Принцесса и ее чудовище

      Я снова шла по освещенным лишь лунным светом коридорам, кричащим роскошью и шиком. Другой дом, те же ощущения. Хотя нет, вру, не те. В этом доме мне было больно. Так пронзительно больно, что эта боль давно уже переросла в ненависть. Миралес сказал, чтобы я позвала его, когда буду на месте. Что он сделает все за меня. Он бы пошел со мной сразу, или же вообще вместо меня, но защита арлейских домов реагирует на него как на целое вражеское войско. Не думаю, что для воина его уровня это было бы проблемой. Но мы договорились не убивать без нужды. Проще говоря, не обязательно вырезать весь дом, если нужно убить лишь его хозяина. Я могла бы призвать его, как только прошла линию защиты, ведь на его появление уже внутри она не срабатывает, но сегодня… сегодня все иначе. В прошлый раз я была просто не готова к цвету арлейской крови на своих руках, к тому, чтобы увидеть, как угасает в чьих-то глазах жизнь. Нет, я убивала и раньше, нельзя прожить двадцать лет в Черных землях и ни разу не убить. Но арлеев еще никогда. Я думала, в этом нет особой разницы. Я так ошибалась.       Но хозяина этого дома я не хочу убивать. Я хочу загнать его, как зверя, я хочу, чтобы он дрожал от страха и неизвестности, чтобы он видел, как умирают все его близкие. Жестока ли я? Нет, я просто хочу, чтобы он оказался на том же месте, что была когда-то я. Просто убить его было бы слишком просто. Вопрос в том, стоят ли этого дополнительные жертвы, которые определенно будут, если я начну гонять его по дому. Не отрицаю, вполне вероятно, что некоторые из служащих предателю достойны смерти. Но могу ли я с уверенностью сказать, что ее достоин каждый, кто находится в этом доме? Ответ прост: нет. Как не могу я, в будущем вполне вероятно Королева этих арлеев, убивать бездумно. Ибо, какая тогда будет разница между мной и нынешним королем?       - Ты должна научиться сражаться не только когда твоя жизнь зависает на волоске. Ты должна научиться убивать, чтобы больше не быть в шаге от смерти.       Он напал снова, заставляя меня отступать, шаг за шагом, пока моя спина не столкнулась с каменной стеной пещеры, а его оружие – простая ровная деревянная палка, скорее всего древко от копья – не прижало торцом мое горло, не давая дышать.       - Сражайся. Сражайся так, будто от этого зависит твоя жизнь!       В алых глазах картэфа пылало раздражение. Он был недоволен, недоволен до шипящих интонаций в голосе, до дрожи в сжимающих оружие руках. Думаю, что в такие моменты он действительно хотел меня убить.       Я долго не понимала, зачем он это делает. Зачем обучает меня драться, пытается навязать какую-то новую философию жизни. К чему все это? Когда мы возвращались из его персональной тренировочной пещеры, он снова меня связывал. А дома – привязывал к стене, кормил какой-то гадостью и словно бы забывал о моем существовании. Иногда тут же уходил, иногда оставался, начинал с грохотом и недовольным бормотанием готовить еду или чистить оружие.       Глядя на картэфа, злость которого была буквально осязаема, я думала, кто я для него? Пленница? Рабыня? Игрушка? Забавная зверушка? Если задуматься, то с первого дня я его явно раздражала. Почему же он тогда он до сих пор не убил меня, не отдал кому-то другому? Здесь ведь было много таких как я – чуждых этому месту. Сломленных, с потухшими глазами. Я не знала, что сделало их такими – жизнь «до», как меня, картэфы, с их жестокостью и своими принципами жизни, или же сами Подземные Города, которые иногда словно начинали давить на плечи, заставляя вжимать голову, и хвататься за горло в попытке снова суметь дышать. Но все они были чем-то заняты. И никто из них не был одет так, как я – в облегающую, сшитую, словно на заказ, черную одежду, какую носят только хозяева.       Кто же я теперь? Пожалуй, это было первое, чем я заинтересовалась с момента смерти отца.       Стоя у широкой кровати, на красных простынях которой спал такой знакомый, но ныне совсем чужой мужчина, я снова задавалась этим вопросом. Кто я? Хватит ли у меня жестокости, чтобы воплотить в жизнь план, который я прокручивала в голове на протяжении многих лет?       На груди едва ощутимо нагрелся амулет, из-за спины пахнуло привычной магией.       - Ты не призвала меня, - его шепот слился с темнотой, как ночной зверь.       - Разве я не должна сделать это сама? – почти одними губами откликнулась я, не сводя взгляда со спящего.       Я почти уверена, что он пожал плечами. Вдруг захотелось оглянуться, увидеть выражение его лица в льющемся в щель между шторами лунном свете. Но я продолжала смотреть на лежащего на кровати арлея, хоть один его вид причинял мне мучительную боль. Именно это все больше пробуждало мой гнев. Все крепче сжимая рукоять кинжала у пояса, я медленно потянула его вверх, освобождая лезвие из ножен.       За закрывающим нишу с винами гобеленом я оказалась в долю мгновения. Миралес прижал меня к своей груди, закрыв сверху своим перьевым плащом, словно я излучала какой-то свет, который нужно было скрыть.       Едва слышно скрипнула дверь, в комнате за скрывающей нас тканью стало светлее.       - Дорогой? Дорогой, ты спишь?       От сладости ее голоса у меня заболели зубы. Столько медовой лжи, что я ее буквально ощутила кожей. Вдруг стало очень интересно, знаю ли я вошедшую, но картэф лишь сильнее прижал меня к себе, не позволяя отстраниться. Словно бы боялся, что я выскочу из укрытия и… что? Ничего не смогу сделать? Не смогу убить так некстати возжелавшую ласки женщину?       - Мне же завтра рано вставать, - сонно откликнулся хозяин дома.       И я замерла. Сердце вдруг застучало быстрее, а челюсти сжались до зубовного скрипа. От одного звука его голоса мне стало плевать на дополнительных жертв.       Женщина игриво засмеялась, ее смех довольно органично слился с недовольным бормотанием разбуженного арлея.       - Мы можем прийти в другой раз, - едва слышно прошептал Миралес мне в ухо, продолжая удерживать на месте.       - Нет, - сквозь зубы прошипела я.       - Тайрэ, - мягко посоветовал он, и я виском ощутила, как его губы растягиваются в улыбку.       - Я не могу успокоиться, - крепче прижимаясь лбом к его груди, честно попыталась убрать из голоса шипение. – Он должен умереть до рассвета. Этим утром его тело должно висеть на месте моих волос. Это будет справедливо.       - Тогда ты должна успокоиться, - все так же улыбаясь, настаивал он.       Из-за гобелена все еще было слышно хихиканье и ворчание. Судя по всему, он пытался убедить ее просто лечь спать рядом, если в ее покоях ей слишком одиноко. Но женщина на уговоры не поддавалась.       Прижавшись ухом к груди Миралеса, я постаралась не слушать происходящее за занавесью, сконцентрировавшись на его спокойном сердцебиении. Нужно держать себя в руках. Нельзя переполошить весь дом просто потому, что сорвалась. Но и уйти просто так я не могла. Просто была не в силах.       Стук сердца картэфа привычной мелодией проникал в уши, позволяя выдохнуть спокойней. «Короли не должны поддаваться эмоциям».       - Меняем план, - тихим, спокойным шепотом начала я. - Ты уберешь ее, чтобы не мешала, но она должна выжить. Потом незаметно отнесешь в ее покои. Это, скорее всего, соседняя комната.       - Ты уверена, что справишься?- он, наконец, отпускает меня, очень внимательно глядя мне в глаза.       Молча кивнула. Миралес растянул губы в улыбке.       Картэф появился из-за гобелена первый. Темной тенью метнувшись по комнате, он оказался у кровати. И еще до того, как кто-либо сумел опомниться, он уже стоял в двух шагах от ложа, на манер щита удерживая находящуюся без сознания женщину. Взгляд красных глаз был направлен на замершего на кровати арлея, а на губах все еще играла улыбка.       - Если ты закричишь, она умрет, - спокойно выходя из своего укрытия, сообщила я, уже открывшему было рот хозяину комнаты.       - Литиэль, - словно бы увидев призрака, он побледнел и стал отползать назад, путаясь в простынях. – Ты же мертва.       - На самом деле, - я приближалась к нему с неотвратимостью самой судьбы. – Это ты мертв. Просто еще не знаешь об этом.       Упав с кровати, он перекатился кувырком от неожиданности и честно попытался сбежать. Но буквально ткнулся носом в продолжающего держать пленницу на весу Миралеса, тенью переместившегося к двери. Отпрянул, снова увидел меня и прижался спиной к стене. Его взгляд снова перескочил на картэфа, потом на кинжал в моей руке и он начал открывать рот с явным намереньем закричать. В два шага оказавшись рядом, я зажала ему рот рукой, приставляя кинжал к горлу:       - Если ты закричишь, то мой друг сначала убьет ее, потом убьет всех, кто придет тебе на помощь, а в конце, когда в этом доме не останется больше никого, я отдам ему тебя, чтобы он мог показать тебе, что большинство слухов о картэфах – вовсе не слухи. Но если ты будешь послушным, я убью тебя быстро.       Зеленые глаза испуганно распахнулись, став фактически совсем круглыми. Он посмотрел на все еще улыбающегося, без напряжения, как пушинку, держащего бессознательную женщину Миралеса, и я увидела, как его взгляд потускнел.       Убрав руку, чуть уменьшила напор клинка на его горло, дав возможность ответить, если захочет.       - У меня только один вопрос. Не важно, что ты ответишь, правду или ложь. Мне просто любопытно, что ты скажешь. Так вот. Скажи мне, почему? Почему ты предал моего отца? Почему предал меня?       - Мне было страшно, - потухшим голосом откликнулся арлей. – И я хотел большего, чем позволял ваш Королевский Двор.       - Он был и твоим, - с ледяным спокойствием откликнулась я, и оборвала его жизнь.       Била в сердце, черное и прогнившее, мертвое задолго до того, как его пронзил мой клинок. В сердце, которое без сомнений предало тех, кто доверил ему свои жизни.       Его тело упало к моим ногам, я машинально вытерла кинжал о рукав и вернула в ножны.       - Ты в порядке? – настороженно поинтересовался все еще стоящий у двери картэф.       Я кивнула.       - Да. Отнеси ее и возвращайся. Нам нужно успеть до рассвета.       Миралес ушел, а я стояла на месте, глядя на то, как из-под лежащего на полу арлея растекается лужа крови, медленно подбираясь к моим ногам. Иногда, когда я особо рьяно раздумывала над тем, как буду его убивать, я пыталась представить себе, что почувствую, когда все закончится. Я представляла себе ликование или же боль. Но не было ничего. Моя ненависть угасла вместе с жизнью в его глазах, и ее место заняла непривычная, звенящая пустота.       Вернулся картэф, отвел в сторону, не позволив сапогам измазаться в крови. Осмотрел внимательно, словно заглядывая в душу. После чего кивнул и, удерживая одной рукой мою ладонь, опустился на корточки, касаясь мертвеца. С дыханием его магии мы перенеслись на главную площадь, где он быстро закрепил арлея рядом с табличкой, и забрал меня «домой» - в нашу сторожку посреди леса.       - Я думал, ты будешь плакать.       - Я тоже.       Засыпать на его груди было привычно. И это ощущение медленно вытесняло странную, непонятную пустоту внутри до тех пор, пока не осталось ничего, кроме покоя, навеянного его сердцебиением.