Память о завтрашнем дне

Дерек сжал пальцы и удовлетворенно кивнул укутанному в тяжелый балахон механикуму Дзете: — Только средний не чувствую. — Хвала Омниссии. — Говорят, раньше импланты полностью интегрировались с нейросетью. — Говорят, что раньше Галактика была едина, — резко ответил Дзета, убрал механодендриты и уехал из каюты. Дерек улыбнулся — его всегда забавляло, как яростно реагируют на критику механикумы. Ну да и Бог-Император им судья. Их корабль плыл сквозь варп не первые сутки, если привычный отсчет еще был уместен. В прошлый раз Дерек провел в полете шестнадцать месяцев по подсчетам астропатов, но в реальность вышли спустя тридцать один час после входа. Варп не поддавался логике и стандартам. Варп невозможно было назвать гостеприимным пространством — лишь тонкое поле Геллера защищало старый звездолет от ужасов подпространства. Если находился смельчак, что смотрел в настенные иллюминаторы больше десяти секунд, он мог потонуть в видениях и образах пространства за полем. Каждый видел нечто свое, к чему больше тянулась душа. Кому-то виделись далекие моря, кому-то поля, одни видели сильные руки отца, другие — теплые губы матери. Дерек видел в варпе свою жену, Марийу. Она ждала его долгие годы, но служба важнее, особенно сейчас. Его тело нашпиговали сотнями разнообразных аугметических имплантов, увеличив скорость, силу, выносливость. От перерождения в астартес Дерека удержал капеллан Маркус, настояв на том, что процедура долгая, а миссия ждать не может. Такую информацию нельзя было передавать по воксу, запрещено сообщать астропатам и категорически, под страхом смерти, рассказывать людям. Дерек оказался не в том месте и не в то время. Изабелла же наоборот, полностью отдавала себе отчет в том, что происходит. В их головы внедрили всю информацию, разделив ее таким образом, чтобы отдельно друг от друга невозможно было что-то понять и использовать. Впервые в истории Империума два смертных человека были грозным оружием, мощнее экстерминатуса и точнее орбитальной бомбардировки. Каждый, кто был причастен к информации, ликвидирован. Каждый, кто добывал информацию, ликвидирован. Каждый, кто хотя бы слышал о том, что Дерек с Изабеллой отправлялись на Древнюю Терру, были ликвидированы. Изабелла проводила большую часть времени в медитациях, игнорируя попытки Дерека хотя бы познакомиться. Конечно, его это злило, ведь основной задачей было доставить информацию и, если потребуется, защитить девушку от абсолютно любой опасности. Естественно, от смертного практически ничего и не ждали, отправив охраной два батальона гвардейцев, отряд Серых Рыцарей и взвод Ультрамаринов. И каждый из стражей избегал общения с Дереком, помня лишь о своей миссии. Шла вторая половина сорок третьего тысячелетия.

***

На самом деле Изабелла боялась. Порой, стоя перед зеркалом и привычно разглядывая бледное веснушчатое лицо в рамке непонятного цвета темных волос, она задавала себе один и тот же вопрос: «Зачем ты это сделала, дура?». Для спасения Империума, конечно, — отвечали широко распахнутые болотного цвета глаза. Для того, чтобы все выжили, чтобы не было смертей, чтобы не горели библиотеки, выбрасывая в небеса столбы грязного черного дыма, чтобы не рушились грандиозные сооружения из мрамора и стекла, чтобы не были залиты кровью улицы, чтобы… Девушка сторонилась своего телохранителя; почему-то дружеская беседа с тем, кто пойдет с ней даже на смерть, казалась той точкой невозврата, которая, если размышлять логически, была оставлена позади еще в тот момент, когда ей, сестре Ордена Диалогус, гиганты в черной броне сделали предложение, от которого невозможно отказаться. Медитация была лишь хорошим предлогом игнорировать Дерека. И отчаянной, болезненной до зубовного скрипа и слез попыткой подавить крутящийся змеем под сводом ребер страх, безжалостный и леденящий внутренности. Погружаясь в привычный транс, Изабелла мысленно взывала к Богу-Императору, умоляя его быть снисходительным к жалким червям, осмелившимся отринуть правила мироздания. Впрочем, девушка до сих пор сомневалась, что именно она была подходящей кандидатурой для этой миссии. Ей казалось, что она была слишком слабой, слишком шумной, слишком болтливой, слишком недалекой, слишком… Слишком недостойной. Страдая от навязанного себе самой одиночества, девушка с трудом подавляла в себе отчаянный порыв пойти исповедаться к капеллану — величественные Астартес внушали ей трепет и порождали мысли, от которых Изабелла порой себя ненавидела. Негоже сестре-монахине думать о том, какова на ощупь кожа под керамитом, как тепло, наверное, в заботливом переплетении мускулистых рук, насколько спокойной будет дрема, если склонить голову на покрытую шрамами грудь… Девушка краснела, белела и упрямо избегала как нечаянного взгляда в бездну варпа, так и зрительного контакта с кем-либо без прямой на то нужды. Блуждая по серым коридорам, освещенным неяркими бликами золотистых светильников, Изабелла думала о том, что будет, если ей доведется все же увидеть Императора или кого-то из его сыновей. Выживет ли она? Поверят ли ей? Или последнее, что узрит она пред бесславной кончиной, это золотое оружие разгневанного кустодия?..