Маскарад

— Нет, голубчик, так дело не пойдет, — покачал головой седовласый мужчина, сурово взирая на Чжонхёна, бесстрастно глядящего на него в ответ. — Я вам сто раз сказал, — процедил последний, натягивая белоснежную рубашку, — повторю и в сто первый: вы не там ищете проблему. — Врач здесь я, так что позвольте мне решать, чем вы больны, — врач подошел к одному из шкафов и, открыв маленькую дверцу, принялся греметь склянками. — Решать? Или все же искать проблему? — аспидно-черный взгляд вперился в спину пожилого мужчины. — Молодой человек, вы пытаетесь меня обвинить в чем-то? — доктор обернулся и удивленно поглядел на Чжонхёна поверх своих круглых очков. — Зачем же вы так, — возразил Чжонхён, накидывая поверх рубашки темную жилетку. — Разве я говорил что-то об этом? — Тогда, может быть, вы пытаетесь научить меня моей же работе? — мужчина подошел к своему столу и поставил на него пару пузырьков. — По-вашему, я плохо ее делаю? — По-моему, мы сейчас говорим совсем не о том, о чем должны говорить, — неотрывно глядя на врача, угрожающе протянул Чжонхён, чувствуя, что теряет терпение. В последнее время он его слишком часто теряет. — Поступим так, — примирительным тоном предложил врач. — Вы оканчиваете месячный курс лечения, то есть всю эту упаковку, — врач указал пальцем на бутылек с белыми круглыми пилюлями в нем. — Если ваше состояние не изменится… — доктор с сожалением развел руками, — что ж будем работать над вашей проблемой дальше. — И доработаемся до того, что я отойду в мир иной раньше времени, — с легким сарказмом дополнил Чжонхён. — Не стоит так пессимистично глядеть на ситуацию… — О, уважаемый доктор, я не пессимист, я реалист, — грубо оборвал он мужчину. — Давайте ваши пилюли, — Чжонхён протянул руку, раскрытой ладонью вверх. Доктор поглядел на него с легким осуждением, но послушно вложил в широкую ладонь пузырек. — Знайте, Господин Ким — я вам помочь хочу, — с этими словами мужчина снял очки и принялся протирать линзы платком. — Очень надеюсь на это, — взяв себя в руки, произнес Чжонхён. — Не стоит искать подвох там, где его нет. — А вот это уже не вам решать, — с этими словами он вышел за дверь. Старик хитер, думал он по дороге. Совсем не так прост, как кажется на первый взгляд. Но несмотря на это, Чжонхён не почувствовал в его речи ни капли лжи. Врач искренне верил в то, что таким уверенным тоном говорил ему пятью минутами ранее, и это настораживало Чжонхёна больше всего. Люди, слепо верящие в то, что делают правое дело, в сотни раз опаснее обыкновенных лжецов. Фанатики. Висок вновь прострелила боль и разлилась по всему черепу досадной ноющей волной, сбивающей весь стройный ход мысли и создающей в голове полный хаос. Чжонхён остановился и огляделся по сторонам. В поле видимости не было никого. В пустынных коридорах безраздельно властвовали тишина и покой. Молодой человек тяжело вздохнул. Это была невероятно трудная неделя. Не только морально, но и физически. Вопреки мнению многих, считавших, что ему ничего не стоит окропить свои руки чужой кровью, видеть, как страх перед неизбежным завладевает чужим разумом, иногда приводя к безумию, ощущать, как груз совести отяжеляется еще одной искалеченной жизнью, вовсе не так легко, как выглядит со стороны. Временами ему начинало казаться, что он сам является источником своих головных болей, наказывая себя за свою мнимую бессердечность. Никогда боли не терзали его на протяжении целых семи дней непрерывно. Он не верил, что такое возможно. По его скромным предположениям, его голова давно должна была разлететься на покрытые кровавой слизью куски. Но нет — она цела и вновь упрямо пульсирует, словно огромный карминовый нарыв. Идя по коридору, Чжонхён думал, что сейчас с удовольствием бы окунулся головой в бочку с ледяной водой. Она наверняка бы помогла прогнать эту назойливую боль. Только где найти в этот душный день такую бочку? Льющийся в огромные окна вечерний солнечный свет дробил светлый пол на яркие и темные полоски. Светлая полоска и болезненный шарик перекатился в левую часть черепа, темная полоска — и он уже стукается о правую его стенку, снова белая — и опять страдает левая часть, темная — ломит правый висок. Он достал пузырек с таблетками, прописанными ему врачом, и скептически посмотрел на него. В конце концов, что он теряет? Не подохнет от этих таблеток, так подохнет от сводящей с ума боли. Третьего не дано. Хотя нет. Дано. Но и в этом случае он все равно подохнет — дряхлым и беззубым стариком. Перед глазами пролетело мимолетное воспоминание о длинных пальцах и белых руках, исчерченных вспухшими синими венами. Не раз это видение вставало перед его внутренним взором, но у Чжонхёна катастрофически не хватало времени зайти к Мадам вне им же самим установленного графика и поглядеть на эти руки вновь, а может, и повторно испытать на себе их волшебное воздействие. Воспоминание грело его, как обещание скорейшего избавления от проблем. Он знал, какой ему нужен врач, но никак не мог попасть к нему на прием. Бомми. Одно только это имя яркой вспышкой взрывало окружающую его непроглядную тьму. Он почувствовал неясную волну, исходящую от юноши сразу же, как только ощутил его руки в своих волосах. Чжонхён был в том уверен. А позже, когда сам их обладатель предстал перед его глазами взъерошенный, словно воинственный воробышек, готовый по первому же зову броситься в бой, Чжонхён укрепился в своем мнении. Он был похож на факел, зажженный в момент блуждания по заковыристому каменному лабиринту, заполненному чернотой. Он не вел, но вселял надежду, грел и сулил долгожданное солнечное тепло. Бомми неосознанно хмурился, сдерживая так и рвущиеся наружу колкости, что немало веселило Чжонхёна. Однако свирепый взгляд мальчишки метал гром и молнии. Чжонхён прекрасно знал, что если бы не его положение, то он давно познал бы безжалостную силу хлипкого на вид кулака. И все же сложно было удержаться от соблазна поддразнить этого вспыльчивого мальчика. Да он и не собирался противостоять этому, в итоге ничуть не разочаровавшись в последовавшей реакции. Впрочем, на его вкус уменьшительно-ласкательное прозвище действительно больше подходило этому юноше, глаза которого были похожи на хитрые глаза лисицы, многое прячущие за блестящей поверхностью оболочки. Любимый питомец его покойной сестры ещё долгое время после её кончины развлекал угрюмого Чжонхёна в особо тяжелые моменты. И Ки напомнил ему его. Теперь он наконец понял, почему взгляд стоявшей позади юноши девушки вновь и вновь невольно возвращался к Ки, подобравшемуся и готовому к любой неожиданности, тем не менее, сумевшей выбить его из строя. Он понял, о каком таком удачном приобретении Мадам говорили его подчиненные, а также понял, почему они отзывались об этом детдомовском, судя по рассказу Киры или Коры, приобретении, как о неодушевленном предмете. Чего он не очень ясно понимал, так это своего желания заявить права на это забавное и довольно интересное существо. Он словно не хотел дать кому-то, вероятно, конкурентам, возможности втихаря умыкнуть мальчишку у него из-под носа. Возможно, дело было в смутном подозрении, что рано или поздно это должно произойти. Его чутье с шипением поднимало голову всякий раз, когда Чжонхён задумывался об этом. Оно еще никогда не подводило, а значит, стоило прислушаться к внутреннему голосу и действовать сообразно его неясным советам. Он поглядел на пузырек с таблетками в своей руке и с усмешкой выкинул его в первую попавшуюся по дороге урну. Со дня их первого знакомства он не раз встречал Бомми в самых неожиданных местах. И тот, к его глубочайшему сожалению, а может быть, и к счастью, так и не заметил Чжонхёна. При этом юноша выглядел так, словно вынюхивал что-то. Его глаза угрожающе суживались всякий раз, натолкнувшись на препятствие в виде упрямого и несговорчивого собеседника, у которого он что-то исподтишка выпытывал. Чжонхён отчетливо видел эти бесплодные, в большинстве случаев, попытки добиться от людей какой-либо информации, но не мог взять в толк, какие сведения Бомми старается из них выбить. Однако стоило отдать должное его настойчивости и целеустремленности, а также невероятной изворотливости. Благодаря своей хитрости мальчик давно бы получил желаемую информацию, если бы люди, которых он с таким остервенением тряс, знали хотя бы ее крупицу. Но по всему выходило, что копал он совершенно в противоположном направлении. По крайней мере, у Чжонхёна создавалось именно такое впечатление, когда раздувающий от досады ноздри юноша яростно пролетал мимо него, поглощенный своими проблемами. Иногда он резко останавливался и принимался подозрительно озираться по сторонам, интригуя своим поведением Чжонхёна еще больше. Но все же самым интригующим в Бомми был эффект, который он производил на окружающих одним своим появлением. Люди оборачивались ему вслед, не в силах бороться с собой. И Чжонхён мог с полной уверенностью утверждать, что дело было не в его внешности, нетипичной для здешних мест. Выгляди он, как местный обыватель, он все равно привлекал бы к себе взгляды. И Чжонхёна тоже тянуло к нему. Вот уже целую неделю. — Сэр? — привлек его внимание возница. Чжонхён опомнился только у поджидавшего его экипажа. Он рассеянно поглядел на улыбающегося молодого человека. Такими темпами скоро его внешность перестанет казаться необычной для жителей если не всего города, то этого района точно, подумалось ему невольно. Он назвал адрес и забрался в карету. Его клонило в сон, головная боль неистовствовала, точно требуя своей дозы в виде маленькой белой капсулы. Но какая печаль — он выкинул весь пузырек. Значит, придется потерпеть. Наверняка расторопный врач пришлет ему на дом запасной. Если уже не прислал. А пунктуальный и обязательный Батлер проследит, чтобы лекарство было принято вовремя и в положенном количестве. Чжонхён сам намеренно загнал себя в клетку. Он не имеет права сдаваться в такое тяжелое время и, тем более, показывать свою слабость. Что-то происходит вокруг него. Плетется ловчая сеть. И черт его побери, если он видит хотя бы малейшую ниточку, которая смогла бы привести его к пауку. Пока ему еще не посчастливилось ненароком прилипнуть к какой-нибудь из паутинных нитей, он давил лишь расположенных рядом с ними солдатиков. Но он чувствовал, что частенько подходит совсем близко ко всей сети. Раз за разом обнаруживались все новые и новые прислужники, чужеродные в выстроенной им системе, вынюхивающие что-то. В такое время ему необходима свежая и здравомыслящая голова, поэтому он намерен остаток вечера валяться в кровати и, если повезет, нормально проспать до самого утра. Чжонхён прислонился виском к оконной раме кареты и вдохнул прохладного вечернего воздуха. Пока он плавал в своих мыслях, начало темнеть. Сумерки серой пеленой опустились на окрестности, приглушив яркие цвета. Тянуло чем-то жареным. Где-то неподалеку какой-то умник готовил ужин на открытом огне. В любое другое время Чжонхён бы обязательно с этим разобрался, если бы за весь день не устал, как собака. Он чуть прикрыл глаза, поглядывая сквозь образовавшиеся щелочки на проплывающие мимо здания и людей, торопящихся к уютному очагу. Можно было бы заехать к Мадам и поймать Бомми, но в такое время Салон был уже закрыт. И Бомми наверняка уже лежит в своей кроватке и смотрит свои прекрасные светлые сны. Его хитрые лисьи глазки, скорее всего, закрыты, а длинные ресницы лежат на розовых щечках. Губки плотно сжаты в тонкую полоску — такую же упрямую, как и весь Бомми. А ноздри раздуваются… Чжонхён моргнул, тупо пялясь перед собой в одну точку. Погодите-ка, у спящих не раздуваются ноздри, подумал он вяло. Такое ему могло прийти в голову только в дремотном состоянии. Но в этот поздний вечер мальчишка наверняка уже дрых без задних ног. Весь в синяках от непрерывных щипаний. Впрочем, синяки должны были уже сойти, а тело привыкнуть. Не завидовал он бедному Бомми, но сам был бы не прочь ущипнуть его. Только не сильно, чтобы, не дай Бог, не сделать своевольному парнишке больно. Он мягко, так мягко, что самому Бомми понравится… Чжонхён снова моргнул, прогоняя сонливость. Черт бы его побрал, но он не может перестать относится к этому мальчишке, как к девушке. Его руки всегда будут ручками, его щеки - щечками, губы - губками. Что за прихоть? Да и сам Бомми будет не в восторге, узнав об этом. И обязательно попытается ему отомстить за такое отношение. Позволит своим ручкам делать то, что захочется. А захочется ему наверняка кровавого побоища, если верить тому, как яростно он сжимает и разжимает свои очаровательные кулачки, встав в очередной тупик. Так и хочется развернуть каждый кулачок и вложить в розовые ладошки по монетке. Тогда на красивых алых губках появится счастливая улыбка… Карету тряхнуло, и Чжонхён приложился виском о деревянную раму. Он чертыхнулся и потер загоревшееся острой болью место рукой. Не хватало, чтобы начавшая проходить головная боль вернулась. А она будто только и ждет такой возможности. Стережет за углом денно и нощно, в любой момент готовая напасть на него. Чжонхён устало вздохнул. Ему срочно нужен здоровый и крепкий сон, иначе чепуха, лезущая к нему в голову, грозится свести с ума. К ней присоединится его недомогание, и не увидит он тогда завтра Бомми, стоящего ныне посреди тротуара, как вкопанный, и испуганно глядящего в его полуприкрытые сонные глаза. Так же испуганно, как он глядел на него в их вторую встречу в день знакомства. Чжонхён тогда сразу же почувствовал его присутствие, но не смог немедленно определить, в какой стороне находится источник тепла. Зато ноющая боль начала тотчас же отступать, будто выметаемая метелкой из его исстрадавшейся головы. Так же и сейчас: невыносимая боль понемногу ослабевала. Однако стоило только экипажу отъехать от юноши на большое расстояние, как боль немедленно вернулась, танцуя вальс под фанфары. Прямо как в данный момент. Вот схватить бы Бомми и приковать его к кровати навечно. То есть, почему к кровати? Чтобы ему удобно было. Можно, конечно, и к стулу, но на стуле неудобно спится. А Бомми должен ощущать лишь удобство для эффективного его, Чжонхёна, лечения. Иначе заартачится. Глядя через полуприкрытые глаза на серый пыльный тротуар, Чжонхён вяло кивнул своим бредовым мыслям. И тогда многие будут в выигрыше. А он в первую очередь.