Маскарад

Незапланированный недельный отпуск, который любезно предоставила Мадам, подошел к концу. В какой-то степени Ки был даже этому рад. Безрезультатное блуждание по городу стало наскучивать юноше, прилагавшему слишком много усилий для достижения цели, но не получавшему никакой отдачи от своих действий. Единственное положительное событие этой недели состояло в том, что он сумел договориться о работе на должность разнорабочего на балу. Его язвы довольно быстро сошли, оставив после себя синяки. И теперь работодатели не чурались его как прежде, по ошибке принимая за больного. Эта новость подняла Ки дух. Он знал, что не прогадает, если побывает на балу. Если ему повезет, он сумеет ускользнуть с кухни и пошататься между гостями. Вполне возможно, что-нибудь важное он и услышит. Это будет хоть какой-то шаг вперед, а то в последнее время Ки терпит неудачу за неудачей. После той злополучной встречи в Академии прошло три дня, но юноша к своей неописуемой радости больше не видел Чжонхёна. Ки пришлось прожить все эти дни в вечном напряжении, настолько прилипшем к нему, что он не был в состоянии расслабиться даже в безопасных местах. Происшествие, случайным свидетелем которого он стал, настолько потрясло его, что на протяжении двух ночей до самого утра его вновь мучили кошмары, тонким следом тянувшиеся за ним весь день. Спавший с ним рядом Чжинки не подозревал ни о чем по той простой причине, что Ки даже во время очень активных снов обычно лежал неподвижно. Сам юноша старался не подавать ему поводов для беспокойства, хотя еле справлялся с водоворотом своих эмоций. Полный раздрай в голове сводил его с ума, но Ки упрямо пытался продраться сквозь этот хаос и разложить все по полочкам. Страх, ужас, смирение, раздражение, непокорность, злость, волнение, горечь, сожаление, беспокойство, тяга. И это был далеко не полный список того, что он ощущал по отношению всего лишь к одному единственному человеку. Особенно юноше был непонятен последний пункт этого списка, его причины, его следствия. Тревога, испытываемая Ки в связи с этим, не отпускала его. Куда его тянет? Для чего его туда тянет? И что он там найдет? Апогеем стал сон, увиденный им в ночь на первый после отпуска рабочий день. Сон, перевернувший весь привычный уклад. Проснувшись после него, он обнаружил, что пижамная рубашка, наглухо застегнутая им на все пуговицы, валяется где-то на полу, штаны сползли по бедрам, а он сам лежит весь взмыленный и тяжело дышит. В этот момент весь план по отгораживанию брата от своих проблем развеялся пеплом над полем. Запутавшись в сбитой простыне в попытке прикрыть почти нагое тело, вместо радостного «С добрым утром!» первым делом Ки выругался. Чжинки, натягивавший свою униформу, присел на кровать рядом с братом и ткнул пальцем в темные следы, оставшиеся на его теле после быстро сошедших язв. — Что это, Ки? — Синяки. Не видно, что ли? — слегка раздраженно просипел юноша. — Откуда они? — не отставал от него Чжинки. — Я решил перепелиным яйцом подработать на балу, — язвительно сообщил ему Ки, тщательнее закутываясь в простыню. — Почему я не знал об этом? — О моем решении? Потому что ты бы меня за сумасшедшего принял. — Перестань паясничать. Когда эти синяки появились? Ты ходил к врачу? — Я и без всяких врачей знаю, что со мной. — И что же? — Вечером в парке гулял, комарье покусало. Все воспалилось. Теперь прошло, — довольно сухо отрапортовал Ки. Чжинки вздохнул. Будучи подкрепленной сотней прецедентов из детства, эта версия лишь звучала правдоподобно, но в этот раз от самой правды она была далека. — Значит, тебе нужен крем? — когда они жили в своем провинциальном городке, Ки всегда избавлялся от последствий воспалявшихся ранок специальным кремом, который Чжинки раздобыл у торговцев запрещенными товарами. И теперь, когда он был связан с ними лично, раздобыть это своеобразное лекарство было намного легче. — Мне попробовать его достать? — предложил старший. — А ты можешь? — в голосе Ки хаотично сплелись сомнение и надежда. — Могу, — кивнул Чжинки. — М-м… Нет, не нужно, — после некоторых раздумий мотнул юноша головой и тяжело выдохнул, замерев. — Не хочу, чтобы ты снова встречался с теми людьми. А ты с ними, чуется мне, уже встречался, — он бросил подозрительный взгляд на замявшегося Чжинки. — Мне ничего не стоит… — Нет, я сказал! — Хорошо, — пошел старший на попятную, дав себе слово после работы первым делом сходить в то место, где он получил груз. — Давай, давай, — через силу помахал Ки одной рукой, удерживая другой концы простыни. — Топай на работу. Я как-нибудь сам тут разберусь. Чжинки одарил пристальным взглядом случайно проглянувший в прорезь простыни шрам от амулета, точно призывающий выдать тайну его появления на теле брата. Он прекрасно понимал, что сам Ки, застывший на кровати, словно буддийское изваяние, не скажет ни слова и даже пошлет его с его назойливой заботой куда подальше. Затем старший уделил внимание деталям, которые возмущали все его существо, но на которые он не смел Ки указывать. Как то: его проколы, украшения в которых так и подмывало сорвать, тонкие брови, бывшие некогда такими же густыми, как и у Чжинки, или краска, не смывшаяся с глаз после вчерашних домашних экспериментов с рабочим гримом. В который раз подивившись тому, что все они выросли настолько разными, под недовольное сопение Ки старший брат направился наконец к двери. После того, как за Чжинки закрылась дверь, еще минут пять юноша просидел неподвижно, будто опасаясь сделать лишнее движение, а затем, убедившись, что брат действительно ушел, он с громким стоном упал спиной на кровать, понятия не имея, что с ним происходит и как с этим бороться. И отчаянно надеясь, что Чжинки, бывавший по утрам довольно невнимательным, кроме синяков и шрама ничего необычного не заметил. И ночью не услышал, если вдруг Ки изменил своим привычкам и начал ворочаться, что, судя по сбитой простыне, и случилось. Ки чувствовал себя отвратительно. Они с Чжонхёном в его сне таким непотребством занимались, что у юноши в буквальном смысле волосы дыбом вставали. Приснившиеся ему изуверства были невероятно жестоки, однако, хуже всего не то, что Ки во всем участвовал и даже не то, что делал он это добровольно. Но извращенное удовольствие, которое юноша получал от своих действий, и последующее многократное его увеличение, когда все тот же Чжонхён едва ли не голодным зверем накинулся уже на самого Ки, подводя и хрупкое существо в своих руках и себя к грани помешательства. Впервые Ки испытывал что-либо подобное. В юношестве он завидовал своим одногодкам, в отличие от него росшим и развивавшимся, как все нормальные дети. И даже предположить не мог, что через столько лет сам проснется с первым в жизни утренним стояком, прогрезив всю ночь совсем не красивыми девушками, но поддавшись единящему безумию и окунувшись с головой в горячую патоку, нежно оплетающую по рукам и ногам шелковой лентой тошнотворного бордового цвета. Ки было очень сложно держать лицо перед братом, поскольку возбуждение уже достигло конечной точки, начав отдавать болью. Но Чжинки ушел, наконец-то оставив своего брата одного в темной комнате. Испытывая стыд и из-за того, что это с ним происходит в таком возрасте, и из-за того, что неуклонно встает перед глазами, Ки кончил с протяжным стоном всего лишь от одного неловкого движения рукой, подсмотренного в своем же сне. А позже он еще долго лежал, зарывшись пылающим лицом в подушку, и на все лады себя жалел. Ему безумно понравилось, ему хотелось еще, но и ему было невероятно противно. Для себя он выглядел просто жалко, свернувшись калачом посередине кровати и спрятав красное как маков цвет лицо в складках наволочки. Верно, не стоило Ки приписывать себя к больным и махать рукой на отсутствие какого бы то ни было интереса к отношениям с противоположным полом. Очевидно, данная область, как и многие другие, тоже стала жертвой пресловутого «позже». Сколько Ки себя помнил, он всегда отставал в развитии от своих сверстников. Позже встал на ноги, позже заговорил, позже научился читать, считать, писать. Это «позже» стало его проклятием, оно неотступно следовало за ним по пятам, из-за чего Ки не раз становился объектом для насмешек. В то время как его детдомовские одноклассники спешили жить и кидались во все тяжкие, он поневоле познавал себя медленно, шаг за шагом открывая в себе все новые стороны. А то, что не мог открыть, неохотно оставлял на более позднее время. Ки желал ускорить странный процесс и изо всех сил рвался к его завершению. Это желание тем сильнее возрастало, что Тэмин, бывший года на три младше его, развивался даже быстрее своих шустрых сверстников. Впрочем, и у него не обошлось без забавных моментов в виде девчачьей хрупкости или рыцарской чудаковатости. Где-то глубоко в душе Ки был даже рад всем этим проблемам братишки, поскольку становился не одинок в своей ненормальности. Юноша приписывал вину в замедленном развитии необычным способностям, забирающим у него всю энергию, но не был полностью уверен, правильные ли выводы сделал. Мало кто желал с ним возиться бесплатно, поэтому все, что он получил от врача — это вердикт в виде разведенных в сторону рук и печать «Здоров» в карточке. Узнав об этом, братья пытались на свой манер вылечить его, тайком поведя однажды в подпольный публичный дом, откуда Ки вскоре сбежал, крепко удерживая свои полурасстегнутые штаны. Он вполне искренне недоумевал, что такого особенного в тех назойливых девушках, больше похожих на тетенек, нашли его братья. И почему они так легко позволили стащить с себя одежду. Поскольку сам Ки не испытал ровном счетом ничего при виде блестящих от какого-то лосьона тел в затянутых корсетах. И даже слегка испугался, когда одна из девушек попыталась расстегнуть ряд пуговиц на его брюках. Ну да — он поспешно ретировался. То есть оттолкнул не ожидавшую подвоха женщину и под удивленными взглядами метнулся к дверям. Но на том его приключение не закончилось. Он еще долго блуждал по лабиринту бордовых коридоров в поисках выхода, а выбежав наконец на темную прохладную улицу, остановился, горько сожалея о своем провале. С тех пор многие оттенки красного, приближенные к бордовому, казались ему олицетворением этого позора. Единственный, кто, пожалуй, был рад стечению обстоятельств, так это приютские воспитательницы, избавленные от необходимости оберегать от него девочек и беспокоиться о том, что он совершит неверный шаг. Впрочем, Ки находил для них иные заботы, все время ставя какие-то эксперименты с медикаментами, сворованными из медпункта, и нередко испытывая полученные препараты на обидевших его одноклассниках, здраво рассудив, что уж кого-кого, а их жалеть ему не стоит. Именно благодаря своим ранним опытам, придавшим ему какую-никакую уверенность, в более сознательном возрасте он переключился на эксперименты с запахами, позволившие ему воссоздать аромат, услышанный им еще в детстве. Этот аромат он теперь и носил на себе. Поздно вспомнив о том, что сегодня ему снова выходить на работу, Ки взлетел с кровати и, бросив скомканную простыню в коробку для грязного белья, принялся носиться по комнате, отнюдь не позабыв про свои недавние переживания, но держа их на периферии сознания. Он безбожно опаздывал. Мадам никогда никому не дает отпусков, и если он после сделанного ему одолжения посмеет опоздать, то в этот раз точно навсегда попрощается с тепленьким местечком. Метеором летя по улице, он даже не озирался по сторонам, чтобы вычислить следивших за ним людей. Следят, ну и пусть следят. Главное, чтобы не вредили. Вполне может оказаться, что это вообще его тайные воздыхательницы. В приюте у него уже были такие, не дававшие ему прохода и вечно кравшиеся за ним хвостиком, не находя смелости сделать признание. Похоже, в салоне, кроме Роксаны, никто особенно по нему и не скучал. Девушка встретила запыхавшегося от интенсивной ходьбы Ки солнечной улыбкой и справилась насчет его здоровья. — Ты лежал в больнице? — с заботой во взгляде спросила она Ки. — С чего ты взяла? — Я приходила тебя навещать, но никого не застала, — сообщила она, добросовестно пытаясь спрятать терзающее ее любопытство. — Твой сосед сказал, что ты ушел к врачу, потому что у тебя какая-то редкая болезнь. Ки раздраженно закатил глаза, вспомнив реакцию Финика. — Да, я лечился. Видишь, все прошло, — он закатал рукав и показал девушке пятнистую руку. — Сосед слишком любознательный, вот и сдрейфил при виде появившихся болячек, — фыркнул он. — Хотя они кого хочешь испугают. Я сам до сих пор их с ужасом вспоминаю. — Главное, что все обошлось, — ободряюще и чуть несмело улыбнулась Роксана. — А ты? — тихо спросил Ки, чуть нагнувшись к ней. — Не боишься от меня заразиться? Девушка поначалу смешалась, почувствовав, как неуловимо переменилась атмосфера, но наученная опытом она тотчас взяла себя в руки. — Мадам сказала, что твоя болезнь не опасна, — пролепетала она, слегка отодвинувшись от него. — А Мадам откуда это знать? — недоуменно спросил Ки, выпрямившись. — Понятия не имею, — слишком поспешно ответила она, глупо выдав свою осведомленность. — Так уж и не имеешь? — скептически переспросил юноша. Роксана помотала головой. — К тебе уже целая очередь записалась, — сообщила она ему, резко переведя тему. — Почему ко мне-то? — проворчал Ки, предчувствуя новую порцию синяков на мягком месте. — Откуда ж мне знать, — пожала плечами девушка. — Они рвались именно к тебе. Даже согласились подождать до окончания твоих каникул. Ты завоевал их старческие сердца, — рассмеялась она звонко. — Да, кстати, — вспомнил вдруг Ки. — Чай… Девушка удивленно на него посмотрела. — А что с ним? — Я же забыл его у тебя забрать. — Один из клиентов забрал его у меня, когда я пожаловалась, что не могу застать тебя дома. Он сказал, что встретится с тобой по какому-то делу и отдаст сам. — Какой еще клиент? — нахмурился Ки. — Никто мне ничего не передавал. — О, так эт… — Что за болтовня? — послышался грозный голос. — Кибом, почему ты еще не на месте? — Уже иду, ключи от шкафчика хочу забрать. Роксана? — он протянул руку, и девушка положила упомянутые ему на ладонь. — Готовься, у тебя сегодня работы невпроворот, — грозно насупив брови, сообщила Мадам. — Скоро появится первый клиент. — Хорошо, — по стойке смирно выпрямился Ки. — Я буду стараться, — громко отчеканил он. Мадам услышала нескрываемую издевку в его тоне, но ограничилась лишь недовольным взглядом, прошедшимся по нему асфальтоукладочной машиной. Забрав у Роксаны какие-то документы, она удалилась в свой кабинет. Ки же, пожалевший о своей несдержанности, направился к служебной двери, обдумывая на ходу способы не пострадать от членовредительства любвеобильных посетителей. — Эй, подожди! — кинула ему вдогонку Роксана. — М? — отозвался юноша, не прерывая своего пути. — Мадам тебя до Мастера повысила. Поистине сроднившись со старым местом, Ки отказался от новой рабочей комнаты, положенной ему по должности, даже невзирая на то, что та комната была оборудована для работы не в пример удобнее. Рабочий день летел быстро, наполненный поздравлениями с возвращением и пресловутыми похлопываниями по его обтянутой черными брюками попе. Ки был тронут, узнав, что оставил свой след в памяти стольких людей и искренне старался осчастливить их своей работой. Он непрерывно сыпал комплиментами, отчего клиенты выходили из его комнаты со сверкающими глазами и широкими улыбками. Но такой отличный день не мог не испортиться. В подаренную ему бочку с медом просто не мог кто-нибудь не положить ложку дегтя. Половник. Кувшин. Перевернуть бочку, вылить мед и залить в нее деготь. Ки устало вздохнул. О приходе Чжонхёна возвестило покалывание, прошедшееся от затылка вниз по позвоночнику и разлившееся взволнованным теплом в конечностях. Юноша нахмурился, немало удивившись этой реакции, ведь он до сих пор носил амулет и расставался с ним лишь на ночь. Он был совершенно не готов так рано встретиться с Чжонхёном. Он еще не успел разобраться в себе и своих ощущениях. Особенно после сегодняшнего сна, еще свежего не только в голове, но и в памяти его тела. Ки бросало в дрожь всякий раз, когда он рисовал события этого сна перед глазами. А богатое воображение, никогда не упускавшее своего, приукрашивало воспоминание еще большими ошеломительными деталями, хотя вроде бы оно и без того было ошеломительнее некуда. Вцепившись в спинку клиентского кресла, юноша гипнотизировал отражающуюся в зеркале дверь, чувствуя приближение посетителя и с тревогой ожидая, когда тот войдет в комнату. Дверь распахнулась настежь, и в комнату вошел какой-то малолетний патлатый парнишка, показавшийся Ки смутно знакомым. Одежда на нем была новая, но шел он ссутулившись и сжавшись, точно стараясь казаться незаметным. Зеленые глаза настороженно поглядывали из-под насупленных бровей на вставшего столбом мастера. Чжонхён шел следом за мальчиком, положив руки на его плечи, будто учитель, представляющий новичка классу. — Бомми, мой маленький маг и волшебник, сделай мне из этого оборвыша ухоженного мальчика, — произнес он вместо приветствия. Потеряв дар речи, Ки кивнул и приглашающе развернул кресло. Пока мальчик неуклюже устраивался в нем, юноша пытался вспомнить, где он мог видеть его лицо. Простое, без изысков, с затаившими обиду глазами. Возможно, в том кафе, где он покупает на обед пирожные? Дети любят крутиться в таких местах. Светлые волосы мальчика находились в ужасном состоянии, очевидно, вследствие того, что его растущий организм не получал нужное количество витаминов, а волосы очень редко подвергались процедуре мытья. Скорее всего, ему еще не раз на этой неделе придется встретиться с мальчиком, поскольку за один раз устранить все проблемы Ки не считал возможным. Прикидывая примерный план работ, возясь с лечебными средствами и уже позже уйдя с головой в работу, он все время чувствовал на себе изучающий взгляд. Очень острый, требовательный и неотрывный, держащий его в нешуточном напряжении. У Ки не было квалификации, он никогда в жизни не сдавал экзамены даже в школе, но юноша испытывал странную уверенность, что предстань он перед экзаменатором, его ощущения были бы похожими. Чжонхён, казалось, ни на секунду не выпускал его силуэт из своего поля зрения, будто намертво приклеившись к нему черным взглядом. Хуже всего то, что Ки отчетливо чувствовал, как поглаживающе этот взгляд движется по его телу, на каких местах останавливается, чтобы разглядеть внимательнее, а какие критично оценивает. Всякий раз, когда он разворачивался к Чжонхёну боком, у него трусливо ёкало сердце, рождая желание немедля повернуться к этому человеку спиной. Юношу это нещадно нервировало, мешая ему нормально работать. К тому же, ему приходилось сосредотачиваться еще и на необходимости выглядеть спокойным и собранным. Показывать свое замешательство, значит, давать козыри в руки сопернику, а Ки очень хотелось выйти победителем из этой схватки. Как, впрочем, и из любой другой. В один прекрасный день эти вездесущие взгляды то от одного человека, то от другого сделают из него параноика, недовольно подумалось юноше. На какой-то миг он явственно почувствовал позабытый запах своих любимых сигарет, а на языке ощутил их вкус. Возможно, где-нибудь в этом городе он сумеет их отыскать. Ему нужна хотя бы одна маленькая затяжечка, а затем он затопчет недобычок. Это вынужденная мера позарез необходима юноше, иначе ему светит сойти с ума. Амулет не все перекрывал, хотя и крепко накрепко запирал дверь к его способностям. В случае с Чжонхёном он отчего-то не действовал в полную силу, а потому Ки знал, что у этого человека вновь голова гудит от нестерпимой боли. Он испытал чувство мстительной удовлетворенности при осознании этого факта. Не ему одному же страдать. Все в мире должно держаться в равновесии. Наконец работа была выполнена, и юноша с облегчением подумал о том, что мучиться ему осталось совсем недолго. Мальчик тут же слетел с кресла и подорвался к двери, которую для него открыл Чжонхён. — Спасибо, Бомми. — У него вши. Не забудьте приобрести средство у Роксаны. — Обязательно. В комнату вошла женщина и принялась прибираться, подготавливая кабинет к скорому появлению последнего записавшегося к нему клиента. Ки подошел к раковине и, сгрузив в нее использованные инструменты, стал их тщательно промывать. Вот так просто? Он не мог поверить. Неужели Чжонхён так просто ушел, не воспользовавшись возможностью над ним поиздеваться? Неужели Ки пронесло? Разложив инструменты на специальном полотенце, он уселся в кресло и, закрыв глаза, устало откинулся на его спинку. Воображение тотчас же сунуло ему в рот сигарету, кончик которой уже предусмотрительно тлел. Несуществующий механизм заработал со скрипом от долгого простаивания в бездействии. Спасение его нервов, отрада его души. Дымок, дымок, дымок. Дымок внутри него, дымок снаружи. Ароматный, успокаивающий, животворный. А на столике лежат вовсе не инструменты, а всякие сладости. Много-много сладостей, которыми он сейчас начнет набивать свой опустевший живот… Ки резко вылетел из полудремотного состояния, когда кто-то оперся локтями о спинку рядом с его головой и, взяв его за запястья, попытался разъединить пальцы, сцепленные на его груди в замок. Он открыл глаза, встречая расфокусированным взглядом легкую улыбку Чжонхёна, склонившегося над ним, стоя за его спиной. — Утомился? — А-а… — растерялся Ки. — Нет. — Врешь, — недовольно покачал Чжонхён головой. — Покрасней хотя бы для приличия. Сумев все-таки расцепить его руки, он поднес теплые ладони Ки к своему лицу и оставил в середине каждой по долгому восхищенному поцелую. Юноша, изумленно таращившийся, но не препятствующий происходящему, ощутил волну неожиданно сладкой дрожи, прошедшейся по телу, когда разгоряченной кожи рук коснулось чужое дыхание. Он тут же вспыхнул. И скорее от внезапного удовольствия, чем от стыда. — Вот теперь хорошо, — удовлетворенно отметил Чжонхён, глядя на его щеки, порозовевшие под слоем тона. Смутившись, Ки грубо выдернул свои руки из его хватки и попытался встать, но вновь плюхнулся в кресло. — Сидеть, — отдал приказ Чжонхён, удерживая его за плечи. — У меня сейчас посетитель будет, м-мне нужно готовиться. — Какая досада, — поцокал Чжонхён. — Я специально выбрал это время, а у тебя, оказывается, будет еще клиент. Он снова взял его руки и, перевернув их ладонями вверх, в очередной раз потянул к своему лицу. Тепло исходящее от ладоней Чжонхёна, в которых покоились кисти Ки, впитывалось в кожу последнего и перерастало в плавящий жар. Дыхание юноши ненамеренно сбилось, когда незваный гость осторожно переплел их пальцы. — Я тебя никогда не щипаю, — пробормотал Чжонхён, прикрыв глаза и уткнувшись носом в левое запястье замершего юноши. — Мне положено вознаграждение? — Какое еще к черту вознаграждение? — сдавленно прошептал Ки. — Мое вознаграждение, — прижав его руки к своей груди, Чжонхён медленно склонился к приоткрытым губам и остановился всего в паре миллиметров от них. Чтобы начать поцелуй, ему достаточно было лишь сомкнуть свои губы, с чем он, однако, не спешил. Вместо этого он ласково поглаживал большими пальцами запястья прижатых к своему сердцу рук юноши, но и только. Автоматически закрывший глаза Ки нетерпеливо выдохнул прямо ему в рот, невольно выдав свое ожидание и вызвав у склонившегося к нему человека понимающую улыбку. Чжонхён чуть отстранился, весьма довольный необычайной отзывчивостью строптивца. Но он не хочет красть его первый поцелуй. Он желает, чтобы ему его отдали добровольно. И для этого он готов еще немного подождать. — Что это? — вдруг недоуменно спросил Чжонхён, выпрямившись. Ки в удивлении распахнул глаза и увидел, как нежданный посетитель вновь подносит его правое запястье к лицу и удивленно глядит на телесного цвета пластырь, под которым скрывается небольшой шрам. Это шрам, похожий на тонкий чуть бугристый знак умножения, юноша получил еще в приюте, когда, по словам нянечки, подрался с одним из ребят. Шрам не был безобразным, имел совсем небольшой размер и совершенно не портил его внешности. Всего лишь белесый крестик. Поэтому Ки никогда не прятал от чужих глаз это забытое воспоминание из более или менее счастливого детства. Но люди в столице, видимо, были не в состоянии выносить подобные вещи, поскольку, заметив на его запястье крестик, они брезгливо шарахались от юноши в стороны. Ки оставалось только закатить глаза. Бессмысленные правила, писанные для бесхребетных амёб. Вот как он это называл. Он не желал сводить шрам шлифовкой, как делали многие, даже самые бедные жители этого города. А также не считал его чем-то уродливым. Но с заведенным порядком пришлось в какой-то степени смириться после того, как в первый же день его несколько раз по чьей-то наводке задержали патрульные. Задержали и, рассмотрев шрам, тут же отпустили, предупредив, что его остановят еще не раз, если он не уберет с глаз свою метку. Эти препоны, досадные кочки на пути Ки неимоверно его раздражали, поэтому уже на следующий день он залепил памятный знак кусочком пластыря, идеально сливавшимся с цветом кожи. Отпустив его левую руку, одним резким движением Чжонхён содрал пластырь с запястья Ки, отчего последний сердито зашипел. — Так-так, — протянул он насмешливо. — Посмотрите-ка, что у нас здесь. Правила нарушаем? — Ничего я не нарушаю, — вспылил Ки. — Я всего лишь временный житель этого города, поэтому имею право не сводить свои шрамы. Чжонхён молча разглядывал крестик, то поднося чужое запястье близко к глазам, то отводя его от себя на довольно большое расстояние. — Тогда и не прячь их, Бомми, — сказал он наконец. Чжонхён поглядел сначала на то место на рубашке Ки, где согласно его воспоминаниям располагался шрам от амулета, а затем укоряюще заглянул в глаза самого юноши. Тот ошалело открыл рот. — Не понял… — Откуда он у тебя? — Я не помню. В детстве получил. — Ходи без пластыря, — Чжонхён смял кусок означенного в руке. — Не смей скрывать этот… знак. — Но как же… — хотел было возразить Ки. — Позадерживают, позадерживают и перестанут, — отрезал его посетитель. — Ты особенный, Бомми, не нужно утаивать это от остальных. Слышишь? — Чжонхён вновь приблизился к лицу Ки и хитро улыбнулся при виде его тотчас закрывшихся глаз. Такая покладистость ему импонировала и лишь подстегивала желание поиграть с непокорным мальчишкой. Проигнорировав тихий вздох, он прижался губами к жилке, взволнованно пульсирующей у подбородка Ки. Юноша дернулся от неожиданности и чуть напрягся. Но постепенно мягкость и чувственность поцелуя уверила его в безопасности происходящего. Ки осторожно и недоверчиво расслабился, позволив чему-то беспрепятственно перемешаться с кровью и течь по венам, расходясь по каналам этой сети во все уголки разнежившегося тела. То тут, то там вспыхивали огоньки и кругами расплывались по коже. Ки будто попал под дождь из наэлектризованных мерцающих частичек. Всего лишь легкое касание к шее, а он уже летает в пушистых ватных облаках, рассеянно укорил юноша сам себя. И даже не шелохнулся в попытке что-нибудь изменить. Невесомое касание. Щекочущее, перемешанное с горячим дыханием, мурашками разбегающееся по коже. Очень приятное… В дверь постучали, грубо вырвав юношу из странного томного состояния. Затрепетали черные ресницы и резко открылись глаза. Ки глядел на лепной узор на потолке, с трудом приходя в себя. Переход в реальность был тягостным и мучительным. — Что ты там делаешь? Зачем запер дверь? Посетитель уже пришел, — кажется, голос, глухо звучавший за дверью, принадлежал рассерженной Таре. — Д… д-да, сейчас, сейчас, — просипел Ки, все еще нежась под лаской чужого дыхания на своей шее. — Давай быстрее, заканчивай свои дела, какие они у тебя там, — проворчала девушка. Ее бурчание затихало по мере того, как она удалялась по коридору в сторону приемной залы. — Удачного завершения дня, Бомми, — намеренно выдохнул ему прямо в ухо Чжонхён и наконец-то отпустил. Мягкий ароматный ветерок коснулся чувствительной кожи юноши. Послышались шаги, затем звук поворачиваемого в замке ключа и тихий скрип двери. А потом стихло все, кроме громкого стука бешено бьющегося сердца Ки. Он вспомнил. Он видел этого мальчика не в кафе, где обычно обедает. Но в заведении напротив. Он видел его забившимся в угол. Он видел его, с ужасом наблюдающим за тем, как избивают его отца.