Противоположности

      Хорошо знакомая дорога от Третьего отряда до Второго сегодня выглядела непривычно: унылой, пустынной, запредельно длинной лентой убегавшей в бескрайность. Песок на ней монотонно шуршал под варадзи, птицы по бокам от дороги смолкли будто в сговоре, солнце, светя одинаково изо дня в день, уже устало радоваться лету. Синигами вторили ему: выглядели вялыми, неживыми, точно измучились в какой-то быстрой, но тяжелой битве. В воздухе, переплетшись с сумерками, плыла тоска, а по пути — синигами в строгом черном кимоно, с занпакто на боку, неохотно волоча ноги.       «Видел бы меня сейчас Ичиго-сама…» — вздохнула Орихиме и заставила себя улыбнуться, хотя сейчас вряд ли кто оценил ее усилия. Центр столицы ближе к ночи затихал, люд в нем мельчал, а жизнь делалась противоестественно неприметной. Если бы не возвышавшиеся над головой Сокёку и Башня раскаяния — ориентиры сердца Сейрейтея, то Орихиме бы и вовсе подумала, что перепутала улицы и уклонилась куда-нибудь в бесшумные уголки Тринадцатого или Восьмого отрядов. Белый город будто растворялся, засыпая, перекрашивал крыши в черный, стены — в серый, и слепнул в окнах домов. Фонари на территории, подвластной образу жизни Второго отряда, не приветствовались, и с последними лучами заката здесь наконец-то воцарялась пора, самая пригодная для воинов-теней.       Лейтенант Третьего отряда усердно потерла глаза. Краем сознания отметила, что вопреки своему стремлению стать полноценной ниндзя, ночное бодрствование давалось ей с трудом. К тому же в последнее время она уставала больше обычного: капитан буквально замучил ее. Недосказанностью, изворотливостью, поддельным недоумением, неуместными шуточками и внезапным склерозом, когда запретные вопросы прорывались наружу и начинали касаться их двоих. Что он стер ей из памяти заклинанием? Почему не ликвидировал, узнав, что она приставлена его убить? Знал ли он имя заказчика и если — да, то почему вражда его с Ичиго-сама продолжала походить на задирание ребенка? Что таил его извечный прищур? Почему не выпускать из отряда взялся он ее, а не наоборот? От чего ужасного берегли его немые, вечно усмехавшиеся в лживой беспечности губы? От чего невидимого загораживали его жилистые руки, прятавшие боевую готовность в широченные рукава? О чем шипела Шинсо, когда снаружи кабинета доносился подозрительный шорох? О ком на самом деле твердила та гравюра в его кабинете? Какие истинно цели преследовал капитан, всё чаще вытаскивая лейтенанта на совместные тренировки, где не было места флирту — только бой, безжалостные удары, кровь, его, ее, и жуткое предвечернее уханье совы, словно созывавшее все лиха и стервятников этого мира на смачную поживу.       Шиба ощутила, как по спине пробежал холодок, но продолжила держать осанку. До пещеры под Сокёку оставалось не больше сотни шагов и ей надлежало привести себя в порядок прежде, чем у входа в тренировочную яму ее встретит любимый супруг, ее единственный светоч и властитель ее дум, но вдруг… к юной Кенпачи подкрались незаметно, зажали рот ей и силой утянули в придорожные кусты.       Округа, переполненная наемниками с блестящей реакцией, грозила превратиться из мирно спящей в кровавую сцену, стоило Орихиме обронить хоть один писк и так же наоборот — если выйти из себя и покромсать напавшего. Однако проблем командиру Омницукидо подкидывать она не стала — быстро ощутила и родной запах, и отголосок знакомой реяцу, и изученный до последнего лада ровный ритм любимого сердца. Стиснутая в крепком кольце рук — рук, несомненно, мужа, — Орихиме позволила себе ослабить напряжение мышц и отпустить рукоять Цубаки. Она затаила дыхание до часа пояснений.       — У Сокёку сегодня засада по делу, — шепнули ей, как шорохи на дороге улеглись. Ладонь наемника ослабила хватку, соскользнула с губ и огладила плечо жены. Вот так, полуобнимая, Ичиго кратко бросил: — Уходим. — И оба Шибы синхронно перешли на мерцающий шаг.       Путешествие по черным просторам не освещаемых деревень да густых лесов Рукона заняло приличное время, но это не вызывало беспокойства у той, кто привыкла во всём без остатка полагаться на супруга. Их связывал целый год союза, бесконечное количество сладких ночей и кровь друг друга, впитавшаяся в лезвия противоборствующих мечей и одинаково спасающих от любых бед рук. Посему Орихиме продолжала молча вглядываться в затуманенную темными облаками даль, прислушивалась к синигами справа, что больше смахивал на призрака — настолько бесшумным тот был, а также невольно прикидывала, что могло ожидать их в конце пути.       — Кажется, здесь, да, сойдет, — коснулось бархатное девичьего уха, в то время, как чужие пальцы одернули ее за руку. Орихиме не сообразила еще, но уже ощутила под ногами твердую поверхность.       Оглянувшись впотьмах, дав глазам привыкнуть к темноте и нечетким абрисам местности, она с сомнением уточнила:       — Край мира?       — Ага. К югу от Сейрейтея. Дикие дали, даже руконгайцы из 80-го не учуют всплески реяцу и… возможные взрывы. — Речи капитана интриговали и, судя по всему, надуманное вызывало в нем веселье. Однако, когда он вызвал в руке небольшой шар шаккахо и осветил им свое лицо, Орихиме отметила, какой же невообразимой грусти было преисполнено оно… — Нужно расстановить их повсюду в пещере, — буркнул враз нахмурившийся Ичиго: он не любил, когда она просчитывала его, — поможешь с этим?       Орихиме откликнулась естественно и немедля. Готовая принести любую пользу окружающим, она с неподдельной отзывчивостью старалась помочь всем, кто бы ее о том ни попросил. Частица доброты в сердце обагрившей свои руки юной Кенпачи никуда не делась, ее взгляд даже сейчас убаюкивал тревогу теплом, и, может быть, именно из-за ее солнцеподобию шаккахо Орихиме горели ярче хмуро-синих «фонарей», сотворенных угрюмым наемником.       Покончив с освещением, последний взялся накладывать маскирующее заклинание на местность. Тут уж ему не довелось даже рта раскрывать — жена стала спиной к его спине и принялась вязать кидо с противоположной стороны, чтобы ускорить процесс создания купола невидимости. Под ним приготовления явно уж места для боя продолжились сотворением барьеров; их наложили аж в пять слоев.       У известной целительницы начало сосать под ложечкой от подобной усиленной подготовки; она неистово нервничала и только искоса поглядывала на сосредоточенное лицо супруга. Тот, правда, проделывал всё со знанием дела, но его уверенность в своих действиях сейчас не развеивала ее тревог.       — Ичиго-сама, мы… будем мой банкай тренировать или какую-то запрещенную технику? — не выдержала Орихиме, малодушно улыбнувшись.       Наемник хитро сузил глаза, как всегда, напустил туману:       — И да, и нет. — С нескрываемым наслаждением встречая оторопь в янтарных очах напротив, он хмыкнул с усмешкой: — Ты достигнешь банкая в сжатые сроки и при помощи одной незаконной штуки.       Только сейчас Орихиме заметила эту самую «штуку» — принесенная с ними вещь, была завернута в черную ткань и осталась прислоненной ко входу в стихийно созданную площадку для ее тренировок.       «Что это еще за хрень?!» — тоном Зараки-тайчо возмутился Цубаки: он по-прежнему не желал совершенствовать силу своей хозяйки и готов был противостоять любым ухищрениям. Однако его синигами сама понятия не имела, что за артефакт прихватил с собой ее дорогой учитель, и от того рассеянным взглядом забегала по пещере: выходит, Ичиго-сама заранее спланировал ход нового урока?       Будто прочитав ее мысли, а скорее — просто проследив за ней, Шиба вальяжно подошел к предмету и, стянув с него ткань, явил жене деревянную плоскую куклу, с ним вровень.       — Знакомься, — шутливо начал он, — это Теншинтай, гордость тайников Омницукидо. Когда-то его разработал и протестировал на себе один безумный ученый, но… нашелся еще один не менее свихнутый парень, кто рискнул повторить одну опасную затею. — Наемник сверкнул очами и остановил немигающий взор на изумившейся девушке.       — Какую затею? — осторожно переспросила Орихиме, но, готовая к любой неожиданности с любой стороны, всё же шагнула ближе к супругу, сидевшему перед странной деревяшкой.       — Затею, стоящей жизни, бу! — псевдопугающим тоном оповестили ее и нарочито рассмеялись.       Орихиме враз поёжилась: за такой маской ее муж скрывался тогда, когда доходил до края… Не желавший чтобы за него беспокоились, тем паче — жалели, он впадал в крайности: хмурился, чтобы не выдать свои радости, и смеялся, когда душу рвало на куски. Последнее пугало Орихиме страшнее обещаний всякой смерти.       — Для чего же предназначен Теншинтай? — Она опасливо протянула к нему руку и судорожно выдохнула. Не без удовольствия. Ее ладонь поймали и, трепетно прижавшись губами к каждому из пальцев, приласкались к ней холодной щекой. Скула под кожей зарезала точно катаной, бесстрашный воин был напряжен до предела, а в глазах его стояла такая пустота, что Орихиме захотелось сбежать тотчас же, но вместо этого она самозабвенно стала оглаживать любимое лицо.       Шиба без тени улыбки прояснил:       — Этот артефакт используется для ускоренной, насильственной материализации духа занпакто в реальном мире. Это позволяет вытребовать у него банкай в рекордные сроки и в обход положенным годам тренировок. Если тебе удастся победить куклу, олицетворяющую твой меч, то Цубаки подчинится тебе. Если же ты не успеешь этого сделать за три дня, то дух вернется обратно в куклу, а ты… умрешь.       Орихиме невольно сглотнула, дослушав предостережение до конца, но внутренняя сила в ней заставила выгнуть ровнее спину и приподнять подбородок. Покуда Цубаки сулил хозяйке все прелести пыток и кар, если она посмеет вызвать его наружу, ее янтарные глаза, отринув темное дно своей души, ласково посмотрели на затаившегося в ожидании любимого человека.       Тот выглядел странно; и величественным, как всегда, со взором, полным хладнокровия и чуждости ко всем и вся ради выполнения цели, и в то же время — истерзанным дилеммой ее развития. Внимательные глаза его просили ее отказаться от столь рискового хода…       — Я согласна.       …но она ответила его сердцу, восхищавшемуся ее храбрости, уважавшему ее силу, покойно принимавшим все произошедшие с ней перемены. Орихиме не скрывала — совершенствовалась она во многом для Ичиго-сама и из-за Ичиго-сама. Она хотела стать равной ему и духом, и мощью. Она истово желала, чтобы он хотя бы однажды испытал гордость за то, что опрометчиво избранная им жена стала его достойна. Орихиме жила ради него и ради него бы умерла, пускай даже это произошло бы так скоро.       — Хорошо, — твердо кивнул он. Льстило то, что господин муж словно ожидал именно этого ответа, ничуть не изумился, фактически, жертве с ее стороны. Или, быть может, он верил в нее сильнее, чем испытуемая синигами сама в себя? Не потому ли она уточнила:       — Вы будете оставаться рядом? — Его кивок. А в большем стимуле юная Кенпачи и не нуждалась.       Ичиго встал напротив нее, в окружении самодельных фонарей из их реяцу, в полутьме и вцепившись в плечо деревянной куклы.       — Я не смогу вмешиваться в процесс подчинения чужого занпакто, — дал последние наставления этот опытный воин, — после того, как ты всадишь меч в куклу, тебе предстоит пройти задание, которое уготовит тебе Цубаки. Признаться, не предвкушаю чего-то хорошего. Если его жажда крови настолько же сильна, как и у моего Зангецу, то единственное, что могу посоветовать тебе… выстоять, Орихиме! Несмотря ни на что, выживи и задай жару этому ублюдку, дава-а-ай!!!       — Ха-а-ай!!! — Голоса сплелись и прокричали в унисон; лица обоих Шиб также исказила одинаковая кровожадная улыбка — боевое безумие скрывать здесь и сейчас было никому не к месту. Кровь ускорила бег, пропекла щеки, разгорячила дух и голос, и вслед за этим стремительная рука без никаких сомнений всадила меч в куклу Теншинтай.       Резкая и мощная вспышка света ослепила на миг; серебристая реяцу и каменная пыль заколола обоим синигами глаза. Насторожившиеся благодаря тонкому инстинкту ловких убийц, ни один из Шиба, впрочем, не ощутил угрозы нападения. Да и атаку, похоже, никто не собирался на них проводить — как только марево рассеялось, материализованный Цубаки предстал во всей своей «красе»: выряженный как ниндзя, поблескивавший лютыми глазами, но равнодушно взирающий на всех. Для пущей наглядности своего безразличия к предстоящему, он еще и пальцем ковырнул в ухе, а после нахально выплюнул:       — Ну и? Чё звали?        — Дурака не валяй, а? — так же нахраписто вмешался Ичиго. Отряхнувшись от пыли и краем глаза сверившись, что жена тоже в норме, он бросил с не меньшим вызовом: — Ты всё слышал, что от тебя требуется, так что, заканчивай ломаться и выкладывай свое условие, иначе сдохнешь через три дня!       Цубаки раздраженно фыркнул сквозь маску:       — Еще посмотрим, кто из нас раньше сдохнет: я или эта соплячка. — Занпакто медленно, словно наслаждаясь долгим звуком извлекаемого из ножен меча, обнажил оружие и пренебрежительно ткнул им в сторону хозяйки: — Твоя задача настолько тривиальна, что лень говорить даже.       — Прошу, — решительно вызвалась Орихиме, — назови свои условия и я, клянусь, что не подведу тебя, продемонстрирую всё, чему ты меня научил и чему научилась сама.       — Ты ни черта не научилась! — рявкнул на нее занпакто с присущим раздражением; она стерпела, а вскинулся на это Ичиго — добела сжал кулаки. — Ты не смеешь ввязываться в нашу драку! — напомнил ему Цубаки и тут же прожег свою синигами утробной ненавистью насквозь: — А т-ты… Твоя единственная задача — всего-то не дать проткнуть мне твое сердце.       У обоих рыжих синхронно взметнулись брови.       — Ублюдок! Дай же ей хоть меч, чтобы защититься! — мгновенно вознегодовал до хрипоты капитан, его же жена… миг стояла как молнией пораженная, а потом с голыми руками рванула к хищно оскалившемуся занпакто, крича совсем иное:       — Ичиго-сама, осторожно!!!       Она просчитала свой занпакто на раз, ее же муж среагировал на крик не менее блестяще — увернулся от совершенно неожиданной для очевидца подчинения банкая атаки. Однако сомнений не было: взбесившийся клинок напал вовсе не на Орихиме, а на Ичиго, и рассеченное на груди того косодэ да заалевшая кровью полоса раны послужили тому красноречивым доказательством.       — Кс-со, — выругался Ичиго, рефлекторно ощупывая на себе степень глубины пореза; к счастью, та оказалась поверхностной. Бывшей медсестре не составило труда определить это даже с расстояния.       — Цубаки, что это за шутки?! — меж тем строго окликнула она духа, а тот, залившись смехом и сверкнув молниями с глаз, едко процедил:       — Догадалась сразу, да? Признаться, не думал, что твоих куриных мозгов хватит, чтобы растолковать, что он и есть твое «драгоценное сердечко»…       — Это бесчестно! — возмутилась юная Кенпачи. Голос ее совсем не дрожал — решительность обуяла ею в момент, стоило жизни любимого человека оказаться под угрозой. — Сражайся со мной! Я — твой противник, твоя «плохая госпожа», меня и атакуй! Бейся достойно!!!       — Достойно?! — Цубаки расхохотался. — Я ниндзя, глупая девка! Самый бессердечный убийца, как и твой муженек. Я рожден убивать, я призван убивать, а ты своей миролюбивостью мне всю плешь проела!!! За это и получа-а-ай!!!       Цубаки вновь ринулся на врага — снова на капитана Шибу, не лейтенанта. Искры посыпались живо из стальных лезвий, схлестнувшихся меж них двоих. А после началась настоящая сеча, неуловимая оку, бившая звоном по ушам, пропекавшая воздух бранью и проклятиями, среди которых неспособная без меча даже протиснуться в битву Орихиме уловила одно немаловажное:       — Только девчонка может противостоять моему эффекту отражения! — Цубаки неистово отбивал любые атаки Зангецу. — Вот только мечика-то, — съязвил дух, — у нее теперь нет.       — Нет меча, говоришь? — Ичиго оскалил зубы и глухо прорычал.       Миг по скорости и триста дней совместной жизни, чтобы разгадать мысли близкой души на раз и перегруппироваться всего за один данный миг — Орихиме твердой рукой перехватила брошенный ей чужой занпакто. Не ожидавший же подобного Цубаки тут же получил в челюсть стальным кулаком Ичиго.       — Тебя, мразь, я и голыми руками сумею одолеть, а Орихиме с тобой еще повоюет.       Шибы обменялись кивками и местами: накинувшись на воинственного духа с разных сторон, они рассчитывали как минимум дезориентировать того, однако Цубаки был ловок, и хитер не меньше. Избежав захвата наемника, он проскользнул ему за спину и нещадно влупил тому рукоятью меж лопаток. Ичиго поперхнулся спазмом и, потеряв равновесие, осел на колени. Голову снять ему с плеч не дала подлетевшая тут же в защиту Орихиме — отбив сеющий смерть клинок от шеи мужа, она принялась теснить занпакто, как бешеная.       Битва распалялась. Усеченная катана против нодати, добродетельница против убийцы, правда против ненависти. Зангецу плохо слушался в чужих руках, но Орихиме не нужны были его способности — вполне хватало его острейшей стали, легкости в хвостовике и собственной изворотливости. Зангецу жег пальцы, буйствовал, поражал противника как еще один безумец — однажды он уже перерубил этот занпакто, и норовил закрепить победу. Мечница приноравливалась к нему — у них были схожие цели и характеры тоже. Защитить рыжего и напиться свежей крови.       — На! Получай! Еще! Еще! — Орихиме жалила как раздразненная кобра. — Сдавайся, сдавайся, сдавайся! Цубаки, ты больше никогда не направишь удар в того, кто мне дороже всех! Сдавайся же!!!       Цубаки и вправду оказался изрядно потрепанным, хотя его раны в сравнении с хозяйкиными что по количеству, что по тяжести составляли огромную разницу. И не в пользу бросавшей вызов Шибы. Она и вправду была сильнее и метче, но каждый раз пропускала удары и теряла самоконтроль, когда коварный дух менял намерения и бросался поразить свидетеля их битвы. Брошенное им условие оставалось в силе, но пока у обоих Шиб хватало сил противостоять ему и оборонять друг друга.       — Ваши обоюдные стремления меня переиграть смешны! — Черный ниндзя с цветочным именем произвел очередной обманный маневр, жестоко пнул налетевшего на него сзади рыжего, а свою синигами без зазрения совести полоснул лезвием по лицу. — Ну что, подправил я тебе красу, Цветочек? — Цубаки сплюнул с брезгливостью, вспоминая столь нежное прозвище для воина, для прирожденного убийцы, которого в здешнем мире никто не воспринимал на должный счет. — Ты жалкая!!! — остервенело кинулся он на Орихиме, не давая и духа перевести.       Он одурел. Молотил ненавистную девчонку без числа — лихо орудовал клинком, точно косой на жатве. Орихиме даже отвечать толком не могла. Она едва ли ни все приемы из кэндо уже использовала в битве, тогда как витавшие в голове уроки по техникам кидо вновь и вновь разрушались жестокостью, что зиждилась на острие ее собственного меча. Откуда было в нем столько зла и боли? Каждый отбитый ею удар как не-ответ, но угождал четко в цель — прямо в межреберье, туда, где тянуло, ныло и пекло, туда, где пустотой поросло былье, туда, где хранились тайны, о которых вспоминать нельзя было.       — Слабачка! Недотепа! Жалкое подобие воина! — Цубаки колол словами сильнее, чем клинком. — Бездарна, как и твой отец! Слабая копия матери! Кенпачи?! Кто здесь Кенпачи? — вконец озлобился дух и, пока синигами отбивала его новый удар меча, влепил ей страшную затрещину.       Орихиме кубарем отлетела к стене, Ичиго вновь не смог остаться в стороне потому, как плевать он хотел на любое свое невмешательство.       — Заткни па-а-асть! — пудовым кулаком вновь залепили потустороннему ниндзя. Шиба ввязался в бой, чтобы дать жене время очухаться, подняться с колен, сплюнуть собравшуюся во рту кровь и продолжить, продолжить сражаться, во что бы то ни стало.       Из главы Омницукидо полезли наружу все уловки, водившиеся в чести у его отряда. Опасные удары по болевым точкам, сбивание противника с ног, дезориентация, отвлекающие маневры, связки кидо, замораживающие и блокирующие… Было видно, что верного помощника капитану не доставало — Орихиме затуманенным взглядом ловила его оскальзывающиеся движения, пытавшиеся выудить из-за спины меч, а хватавший только воздух. Поразительно сражавшийся в рукопашную, сигавший в блестящее сюнпо, не брезгующий молниями сюнко, он всё равно не смог начисто расстаться с занпакто, как сделала его капитан. Убийца, палач, он всё равно был иным, уникальным ниндзя, не столь беспринципным и свихнувшимся как Цубаки. Он был воином гордым, благородным.       «Поднимайся! Иди и сражайся!» — приказывала себе Орихиме, но тело не слушалось ее. Их противостояние длилось наверняка вечность, дух не растратил жажды пронзить «сердце» Орихиме, а у нее руки не поднимались защитить его.       — Цубаки-и-и, сто-о-ой!!! — истерично бросилась на него уже порядком вымотанная Кенпачи. Она призвала всю свою силу, озарила пещеру серебром, устроила мощный выброс реяцу, чудом не сорвавший вершину скалы, а сама дико оскалилась. — Цубаки!!! — Одного точного и сосредоточенного удара хватило… бы, но Зангецу со скорбным свистом прошелся по воздуху, промахиваясь мимо горла своего материализовавшегося «сородича».       Последний истинно озверел — попер на хозяйку в лобовую, не жалея ни одежды, ни кожи ее. Решающая атака той мигом рассеялась как роса на солнце, и дальше ей, Кенпачи, приходилось только позорно отбиваться, не щадя разбитых в кровь ладоней.       — Спасать?! — насмехались над ней. — Кого ты можешь спасти, если за саму себя постоять не в состоянии?! — Орихиме попыталась возразить, но пришлось «отвлечься» на то, чтобы вместо слов ее рот не поймал шальной клинок. — Банкай?! — Цубаки добивал ее, опустившуюся уже и так в осознании своей ничтожности. — Какой банкай ты захотела себе, слабачка?! Он никого не спасет, — Цубаки наступал и наступал фатально. — Сначала я убью одного Шибу, затем вторую и…       Его удар отбили со свежей силой: Ичиго выхватил Зангецу у жены, вырастая меж ней и занпакто.       — Гляди Шибами не подавись, — прорычал он, — банкай! — И черное цунами всё разрушающей реяцу разорвал пещеру по всем швам.       Всё стихло в какой-то миг, даже каменная крошка закончила осыпаться с неба. Орихиме закашлялась, очнувшись; во рту, в носу, в глазах, в волосах, в горящих ранах пыль и пепел не утихали бесчинствовать. Почему-то первым в голову взбрело то, что сверхмощь Тенсы Зангецу непременно заметили в Сейрейтее, и теперь ее супругу придется объясняться перед всеми: Советом, Готэем, кланом, Омницукидо — страшно было пересчитывать, сколько правил он нарушил, чтобы учинить ей финальную тренировку по освоению банкая, а она… Слеза стекла по щеке нерадивой ученицы многих величайших синигами: а она не смогла оправдать веры самой главной в своей жизни души, которая защищала ее повсеместно. Так, только что Ичиго опять спас ее — накрыл собой от посыпавшихся им на головы камней.       Ее глаза уткнулись в запекшуюся на груди первую рану, которую ее муж получил в сегодняшнем бою. Грудная клетка его не двигалась, дыхание наружу не рвалось, что-то точно случилось…       — Ичиго-сама!!! — истерично окликнув его, спустя миг с какой же дикой радостью она поймала ответный дерущий горло кашель. Карие глаза тут же впились ей в лицо с тем же беспокойством:       — Ты в порядке?       — Я??? — она изумилась, ведь это он принял весь удар на себя. — Это Вы как?.. Ичиго… сама…       — Норм… — В разрезе долей всего лишь одного мгновения зрачки первого наемника дернулись, сам он живо обернулся, но среагировать не успел — остановил клинок сердцем. — Тц-ц!.. — спазмом вырвалось наружу, а вслед за этим и кровь хлынула на подбородок. — Зараз-за… — только и успел процедить капитан Шиба, глядя прямо в расплывшуюся кровожадностью улыбку занпакто своей несчастной супруги.