инспектируя упомянутые. А когда он кого-то лечит, на них вспухают противные синие вены, по которым проходит невыносимая ноющая боль. Невероятно интересные руки. Вон, Чжонхёну они тоже нравятся. — А если я потрогаю тебя, меня тоже уничтожат? — Да кому ты сдался? — Ки широко зевнул, почувствовав, как незаметно подобралась сонливость. — Да… кому?.. — Чжинки медленно раскачивался из стороны в сторону, сидя на самом краешке кровати. «Эх, у Чжинки случилась счастливая галлюцинация, — завистливо подумал опьяневший Ки. — Ну, так он сам ее к себе позвал, непрерывно думая о Тэмине, — тут же подсказал юноша сам себе. Он снова зевнул, издав при этом протяжный звук. — Мне бы тоже хотелось какую-нибудь счастливую галлюцинацию. Хотя бы во сне». — Давай спать, что ли? — предложил Ки, поворачиваясь на бок и подкладывая ладони под пораненную во сне щеку. — Давай, — с готовностью кивнул Чжинки, забираясь на кровать и неуклюже подползая к изголовью. — Я устал, — он рухнул на свое место и затих, то и дело тяжко вздыхая. — Я забыл… что-то… Ки поерзал, устраиваясь с комфортом и призывая к себе в сон события, имеющие замечательный оттенок счастья. «Чтобы проснулся и порхал весь день, как на белоснежных ангельских крыльях», — заказал он воображаемому сказочнику. Тот, внимательно его выслушав, педантично записал все пером в свой волшебный свиток, поклонился и растаял. — Потом вспомнишь, — Ки улыбнулся, блаженно закрывая глаза. Его ждут интересные сновидения. Хорошо… — Чжинки? — не разлепляя глаз, тихо поинтересовался средний брат через какое-то время. — М-м? — сонно отозвался тот. — Ты, правда, встретил Тэмина? Ответом засыпающему Ки послужил трубный храп, раздавшийся за спиной.