Видовое превосходство

Make up your mind Let me leave or let me love you While youʼve been saving your neck Iʼve been breaking mine for you The power is on, the guillotine hums My backʼs to the wall, go on, let it fall Make up your mind Before I make it up for you Florence And The Machine, Make up your mind.

Я уже успела расправиться с сэндвичами и заглянуть в мастерскую Эдны, чтобы поблагодарить её, как появилась Уиллоу. Она выглядела очень мрачно, словно на неё Домино тоже наорала. Я вжала голову в плечи, ожидая, что она сорвётся на меня — такой уж у неё был вид. Однако она просто посмотрела на меня и пустую тарелку со стаканом, а затем кивнула в сторону выхода. Я покорно поплелась к двери. — Куда мы теперь? — осторожно спросила я, пока она выкатывала мотоцикл. — К тебе, — коротко ответила она, явно не настроенная на дальнейшие расспросы. Да что ей Домино такого там наговорила? Адреса Уиллоу не спрашивает, поэтому у меня возникает неприятное чувство, что за мной следили задолго до того, как я приобрела роковую спиритическую доску. Упомянутая доска по-прежнему была со мной — в моей сумке. Я взяла её с собой чисто машинально, а не потому, что я к ней особенно привязалась. Уиллоу думала о своём и не лезла в мои мысли, и мне стало даже как-то одиноко. Я несколько раз сказала про себя её имя, но она не ответила. Надо бы тоже телепатию освоить, пробиться через её защиту и петь ей привязчивые попсовые песенки, пока она не расскажет мне, в чём дело. Молчание меня убивает. В тот момент, когда ей расхотелось со мной разговаривать, я осознала, что очень хочу поболтать. Она припарковалась перед моим домом и решительно направилась к входу. Мой выход: — Откуда ты знаешь, где я живу? Уиллоу развернулась и медленно подняла на меня глаза. Я все ещё стояла у её харлея, не собираясь сдвигаться с места. Пусть меня волоком тащит, если ей так надо. — А ты действительно хочешь это знать? — Не пытайся выиграть время этой фразочкой из паршивого триллера, ага? Она наконец-то улыбнулась. Хитренько так. — Ну, мы следим за тобой уже месяц… Я пыталась как-то переварить полученную информацию, но потом бросила это и поплелась за Уиллоу. Складывалось впечатление, что это я иду к ней домой, а не она ко мне. У двери она остановилась, решая, видимо, как её покрасивее выломать. — Даже не думай мне тут устраивать свою уличную магию, — ворчливо сказала я, помахивая связкой ключей. Уиллоу театрально поклонилась и уступила мне место у двери. Родителей дома не было, всё-таки рабочая неделя в самом разгаре. Это я могу сорваться с места и махнуть на природу, да и то только потому, что ещё нигде не учусь. Я даже не успела предложить Уиллоу чаю, как она исчезла в моей комнате. Я тяжело вздохнула и, не снимая обуви, пошла к себе. Моя комната. Может у меня и не вышло отстоять у своих родителей крутые фотообои, зато сложные геометрические узоры — это вам не цветочки. Основная цветовая гамма — красно-коричневый и белый. У меня здесь всегда порядок, так как когда мне надо сделать перерыв от видеоигр, я обычно навожу порядок или иду готовить. Даже буклеты из университетов и колледжей сложены в аккуратную стопку на письменном столе. Их я ещё даже не открывала, но о каком поступлении может идти речь, когда в моей жизни такое творится? Мне было безумно интересно, что на это сказали бы мама с папой. Они всегда меня во всём поддерживали, но одно дело — записывать меня на приём к психотерапевтке. убеждающей меня, что со мной и моими мозгами всё в порядке, а совсем другое — узнать, что я волшебница. Чувствую одной психотерапевткой тут не обойдётся. Но Уиллоу не удостоила своим вниманием ни мой стол, ни мой компьютер, ни даже одинокий сельский пейзаж на стенке. Она смотрела прямо на мои книги. Книжный шкаф у меня роскошный, хватило места для всей моей коллекции, а отдельная полка была даже отведена под графические романы и мангу. Но Уиллоу рассматривала книги. И в её взгляде было что-то странное. Так смотрит медсестра на неопорожнённую утку ну или уборщица общественных туалетов. Иными словами, на мои книги глядели, как на дерьмо. Даже такой черепахе как мне не нужно было много времени, чтобы понять, что так возмутило Уиллоу. «Властелин колец», «Ходячий замок», «Эльфийская трилогия», «Орудия смерти» и так далее — во всех книгах была магия. Но почему она так недовольна? Риторический вопрос. Всё это чудо — поделки «смертных». — Да, это будет сложнее, чем мне казалось, — расстроенно протянула она, и вид у неё был подавленный, — Да… — В чём дело? — В общем, это… Домино попросила мне тебе кое-что разъяснить, вот… — А книги-то тут причём? — насупилась я, не настроенная продавать их через интернет, если Домино так захотелось. Уиллоу почесала затылок и откинула волосы назад, готовясь очевилно к чему-то важному и чрезвычайно неприятному. — Хм, Кэт, вот скажи, что объединяет всё вот…это, — она показала на книги, но теперь без особой брезгливости. Так, с лёгким презрением. — Ну, — я взяла «Гарри Поттер и философский камень» и повертела томик в руках, — Они все про магию и волшебников, верно? — А ещё? — Я не знаю, — я поставила «Поттера» на место и погладила корешок «Рапсодии», — Они все разные. Вот тут — эпическое фэнтези, вот тут — городское, а ещё я люблю юмористическое, Пратчетта, например. — Ты ведь понимаешь, что там всё неправильно? — Уиллоу пытливо взглянула на меня. — Так это же книги! И кроме того, никто же из них не знал про нас! — я пожала плечами. Тут волшебница решила сдаться: — Они не только про «наших», но и про людей. И во всех этих книгах мы служим смертным, живём с ними бок о бок, спим с ними и всё такое. Это неправильно. В ком-то из нас явно проснулась внутренняя Домино. — Я не собираюсь вести себя так. Ненавидеть людей только на основании их, ммм, видовой принадлежности — вот что неправильно. Что бы там тебе ни говорили. И если хочешь знать, то я такой точно никогда не стану. Меня никто не угнетал, и я. . — Кэтрин, мы вообще не можем жить с людьми! — закричала Уиллоу. — И тебе надо собрать вещи и покончить с этим раз и навсегда. С твоими иллюзиям. Я отступила назад, разевая рот. Слов нужных я не могла найти, хотя очень старалась. Мир вокруг меня затрещал по швам, и это было слышно в наступившей тишине. — Что? — прошептала я, всё ещё пытаясь придумать нечто более содержательное. — Тебе надо будет уйти, понимаешь? Ты не можешь…усидеть на двух стульях. — Так нельзя! — я прикусила губу, чтобы не расплакаться, но голос меня выдавал. — Вы не можете! Но они могли. Лицо Уиллоу не выражало ничего кроме сострадания, но я понимала, что она не передумает. — Они мои родители, и я люблю их! А как же моя жизнь? И мои друзья? Чем они вам мешают? — я не могла справиться с паникой, охватившей меня. Я не могла… — Кэт, ты не понимаешь. Ты не понимаешь. Думаешь, это так просто? Думаешь, мы не пытались объяснить своим близким, в чём дело, что мы просто другие, что мы можем больше, чем они? О, мы пробовали этот путь. Они все сначала такие милые и понимающие, а потом… Я прервала её: — Мои мама и папа не такие! Они не станут ничего делать… Уиллоу разозлилась и закричала, что мне пора заткнуться, что я и сделала от испуга, что она ударит меня или применит магию или ещё что-нибудь похуже. — Все через это проходят, — сказала она, тяжело дыша. В этот момент она была очень похожа на Домино: тот же мрачный тон, тот же зловещий блеск в глазах. — Вот точно также говорят. И про семью, и про друзей. Только вскоре и семья, и друзья понимают, что с их любимой дочуркой и подружкой что-то не так. А что делают со сломанными куклами? Их чинят. Зайди к Эдне, спроси, как её чинили. А лучше послушай, как она в ужасе кричит по ночам, просыпаясь от своих кошмаров. Нет, не кошмаров — воспоминаний. Поговори с Домино, может она скажет, что любовь и поддержка смертных не легче камней, что потянут тебя ко дну. Или пусть птички Микелы споют тебе свои песенки. Те, кто ещё может говорить. Таких историй, как у нас, не найдёшь ни в одном романе ужасов. А прежде чем говорить, что им просто неправильные смертные попадались и они сами виноваты, что не тем доверились, просто вспомни, что дедушка Лизель был пастором и любимцем паствы, что, впрочем, не помешало ему устроить на дому сеанс экзорцизма. Мы не выбираем нашу судьбу, а вот они — да. Эти слова её совершенно вымотали. Она без сил опустилась на стул и закрыла лицо руками. На этот раз мне было совершенно нечего сказать. С одной стороны, мне хотелось утешить её и пообещать, что я никогда-никогда больше не буду говорить с людьми. Но с другой… Да, мне всего восемнадцать и я всегда мечтала, чтобы я неожиданно оказалась героиней собственной волшебной истории, прикоснулась к совершенно иному миру. Но вот так сорваться с места, бросить всё в одночасье. Особенно семью. Так что, не думая о том, что я делаю, я вышла из дома и тихонько закрыла дверь, которая вела из моего уютного убежища в жестокий и непредсказуемый мир.