Маскарад

Выйдя из душной конторы на свежий вечерний воздух, Чжинки облегченно выдохнул. Дело было сделано, посылка отправлена, хотя не обошлось без щекотливых ситуаций, в которых его выполнение висело на волоске. Тут-то Чжинки и пришлось вспомнить свое детство и врать напропалую. И хотя лгать он, при всей своей наивности, умел мастерски, он редко пользовался этим и вообще не одобрял подобных действий. Но в нынешних обстоятельствах ему не оставалось ничего иного, раз он решился на столь рискованную авантюру. — Да-а, это тебе не нянечки, — тихо выдохнул Чжинки, вспомнив, как, бывало, прикрывал частые шалости своих подопечных перед строгими детдомовскими воспитателями и наставницей. Работник таможни на железнодорожном вокзале, откуда Чжинки было необходимо отправить партию запрещенных товаров, недоверчиво сверлил молодого человека своими почти желтыми глазами. И даже после тщательной проверки самого груза и приложенных к нему документов не желал отпускать его с миром, чуя подвох, но не в состоянии оный отыскать. Чжинки старался избавиться от нервозности, пытался выглядеть как можно невиннее и беззаботнее и со всей искренностью уверял мужчину в чистоте своих намерений. Он толком и не помнил, что наврал суровому дядьке, и, кажется, в отчаянии даже приют и детдомовских детей приплел, за что сейчас себя немало бранил. Но этой его глупости находилось слабое оправдание: человек, у которого он сегодня принял груз, своим видом буквально вытряс из него всю смелость, оставив убежденность в том, что он обязан все правдами или неправдами отправить товар. Иначе ему несдобровать. Безусловно, Чжинки был предупрежден о том, что ему придется контактировать с разными людьми, поэтому ему следовало быть максимально осторожным. И человек, с которым ему пришлось иметь дело сейчас, был прямым подтверждением тем словам. Он производил впечатление личности безжалостной, способной ради цели пойти на любые жертвы, физические и моральные. Насколько Чжинки понял, его имя было довольно известно в их районе, если не во всем городе. Многие жители никогда в лицо не видели этого человека, тем не менее, стоило кому-то где-нибудь произнести «Ким Чжонхён», как окружающие дружно поеживались и начинали шушукаться по углам, способствуя рождению все новых вездесущих слухов. Чжонхён был Чжинки незнаком, но отчего-то последний не мог отделаться от ощущения, будто ему уже доводилось сталкиваться с этим человеком. Быть может, он был одним из его клиентов? Его внешность, несомненно, достаточно примечательная, поразила Чжинки так же, как и внешность его нового знакомого, имени у которого он не додумался испросить. Но через трудолюбивого возницу за день проходило так много клиентов, что он приноровился не вглядываться в их лица. Непреходящая усталость вынудила его смотреть сквозь них, как сквозь стекло, не запоминая ни черт, ни жестов, ни даже голоса. Исключение составляли, пожалуй, люди, которые с ним заговаривали насчет портрета Тэмина, но таких было прискорбно мало. Тогда почему Чжонхён кажется ему смутно знакомым? Если он сталкивался с ним ранее, значит, слухи об ауре, витающей вокруг того, были правдивы, и Чжинки узнал этого человека не по внешности? От этой мысли у него голова кругом пошла, поэтому он решил не думать об этом до лучших времен. Стоило подробнее об этом расспросить Ки, который в отличие от самого Чжинки был довольно сведущ в этой области. Чжонхён самолично передал груз Чжинки, как говорится, «с рук на руки» и попутно дал несколько полезных наставлений. Выглядел он при этом довольно бесстрастно, однако молодой человек подозревал, что за маской безразличия кроется желание познакомиться с ним, возможно, узнать, кто он такой и с какими намерениями прибыл в город. Оно и понятно. Скорее всего, Чжинки еще и проверка на вшивость ждет. И тот намерен был с блеском ее пройти. Не потому что он этого хотел — у него просто не оставалось другого выхода. Чжинки видел, насколько расторопно работники выполняли указания хозяина, и ему невольно пришло в голову, что, несмотря на возраст, этот человек имел впечатляющую репутацию, шедшую несколькими шагами впереди него и пресекающую любое неповиновение. Приближенные к нему вели себя смелее тех, кто выполнял мелкие поручения и грязную работу, но и те и другие не могли чувствовать себя свободно в его присутствии. Чжинки не требовалось быть ясновидящим, чтобы понять это. Все лежало как на ладони. Глядя на лебезящее поведение окружающих и всеобщее напряжение, Чжинки с легкостью сделал вывод, что вряд ли в мире нашелся бы кто-нибудь, кто осмелится перечить Чжонхёну. Хотя нет, тотчас же поправил он себя, есть один такой вредный человек, у которого и клубника станет вишней, если он удумал варить вишневое варенье. Ни в коем случае нельзя, чтобы Ки каким-либо образом встретился с Чжонхёном, забеспокоился Чжинки. Иначе не сносить ему его гениальной головы, уже не раз доставлявшей юноше неприятности своей поразительной несговорчивостью. Мало кто выдерживал капризы Кибома, когда у того было плохое настроение, а портилось оно у него на удивление быстро. И никакое ангельское терпение не сможет посоревноваться с этой безумной переменчивостью. К примеру, накануне вечером, придя домой после тяжелого дня, Чжинки намеревался растормошить спящего брата и рассказать о том, как днем он случайно познакомился с тем самым «подозрительным брюнетом». Вопреки установившемуся обычаю, Ки не спал. Хотя свеча была задута, Чжинки отчетливо слышал взволнованное тяжелое дыхание среднего брата. Ему даже показалось, что тот облегченно выдохнул, когда старший осторожно поинтересовался, спит ли он. Обычно молодой человек старался не докучать Ки бесполезными расспросами о его проблемах, поскольку знал, что тот все сам расскажет. В случае если Ки действительно захочет поделиться наболевшим, его не остановит ничто. Он вполне мог поднять брата посреди ночи и, нервно потирая запястье, выложить Чжинки все, что его гложет. А потом вновь растолкать старшего брата, беззастенчиво заснувшего в сидячем положении, и выложить ему все повторно. Оставлял его настойчивый юноша в покое только после того, как уверялся, что до отключенного сознания Чжинки дошел весь ужас ситуации, в которой он оказался. Ки мог вести себя очень скрытно и держать проблемы в себе, но в таком случае пытаться чего-нибудь от него добиться было чревато скандалом, щедро пересыпанным нецензурной бранью и правдой о том, насколько бестолковыми родились его назойливые братья. Когда встревоженный Чжинки зажег свечу, на миг ему показалось, что в глазах Ки проскользнула тень страха. К тому же он выглядел так, словно очень долго плакал навзрыд. Подтверждением тому был и тот факт, что братишка все время шмыгал носом. Старший брат забеспокоился пуще прежнего, но Ки вяло отговорился тем, что простыл из-за открытого окна в его рабочей комнате, которое кто-то забыл закрыть на ночь. Чжинки сделал вид, что поверил этой неуклюжей лжи и не стал развивать щекотливую тему, переключившись на собственную ошеломительную новость. Вот тогда он, наверное, испытал неподдельное разочарование, не получив со стороны истеричного брата должной реакции. Сидя в позе лотоса посередине огромной кровати, Ки слушал его. И довольно внимательно. Однако в то же время он выглядел слишком отстраненным, мыслями отсутствуя в комнате. Чжинки ожидал от Ки воплей о том, что старший не только имени незнакомца не сподобился узнать, но даже ничего толком не расспросил насчет Тэмина. И вообще на слово поверил этому человеку, об искренности которого еще бабка надвое сказала. Чжинки даже приготовился защищаться, подготовил с десяток аргументов, начиная от «Я растерялся» и заканчивая «Я знаю, где его можно искать». Он вполне четко осознал свою оплошность и уже сделал себе выговор, но необходимость выслушивать то же самое еще и от брата его отнюдь не радовала. Впрочем, выслушивать-то ничего и не пришлось. Оба брата легли спать по разные стороны кровати, повернувшись спинами к ее середине, совершенно непонятые друг другом, так и не отыскавшие прежней братской связи. Это немало расстроило Чжинки, и все утро он поневоле возвращался к мыслям о прошедшем вечере. Весь фарс на таможне продолжался примерно с час, совершенно вымотав Чжинки, и, кроме того, оставил чувство глубокого сожаления. Ложь ни к чему хорошему не приведет, в этом он тоже убедился еще в детстве. Он уже ждал от судьбы возмездие за нее. Когда Чжинки оказался на улице, яркое закатное солнце уже горело красным пламенем на горизонте, обещая вернуться следующим утром и наверстать упущенное за ночь время. Воздух начинал понемногу пропитываться прохладой вечера, под давлением которой раскалившаяся за целый день земля медленно остывала. На сегодня его рабочий день фактически закончился, дела все сделаны, но Чжинки не испытывал желания возвращаться в пустую комнату. Ки, скорее всего, вновь мотается по выписанным на бумагу адресам, на которые он даже не дал Чжинки взглянуть, полностью взяв на себя обязанности по поиску зацепок. По крайней мере, возница сомневался, что застанет среднего брата на рабочем месте так поздно. А скучать одному в четырех стенах молодому человеку совершенно не хотелось. К тому же стоило разыскать нового знакомого и тщательнее расспросить его о том, что ему известно. Поэтому он решил начать с того места, где накануне высадил того — с площади, рядом с которой по словам этого человека находилось основанное им благотворительное общество. Вопреки предположениям Чжинки в этот час там было довольно многолюдно. Шумно переговариваясь, народ смотрел выступления уличных музыкантов, казалось, старавшихся вылезти из кожи вон, но не уступить своим талантливым соперникам. Детишки с подачи расщедрившихся родителей лакомились горячими пирожками, запах которых словно флаг, реял над головами веселящихся, настойчиво тыкался в нос и буквально за шкирку тащил к расторопным продавцам. Те, кто был уже сыт, баловали свой набитый живот леденцами, сваренными, если верить словам торговца, по древнему рецепту из каких-то экзотических фруктов и способными вылечить от любой хандры. Имелись тут и аттракционы на любой вкус — и интеллектуальные, и для желающих поразмяться. У Чжинки разбегались глаза от обилия, как он называл их, «интересностей». Его так и подмывало спрыгнуть с козел и углубиться в толпу, попробовать все и вся, присоединиться к всеобщему веселью. Это было настолько похоже на ежевоскресные ярмарки, проводившиеся в их городе, что его с головой накрыла ностальгия и на глаза даже навернулись скупые слезы. Здесь витал дух довольства жизнью и беззаботности, так не достававших ему в последнее время. Безнадежно выдохнув, он направил лошадей в обход к старинным величественным зданиям на противоположной стороне площади. Если бы он был юным и богатым энтузиастом, нацелившимся раскошелить набитые карманы скупых горожан, то наверняка выбрал бы именно их для своего новоиспеченного общества. Оставалось проверить свои гипотезы. Должна же быть где-нибудь вывеска, табличка, указатель, который облегчит его безрассудные поиски. Ни одного из перечисленных опознавательных знаков он так и не нашел, зато узнал дорогу у одного из зевак, наблюдавших за поразительными трюками какого-то юркого калеки. Бросив в дырявую шляпу того пару монет из полученного сегодня гонорара, Чжинки отправился в указанном направлении. Взобравшись наконец по казавшейся бесконечной каменной лестнице, Чжинки столкнулся с очередным досадным препятствием. Исполнительный молодой человек, выпятив грудь стоявший на входе в само здание, бойко сообщил расстроившемуся вознице о том, что они разминулись с молодым хозяином, всего десять минут назад покинувшим здание. Подавив легкое раздражение, Чжинки попросил служащего рассказать знакомому о его визите, а также о том, что завтрашним вечером он намеревается нанести визит повторный. Молодой человек энергично покивал, записал на бумагу послание и пожелал огорченному своими неудачами Чжинки приятного вечера. Вынужденный удалиться восвояси ни с чем, молодой возница понуро спускался по ровным белым ступенькам, педантично считая каждую в уме. Внизу, буквально под его ногами, раскинулся гудящий людской муравейник, беспечно коротающий один из сотен скучных вечеров. Рядом с подножием «лестницы в небо» в гордом одиночестве стоял его экипаж, у которого… Чжинки поморгал для пущей убежденности в том, что он не галлюцинирует, и ускорил свой шаг. Быстро перебирая ногами, он радостно слетел к своему задумчивому знакомому, медленно водящему пальцем по написанному Чжинки портрету. Услышав топот, человек вздрогнул и обернулся к спешащему ему навстречу вознице. Тут же его губы растянулись в слабой улыбке. — Чжинки? — со странной вопросительной интонацией произнес он, словно не ожидал увидеть его здесь. — Здравствуйте! — воскликнул тот, по-детски спрыгнув с последней ступени и подбегая к нему. — О, — смущенно затормозил он перед лощеным молодым человеком, не зная, как действовать дальше, и боясь ненароком оскорбить своей невежественностью. — А я стою и гадаю, Ваш ли это экипаж, — вполне искренне улыбнулся его знакомый, протягивая руку для рукопожатия. Чжинки облегченно схватил ее теплыми ладонями, потными от волнения, и благодарно затряс. — Я искал Вас. — Вот и нашли. — Вы наняли художника? — человек указал на портрет Тэмина. — Я сам нарисовал его. — Вы художник? — молодой человек, казалось, удивился. — Да, — довольно заулыбался Чжинки. Его глаза заблестели, когда он обратил взгляд на портрет младшенького, нарисованный им с особой любовью. — Он уже давно висит здесь, неужели Вы его не видели? — Не обратил внимания. Поразительное сходство, — пробормотал его знакомый. — Вы талант. — Спасибо… Извините, я не спросил тогда, как Вас зовут, — немного виновато потупил взгляд Чжинки. — Минхо. — Минхо, а дальше?.. — Называйте меня по имени. — Но я не могу… — без уверенности в голосе начал Чжинки. — Тэмин же мог, почему не сможете Вы? — последовало возражение. — Не обременяйте себя излишними формальностями, Чжинки. Вы — брат моего друга, поэтому имеете право обращаться ко мне по имени. — Хорошо, я… постараюсь, — нерешительно кивнул он. — Ну и отлично. Вы хотели со мной поговорить? О чем именно? И вправду, каким образом он собирался расспрашивать Минхо, задался вопросом Чжинки. Как бы фамильярно тот ни вел себя с возницей и как бы рьяно ни предлагал свою помощь, Чжинки все равно чувствовал между собой и ним бездонную пропасть. Все его вопросы, скорее всего, покажутся оскорбительными его новому знакомому. — А… Как бы сказать… Обо всем, — забывшись, обвел он рукой пространство перед собой. — Простите, — опомнился Чжинки и положил руку на гриву стоявшей рядом лошади. — Тогда может, обсудим все в более подходящей обстановке? — предложил Минхо. — Давайте, конечно, — тут же подхватил Чжинки и полез на козлы. Обойдя экипаж с задней стороны и, вытерев наконец незаметно ладонь о вытащенный из кармана платок, Минхо уселся рядом с вновь растерявшимся Чжинки. — В чем дело? — вопросительно посмотрел на возницу его спутник. — Я хотел повезти Вас в паб, но теперь не знаю, хорошая ли это идея, — признался тот. — Все же Вы, наверное, не привыкли бывать в таких местах. Там собираются одни простолюдины, да и выпивка дешевая. По качеству, в смысле… Услышав последнюю реплику, Минхо прервал сбивчивую речь собеседника своим тихим бархатным смехом, как обычно, прошедшимся по всему телу возницы мурашками и собравшимся в стопах щекочущим ощущением. Чжинки подвигал пальцами ног, избавляясь от неудобства. — Меня не напугаешь ни простолюдинами, ни дешевой по качеству выпивкой, — сквозь смех проговорил Минхо. — Не беспокойтесь, Чжинки. Поедем в Ваш паб. Нельзя сказать, что в пабе было людно, однако место двое знакомых нашли себе с трудом — прямо у деревянной стойки, за которой стоял приветливый бармен. Воздух пивной пропах дымом самокруток и кислым запахом подаваемого здесь пойла, но люди в этом месте были, по мнению Чжинки, добрыми. Желая остаться незамеченными, тем не менее, Чжинки с Минхо своим появлением тут же привлекли к себе внимание: неуклюжий возница споткнулся о порог и чуть не полетел на пол, но вовремя схватился за ручку двери и, лихо крутнувшись, забавно на ней повис. При виде этого циркового трюка, вызвавшего взрыв искреннего незлобивого смеха, Минхо улыбнулся в кулак. Пытаясь восстановить потерянное достоинство, Чжинки выпрямился и, отчаянно изображая безразличие, отряхнулся. «Чжинки, дружище, ты верен своим привычкам, — с хохотом раздавалось со всех сторон. — Я знаю, чем ты девок-то завлекаешь». «Это новый способ приветствия? Нужно воспользоваться при случае». — И вам здравствуйте, — пробурчал под нос пристыженный возница, последовав за Минхо, который мельком оглядел весь зал и, петляя между столами, направился к единственным свободным местам. — Мальчиш, ты неподражаем, — поделился своими впечатлениями пожилой бармен, когда они добрались до стойки. — Наступит день и твой нос познакомится-таки с полом моего заведения. — Знаю, знаю, — промямлил Чжинки, ощущая себя тем глупее, что весь конфуз произошел на глазах у его нового знакомого. — Что пить будете? — Мне как всегда, — пожал плечами Чжинки, все еще переживая из-за своего позора. — А молодой Господин? — бармен обратил прозрачные старческие глаза на Минхо. — Что-нибудь из особого меню, — обронил тот. — Особое меню? — удивленно вскинулся Чжинки. — В таких местах всегда есть запас хорошего товара на случай прихода угодных заведению персон, — тихо поделился Минхо, когда бармен отошел на достаточное расстояние. — Вы из «таких», — высказал свою догадку Чжинки. — Нет, — качнув головой, едва слышно рассмеялся Минхо. — У меня всего лишь есть деньги, чтобы оплатить заказ. Чжинки поерзал на сиденье, устраиваясь удобнее, и взял в руки принесенную ему кружку пива. Выглядя при этом до невозможности ребенком, он тут же погрузил губы в пышную пену, горкой высившуюся над краями пузатого стакана, походившего скорее на уменьшенную версию ведра, чем на предмет кухонной утвари. Больше почувствовав, чем услышав, вибрирующий смех, молодой человек тут же выпрямился, слизывая с губ белые усы. Последовал новый взрыв хохота, заставивший Чжинки непонимающе озираться. — Подбородок, — с полуулыбкой подсказал ему Минхо, и юноша тотчас же вытер означенный ладонью. Покачав головой, словно махнув рукой на забавность своего постоянного гостя, бармен отошел на дальний конец стойки к другим клиентам, привлекшим его внимание поднятой рукой. В прокуренной комнате вновь поднялся привычный гул, когда посетители вернулись к своим разговорам. — Я вижу, Вас тут неплохо знают, — заметил Минхо, пригубив янтарную жидкость в своем бокале. — Ну да, — Чжинки сконфуженно почесал нос. — Я часто тут бываю. — Когда сильно переживаете? — догадался Минхо. Чжинки поспешно кивнул, после чего между собеседниками повисла неловкость. Вознице очень хотелось начать разговор о вещах, которые его интересовали, но в обществе своего знакомого Чжинки вдруг начинал чувствовать себя неуверенно, все вопросы теряли всякий смысл, его крепкий мирок шатало. — Вы хотели поговорить о Тэмине? — напомнил ему Минхо о цели прихода в паб. — М-м-м… Да, — утвердительно кивнул возница и сделал порядочный глоток из стакана в стремлении обрести столь необходимую сейчас смелость. — Но я не знаю, с чего начать, — внезапно он подавился и закашлялся. Минхо с сочувствующей улыбкой наблюдал за страданиями своего собеседника. — Тогда, может, начну я? — предложил он. Чжинки энергично закивал, продолжая откашливаться. — Помнится, я Вам рассказывал, как познакомился с Тэмином и почему все время таскал его повсюду, — задумчиво начал Минхо и, не дожидаясь еще одной порции кивков, продолжил: — Мы с ним действительно очень сдружились. Как Вы и сказали, он довольно рассеянный, легко дает обещания и, что меня больше всего поразило, несмотря на свое происхождение, он невероятно обходителен. — Да, — просипел Чжинки. — В юношестве он часто крутился в одном особняке, подглядывал за дочкой его хозяина и мотал на ус правила поведения, принятые в приличном обществе. Собирался в будущем жениться на ней, — хмыкнул он, возродив в памяти то счастливое время. — Тэмин довольно способный, схватывает все налету, если ему интересна область, — Чжинки сделал еще один уже осторожный глоток. — Но его чувство быстро развеялось, когда он обратил внимание на милую «фроляйн», прислуживавшую этой девушке, — он неодобрительно цокнул. — Да, во всем Вами сказанном мне уже довелось убедиться, — издал Минхо смешок. — Сам того не зная, он немало помог мне в моем деле. И я еще раз прошу у Вас прощения за то, что использовал его вот так, без его ведома. Раз он меня не может сейчас услышать, я извинюсь хотя бы перед его братом, — Минхо немного театрально склонил голову вперед, точно ожидая карающего удара воображаемым мечом, находящимся в руках Чжинки. — Ничего, ничего, все в порядке, я Вас понимаю, — покивал возница, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Вы делаете благое дело. — Чжинки, Вы меня поражаете не меньше своего брата, — Минхо натужно улыбнулся. — Да будет Вам, — пробормотал порозовевший от смущения собеседник. — Он много рассказывал о своих братьях и Вас выделял особенно. Думаю, он Вас почитал, как отца. И, признаюсь, я немного ревновал его к Вам. Впрочем, как и сейчас. В ожидании слов Чжинки, Минхо напряженно глядел на свой стакан, будто стараясь передвинуть его взглядом. Его же спутник не мог найтись с ответом. — Да Вы не переживайте, — подал он наконец голос и ободряюще положил руку на плечо своему собеседнику. — Судя по тому, как Тэмин игнорировал нас все последнее время, он действительно был увлечен вашей дружбой. Минхо поднял на возницу посветлевший взгляд. — О чем беседуем? — вмешался в разговор подошедший бармен. — Чжинки! Лапушка! — послышалось одновременно с этим. — Здрасьте, — досталось Минхо, затем внимание вновь было переведено на пойманного врасплох Чжинки: — Пожалей меня, зайчонок, я сегодня так настрадалась, так настрадалась. На колени возницы бесцеремонно взгромоздилась длинноногая белокурая красавица и, обняв за шею, уставилась на него большими голубыми глазами, в которых поблескивали слезы. Чжинки испуганно посмотрел на своего удивленного собеседника, затем вновь перевел взгляд на девушку. Решившись по-быстрому разделаться с проблемой, он неловко обхватил ее за талию, словно обнял фарфоровую статуэтку, и, стараясь звучать заботливо, поинтересовался: — Почему же? — О, этот ужасный-ужасный-ужасный приходил сегодня, — заныла она. — Ужасный-ужасный-ужасный кто? — растерянно переспросил ее молодой человек. — Такой очень-очень-очень ужасный, — девушка замахала руками. — Я даже спряталась на кухне-е-е, — протянула она и закрыла лицо руками, дрожа с головы до ног. Чжинки, который никогда не мог понять, играет ли с ним девушка или в действительности ему жалуется, неуклюже выдал: — А-а, — и погладил ее по волосам. Тотчас же он услышал, как тихо прыснул его собеседник и, поглядев в его сторону, увидел, как тот, отвернувшись, прикрыл трясущейся рукой рот. Бармен улыбался во все свои оставшиеся подгнившие зубы. — Ну ты чего такой невоинственный? — надула девушка губы и чуть покраснела. — Не-какой? — переспросил ее Чжинки. — Ты должен рваться за меня в бой и мстить! — За что? — услышав эти слова, произнесенные решительным тоном, он, казалось, по-настоящему испугался. — Одетт, марш на кухню, — произнес бармен, когда девушка открыла рот, чтобы выдать очередную порцию жалоб. — Ну, дедуля-я! — Цыц, малявка, будешь мне тут еще права качать, — цыкнул на нее бармен. — Бегом. Девушка рассерженно спрыгнула на пол, нежно чмокнула Чжинки в щеку и нарочито медленным кокетливым шагом отправилась в сторону кухонной двери, не забывая томно поглядывать через плечо. — Ишь ты, бесстыдница, — пробурчал старик ей вслед, — усаживается на моих посетителей. Позорит мой род. — Она ж не со зла, — заступился за девушку Чжинки. — Эх, Чжинки, Чжинки, — обратился старик к опешившему вознице. — Бурундук ты. — Чего? — от изумления открыл рот Чжинки. — Тебе в «перед», а ты все зад подставляешь, — нахохлился бармен. — Вишь, какая девка ходит, чего ворон ловишь? Хватать ее надо и под венец, пока никто не успел прихватизировать, — растолковал он ошарашенному молодому человеку свои слова. — Да не… я пока никак… то есть, как-нибудь… то есть, нет… — начал заикаться Чжинки от неловкости. — Я имею в виду… пока невозможно… то есть, возможно, но… невозможно, — запутавшись в своих мыслях, Чжинки почесал макушку. — А что за «ужасный-ужасный-ужасный»? — сдавшись, резко перевел он тему. — А-а, — фыркнул бармен, — один из ваших, — махнул он рукой на него с Минхо. — Узкоглазый этот, — пощелкал старик пальцами. — Черт побери этот склероз, опять забыл имя. Но Чжинки и не нужно было имя, он уже понял, о ком шла речь. — Ким Чжонхён? — тихо подсказал Минхо. — Ага, он самый, голубчик, — хлопнул бармен кулаком по раскрытой ладони и развел руки в стороны. — Этак он мне всех работников распугает, — проворчал он. — Вы знаете его? — искренне удивился Чжинки, обратившись к Минхо. — Да его весь город знает, — подошли к беседующим несколько посетителей. — Этакую личность и не знать. — Не могу с ним находиться рядом. — Даже мимо проходить! — Ужасный человек! — Жуткий! — Девок портит! — А моя-то женушка все вздыхает по нему. — Высеки ее, чтоб неповадно было. — Подождите, подождите, — замахал руками Чжинки. На беседу слетелись, казалось, все находившиеся в зале люди. Пара десятков глаз выжидательно уставилась на него, готовых щедро поделиться своей осведомленностью. Изредка они опасливо косились на Минхо, резко выделяющегося своей одеждой и манерой держаться, но выглядящего спокойно и даже чуть скучающе. — Почему «ужасный»? Что в нем такого ужасного? — спросил Чжинки. — Ты его никогда не видел? — посыпалось одновременно с нескольких сторон. Запнувшись на момент, Чжинки помотал головой, что, впрочем, от внимательно следящих за его реакцией взглядов не укрылось. — Везунчик ты, старик. — Вот счастливец-то! — Сколько ж еще можно удивлять честной люд? — Да ты ангелом поцелован. Возница почувствовал, как у него начинает кружиться голова от царящего вокруг словесного хаоса. Он поглядел на Минхо, бесцеремонно разглядывавшего окружавших его людей. Так, точно он был прохожим, случайно наткнувшимся на уличный спектакль и с отстраненным любопытством, граничащим с легкой брезгливостью, остановившимся его посмотреть. — Так, народ, тихо! — гаркнул кто-то около уха Чжинки. — Ваш гвалт ни одна здоровая голова не выдержит. Возница потер ухо, в котором что-то подозрительно зазвенело. — Да, давай, Барток, расскажи лучше ты, — одобрительно раздалось со всех сторон. Чжинки повернулся к вышедшему в середину образовавшегося круга полноватому мужчине. — Почему «ужасный», спрашиваешь? — начал он под энергичные кивки. — Жуткая история случилась тут несколько лет назад, — зловеще произнес Барток и замолк, давая окружающим проникнуться торжественностью момента — для одного из них приоткрывалась завеса тайны. — Какая история? — поторопил его нетерпеливо Чжинки. — До вашей деревни, возможно, дошли слухи о серии зверских расправ? — Было дело, — кивнул он, проигнорировав презрительное «деревня». Многие жители столицы отзывались об остальных городках с легким высокомерием, при этом совершенно не желая задеть собеседника. Они словно с молоком матери впитывали такое отношение. Поэтому Чжинки старался не обижаться на эти камни, без злого умысла брошенные в его огород. — В это время все тихо сидели по своим норкам и носа наружу не казали. Ходят слухи, что это была месть, — страшным шепотом поведал ему мужчина и снова многозначительно затих. — Ну, что ты рассусоливаешь, — послышался недовольный голос кухарки, вышедшей в очередной раз послушать историю. — Давай уже выкладывай, как есть. Терпения так не напасешься. — Молчи, женщина, когда мужчина говорит! Твое место на кухне, вот и дуй туда! — Ты мне не указывай, куда идти! Разошелся! Я тебя сейчас быстренько за шкиряк да наружу… — Хорош грызться! — посыпались недовольные возгласы. — В самом деле, иди на свою кухню, тут разговор не для бабских ушей! — Вот плюну я в ваши тарелки, посмотрим тогда, для чьих ушей этот разговор, — ворча под нос, женщина удалилась за дверь, пихнув по пути Одетт, высунувшую из кухни любознательный нос. — Все началось с одной резни, — продолжил уже нормальным голосом покрасневший от негодования Барток. — Говорят, целую семью зарезали. И на месте нашли только одного живого — почти еще ребенка. Будто окунутого в лохань с вишневым вареньем. Вот им-то и был этот Ким Чжонхён. Дело вроде и расследовали, да ничего толком не выяснили. Только подозрения-то и остались. Семья из середнячков. Денег не так, чтобы много, но для жизни в достатке хватало. Пацаненок все время молчал на допросах. На полицаев лупил зенки, словно в рот воды набравши. Даже не ревел. Сколько ему тогда было — где-то лет пятнадцать? Окружающие кивками подтвердили предположение. — Ходят слухи, что родителей и сестру прямо на его глазах и разделали. И его самого тоже тронули. Ну, того, — Барток подвигал бровями. — Чего «того»? — озадаченно переспросил Чжинки. — Ну, того… Осквернили, как мужчину. — Ах, вот чего «того», — смущенно пробормотал возница. — Говорят, мальчонка беспризорником рос. Нянька в приюте не доследила, а его, глядь, и нету. Сбежал оттудова со всеми документами на имущество и прочим. А потом в один прекрасный день как заявится весь крепко сбитый, от хилячка ни следа, и предъявляет свои права, тыкает всюду документами. У всех аж рты пооткрывались. Я уж не знаю, чего он там делал и как ковырялся, но отсудил и отцовский бизнес, и жилье, и умудрился сподвижников отыскать. Прибрал к рукам весь район. Мы даже и моргнуть не успели, а он тут всем уже заправляет. Но самое страшное в том, что люди мерли, как мухи: от чиновников до бедняков. Уму непостижимое зверство. От них не оставалось ни малюсенькой целой конечности. По слухам, а их тогда много расплодилось, народ у нас языкастый, все жилища от пола до потолка всегда были залиты алым, аки фонтан кровяной брызжал там. Словно роспись: «моя работа». — Куски тел находили даже в дымоходах, — добавил кто-то за спиной Чжинки, тяжело дыша ему в правое ухо. — Кишки гирляндами висели на люстрах! — зашептался народ. — Зубы в банках с джемами лежали… — Страсть! Глаза всегда в пузырях с томатными соленьями… — Уши — с грибными. — Мол, съешьте. — Скальп снимал, и в уборную его — сушиться. — А кости-то… Господе, помилуй! — Что с мясом, никто не знает… — Сам и ел, небось. — Говорят, что оставлял приготовленным на кухарских печках. — И никто не мог понять логику убийцы, — вновь перехватил ускользавшую нить Барток, — вот и распускали слухи, что это… как его… возмездие! Как раз слушок этот пошел после того, как кто-то из здешних застал этого парня на месте убийства, как мертвеца, сидящего посреди комнаты, — он поежился. — Тама даже и значок оставался его фирменный на стене. Писал кровью. Говорят, своей. Такой же знак на его прислужниках теперь красуется, все сплошь да рядом бандюги. Ножом сам им вырезает его, коль языки не врут. — Что-то не очень верится, — недоверчиво пробормотал Чжинки, потирая запястье. — Да ты на его рожу-то посмотри… — громогласно бухнул Барток. — А, ты ж его не видел. — Вроде и красив, что твоя кукла, а глаза мертвые. — За такими рожами и кроются все маньяки. — Да от него за километр прет смертью! — А бабы все равно ведутся. — Бедненький, несчастненький! — Ирод! — Ничего святого! — И его не арестовали? — спросил Чжинки. — Что сталось с тем свидетелем? — Исчез он, не знаем мы, что с ним сталось. То же, наверное, что и с остальными. Кишка тонка против этого изверга свидетельствовать. Всем хочется жить, у него ж целая шайка прихвостней, — Барток потер выпирающее пузо. — Что-то я проголодался. Эй, мать! А ну неси сюда мою порцию, — снова гаркнул он на весь зал. Из кухни послышался ответный возмущенный крик. Посетители, впечатленные рассказом даже несмотря на то, что заранее знали все его подробности, вполголоса зажужжали, получив пищу для недельных разговоров. Смешавшийся Чжинки в растерянности поглядел на своего подзабытого на время знакомого, все также разглядывающего окружающих. Только в этот раз — чуть нахмурив брови. — Вы верите, что все это правда? — тихо спросил он. Минхо обратил на него пустой незаинтересованный взгляд. — Кто знает.