Дотронешься - убью

      По пути, жадно высосав половину содержимого бутылки, я довел себя до кондиции «язвим сильнее и смелее», от чего без труда хамил молодой стерве в автобусе, которая подсела ко мне. Она только и делала, что твердила, как от меня разит за километр выпивкой и табаком и что моим родителям должно быть стыдно за такого сына, как я. Клянусь, постоянно одно и тоже, как пластинка заезженная! А вечерняя аудитория, в лице старушек, постоянно поддакивала ей и просила кондуктора высадить меня. Кинув парочку обидных фраз и выставив прямо в лицо бестактной курице заморскую фигу, я выскочил из автобуса на нужной мне остановке. Мой план постепенно выполнялся.       Постояв у подъездной двери пару минут в размышлениях, почему я не могу вспомнить номер квартиры своей подруги, я решил, что стоит лучше рассчитать. «Так, что мы имеем: первый подъезд, последний этаж, первая с лева… — Я осмотрел быстренько панельный дом и продолжил, — Квартиры идут с первой по двадцатую, в доме пять этажей, следовательно, на этаж приходится четыре квартиры… Из двадцати вычитаем три… Точно! Семнадцатая!» С математикой у меня никогда не было проблем. Набрав нужные цифры, я принялся ждать ответа. — Да, — послышалось из микрофона. — Тёть Том, это Лёша. А Ленка дома? — как можно дружелюбно попытался сказать я. — Ой, да заходи уже… — снова донеслось на том конце провода, а затем пиликанье, как знак открывающийся двери.       Я потянул за железную ручку двери, зашел в подъезд, преодолел все лестничные пролеты на своих двоих, ибо лифтов в хрущевках никогда не было, подошел к квартире Ленки и, хотел было постучать в дверь, как та сама открылась. Как и всегда в такие дни, Ленка особенно не готовилась к моему приходу, потому и встретила стандартным набором: неряшливо убранные волосы в пучок, никакой штукатурки на лице и затасканные майка с шортами, которые одновременно служили ей пижамой. — Привет, — протянул я, ненадолго подняв руку, прошел в прихожую и стал стягивать с себя обувь, не используя рук. — Да виделись уже, — ответила блондинка, закрывая за мной дверь на два оборота. — А что так тихо? — поинтересовался я, — Где предки? — На дачу свалили. Сегодня же суббота. — То есть как суббота? — недоуменно переспросил я и чуть не выронил рюкзак, который держал в руках. «Суббота? Это как же я тогда завтра собирался выцеплять того переростка? Вот же черт. Хотя, плюс в этом есть. Раз родоков Ленки не будет всю ночь, значит я смогу выполнить свой план с легкостью и без последствий. Ну, почти без последствий». — В календарь загляни, балда, — повела глазами подруга и пошла вдоль узенького коридора на кухню, — Ты чай будешь? Я отказался, но, достав бутылку, прокомментировал: — Есть кое-что по лучше!       Девушка осмотрела вынутый мной предмет, заметив, что там не хватает примерно половины, недоверчиво покосилась на меня, но потом радостно улыбнулась и полезла в кухонный шкаф за бокалами. В чем фишка пить из дорогого стекла, я так и не понял, ведь можно было без выпендрежа пить из кружек или же из горла, на крайняк. Но возражать не стал. Усевшись рядом друг с другом на мягком стареньком диванчике, возле стола, мы принялись беседовать на интересные для Ленки темы и попутно опустошать, принесенное мной, подношение для мира неадекватного мышления. Я спаивал свою единственную подругу, как последняя скотина, для собственной выгоды. Я знаю точно, что она бы не отказала мне в помощи, если бы я попросил. Но произносить в слух, по телефону или же даже написать об этом я не мог и принял решение созидать все в полной конфиденциальности.       Обнаружив, что вино оказалось выпитым, до последней капли, а у моей собутыльницы уже язычок немного заплетается и глазки косятся, я набрался духу и приступил к главной цели моего визита. Я вытянул левую руку между нами, в качестве опоры, а правой аккуратно взял девушку за подбородок и притянул к себе. Еще доля секунды и я уже соприкасался своими губами с губами Ленки. Тонкими, но упругими. На которых еще остался легкий привкус вина. Но к глубочайшему моему сожалению, я мог почувствовать только тепло и вкус. Ничего больше. А это означало, что мое предположение о том, что поцелуи вызывают во мне эйфорию — было ложным… — Лёш, ты чего? — девушка слегка отодвинула меня, подставим свою руку к моим губам. Я отвел взгляд. Из-за неверности моего суждения теперь придется выкручиваться. — Н-ничего, — слегка нервничая начал отвечать я, — Я просто хотел проверить кое-что. — И что же? — с нетерпением ждала Ленка. По её выражению лица можно было понять, что она не слишком то и кипешивала по этому поводу. И ей куда было интересней почему я это сделал, нежели какое будет продолжение. — Да вот, — потупив с минуту, начал отшучиваться и скорчив подозрительное выражение лица, — Предположил, что ты сохнешь по мне. Ленка расхохоталась и, развеяв все фальшивые подозрения фразой «да сдался ты мне, придурок», стала прибирать со стола. «Ну хоть выкрутился. И все же. Почему «он» сбивает мой нормальный сердечный ритм, да еще и таким путем? Почему этого не могут делать другие? В чем его секрет?» Я стоял на балконе и сбрасывал в открытое передо мной окно пепел от сигареты. Разглядывая полуночный небосвод, я метался в очередных вопросах, напрямую связанных с Кириллом. Начиная с того самого дня, как этот баскетболист запер меня вместе с ним в раздевалке, он плотно поселился у меня в башке, не давая покоя. Я никогда раньше себя так не вел и не чувствовал, как сейчас. Я бы продал свою грешную душонку самому дьяволу, лишь бы глаза не видели это ничтожество… Но где-то в глубине души я жаждал очередного повторения этих утех, сводящих меня с ума. И это меня жутко бесило.       Утром я проснулся рано. Ленка надоедливо теребила меня за все, что можно, судорожно припоминая, что вот-вот заявятся родственнички и, завидев сею, не столь обыденную, картину отправят нас под венец без права на доказательства. Я брыкался и отчаянно прятался под тонкий плед, в надежде поспать хоть еще чуть-чуть. Но несколько раз ударившая по моему телу подушка привела стоящие аргументы и принудила меня сползти с кровати. Я расселся на полу, рядом с прикроватной тумбой, и посмотрел на будильник. — Твою ж за ногу! — выругался я, — Пол десятого утра! Глупое создание! Нахрена так рано?       Мои слова проигнорировали. А потом сбросили на меня мои же вещи. Ворча и, наиграно тяжело вздыхая, я стал одеваться. Рубашку не стал застегивать — и так сойдет для утра. Свитер вовсе убрал в рюкзак. А когда начал надевать джинсы, я осознал всю тонкую суть носков. Вчера, которых, я проигнорировал и оставил скучать где-то возле дивана… Под воздействием алкоголя я не почувствовал, как натер собственные пятки до мозолей. И теперь, высохшие и ноющие болячки доставляли дискомфорт в движениях.       Делать было нечего. Я с горем пополам напялил обувь, попрощался с подругой и, немного прихрамывая на обе ноги, поплелся домой. По дороге выбросил в первую попавшуюся урну вчерашнюю бутылку из-под вина, которую Ленка всучила мне в последний момент перед выходом. «Что б мои лишнего не спрашивали» — прокомментировала она. Я согласился, ведь меня это тоже касается.       Желание по скорее добраться до домашней аптечки и захерачить все пятки пластырем не прекращалась ни на секунду, до того момента, пока мой желудок сохранял спокойствие. Но как я только стал приближаться к дому, живот начал издавать душераздирающие вопли. Все же, со вчерашнего дня я не кидал ничего в топку. И я с досадой припомнил, что из съестного в квартире у меня остались лишь пара рыжих тараканов, которые не так давно ползали по моим квадратным метрам.       Добиваемый тремя неудачами за раз я поволок себя домой, решив, что для начала стоит исправить проблему в передвижении. Миновав железную подъездную дверь и ступени вверх, я вставлял ключ в замочную скважину двери в свою халупу.       Внезапно послышался звук открывающейся соседней и двери, из-за которой потом и выглянула вчерашняя новая знакомая. «Она что, поджидала меня?» — Лёшка, привет! — жизнерадостно выпустила из себя Алёна. Я кивнул головой в ответ, — Я слышала, как ты поднимался. Не хочешь в гости зайти? Я пирог вчера испекла — попробуешь?       «Пирог?» Я, движимый исключительно голодом, моментально оставил затею попасть домой, забил на всю вредность выпечки и бесцеремонно ворвался к соседке, сбросил кеды в прихожей и стал ожидать угощений на кухне. Алёну же слегка позабавила моя нахальность. Девушка, посмеиваясь и подшучивая надо мной, положила мне на тарелку несколько кусочков яблочного пирога, налила чая в кружку, а потом наблюдала как я, молча и наспех, почти не жуя, уминаю её кулинарное творчество. Запив всё дело несколькими глотками цейлонского напитка, я облегченно выдохнул и откинулся на спинку стула. — Сто лет не питался! — признался я. Алёна понимающе улыбнулась. Я еще немного посидел, отвечая на вопросы девушки, а потом, спохватился о больных пятках и стал собираться домой. Кеды взял в руку. Без надобности их надевать, когда через пару шагов я уже буду у себя. — Слушай, — решил спросить на последок я, стоя уже в дверях, — А когда целуешься с человеком и всё остальное становится ненужным, что это значит? — Это любовь, — немного задумавшись ответила мне Алёна. — Ясно… — произнес я и вышел за порог.       Но такой ответ меня не устраивал. И весь выходной я провел в очередных раздумьях на заезженную мной тему и построения очередных планов проверки суждений, попутно выполняя задания, что взял в школе для исправления оценок. А к вечеру внутренний интерес к губам Кирилла не хило так повысился и почти дошел до крайней точки. Крышка.       У меня началась ломка, как у заядлого наркомана, который не успел дознуться и теперь готов отдать последнюю технику из своего дома, лишь бы вырубить у барыги «пакетик счастья». Всю ночь я ворочался в постели, подавляя в себе, выросшее из не от куда, влечение.       Утром, вдвойне злой, не выспавшийся, я еле как привел себя в порядок. Позвонила Ленка и сообщила, что сегодня, все пять часов, среди ошибок чьей то молодости и жертв массовой информации, я вынужден буду блуждать один, ибо появившееся недавно сыпь на её теле жутко беспокоит. Тяжело выдохнув пару раз для успокоения, я покопался в коробке с мелкими строительными материалами, что стояла на балконе, и вытащил от туда старенькую синюю изолирующую ленту и, как попало обмотав ею сломанные края, «починил» очки. Надоело щуриться каждый раз. И срать, что теперь моё лицо с ними выглядит еще страшнее.       Сегодня явно не мой день: по дороге в школу я заметил удручающую вывеску «Извините, мы не работаем до следующего понедельника» на двери полюбившейся мне кафешки. Столько раз она меня спасала в обеденные перерывы, а теперь обрекала меня на голодовку до полудня. Моё сегодняшнее состояние, казалось бы, ничего не могло спасти.       Спокойно, без своих «стандартных» штучек, я отсидел первых три урока. Далее следовала обеденная перемена. Сорок минут, конечно, хорошо, но вот занять себя одного просто нечем, и поэтому решил, что сначала стоит покурить за, уже забытым мной, школьным углом, предварительно скинув рюкзак в кабинете.       Тройка девятиклассников сначала шугнулись и замолкли, когда я подошел. Видимо, подумали, что кто-то из учителей подошел. Два парня и девчонка окинули меня взглядом, а потом продолжили свои пустые разговоры, свидетелем которых я случайно стал. Я слушал их трещание, так же, как и нотации о здоровом образе жизни — впускал через одно ухо и без задержки выпускал из другого. Но, услышав знакомую фамилию, насторожился. — А я сегодня с Остапенко на свидание иду! — похвасталась девчонка. Я бросил короткий взгляд для оценки этой особы. «Нет, этого просто не могло быть. Наверняка, в нашей школе есть еще один с такой фамильецей.» — не успел подумать я, как расслышал следующую часть разговора. — Да ладно? Это который из нашей команды по баскетболу? — удивленно спросил один из рядом стоящих парней. — Да, с Кириллом Остапенко! — гордо заявила девка. И тут меня понесло. Выпавшую изо рта сигарету я злобно растоптал по асфальту и, всем видом показывая свой гнев, быстро зашагал обратно в здание.       Сверкая озлобленными глазами, я выискивал мишени для выпуска пара. Долго искать не пришлось. Зайдя в фойе первого этажа я попался дежурному школьнику, схожим с моим телосложением. Тот стал докапываться до меня с расспросами типажа «что я делал на улице?», «где сменная обувь?». Злобно рыкнув «отъебись», я со всей силы толкнул его от себя подальше, от чего парниша не удержался на ногах и расселся на полу. Он начал что-то вякать, но я, игнорируя его, подошел к доске с расписанием, выискал нужный класс и поднялся на третий этаж. Резко открыв дверь нужного кабинета и оглядев присутствующих, я недовольно, чуть ли не крича, задал вопрос: — Где Остапенко? Не ожидав от моей персоны такого вопроса, одноклассники баскетболиста переглянулись. — А зачем он тебе? — наконец-то послышался чей-то голос. Длинноногая и стройна брюнетка, с ярко-алыми напомаженными губами, подошла ко мне и уставилась на меня сверху вниз. Вторая мишень. Я вытащил из кармана потрепанную бумажную десятку. — Сообщить ему хочу, — начал я, — что у вас в классе шалаву обнаружили, — бесцеремонно оттянул переднюю часть брюк вместе с трусами. Но запихнуть купюру мне не удалось. — Захлопнись, озабоченный. В столовой он, — произнес какой-то парень, с силой отцепив мою руку.       Не благодарив и положив свой, ну вы поняли, на не законченную процедуру оскорбления, я вылетел из кабинета в коридор. Бегом спустился вновь на первый этаж по лестницам, расталкивая, мешающихся на моём пути, малолетних дегенератов, и остановился у входа в подобие харчевни. Сделав глоток последнего свежего воздуха, я миновал «рукоомойный отдел» и попал в первый зал.       Наша столовая была большой, поэтому и пришлось разделить её на три зала, которых соединяли лишь раздача и прием грязной посуды. В самом первом, и в самом маленьком, располагались аккуратно застеленные скатертями столы для учителей. За одним из них сидела дирижабль в окружении полноценных порций обеда: мелко нарезанные кусочки всего возможного в одной тарелке, мутновато-зеленая жижа в глубокой таре, сгусток непонятного вещества в третьей посудине и полный стакан жидкости, по цвету напоминавший чай. Я поморщился. И как это можно жрать? Даже когда я готовлю, это выглядит куда привлекательней. — Ух, Александровна Петровна, — начал я, подойдя поближе и выставив руки на край стола, — Так много всего… Надеюсь вам этого хватит, а то мало ли что, за мной еще придете — косточки обгладывать… Женщина нахмурила лицо и хотела хлопнуть по моим рукам, но я успел их отдернуть, и Петровна шлепком об твердый стол прижгла свои ладошки. — Брысь! — прошипела она. Учителя никогда не отрываются во время чревоугодия. Только потом припоминают твою гадость. Я поспешил удалиться.       Пролетел прием грязной посуды, попутно сбивая с ног недовольных пищей учеников так, что все их объедки оказывались на них же самих, и попал во второй зал. «Так, здесь только соплежуи и казявочницы» — подметил я сам для себя и потопал в последний, самый большой зал. Главная цель должна быть здесь. Долго не искал. Среди трех длинных рядов серой массы ясно виднелось оранжевое пятно. Школьные спортсмены в своей форме приступали к трапезе за одним столом. Я нахмурился сильнее и зашагал к месту. — Здравствуй, переросток, — обратился я к Кириллу, наклонившись прямо к лицу парня, указывая тем самым направление своих слов. Все, в радиусе трех метров замерли и уставились на меня. Все, кроме «него». — Привет, — спокойным тоном, продолжая черпать что-то из тарелки ложкой и запихивать себе в рот, ответил Кирилл. -Поговорить нужно, — сквозь зубы выдавливал из себя я, стараясь не сорваться. — Ты не видишь, что я ем? — все так же холодно и без единого взгляда в мою сторону отвечал брюнет. От этого спокойствия, коим владел парень, меня всего колотило изнутри. Я шумно дышал, как разъяренный бык, и хотел было орать очередные гадости, но все сдерживал свой же поводок. — А так? — бросил я вопрос, схватил попавшийся под руку не пустой стакан и разлил содержимое по тарелке с ополовининной порцией. У всех окружающих глаза за орбиты полезли в ожидании моей кончины. — Ты, мелочь, — грозно рявкнул и соскочил со своего места один из рядом сидящих спортсменов. Вся команда озлобленно вытаращилась на меня. — Ох, прости, это был твой паёк? — я перевел свой взгляд на вставшего и притворно показал извинения, — Вот возьми, — снова достал не реализовавшийся червонец и протянул его, — Купишь себе еще… — Умолкни, — внезапно прорезался Кирилл, выхватил из моей руки купюру и засунул обратно в карман моих брюк. А потом обратился к остальным, — Все нормально, ребят, я разрулю.       Мысленно избивающий меня до полусмерти парень сначала возражал и кобенился, но потом все же приземлился на стул, громко фыркнув. Я кинул короткий, напоминающий победный взгляд в его сторону, ухватился за майку Кирилла и поволок за собой прочь из этого места, как бы смешно это не выглядело со стороны. Зеленоглазый брюнет не протестовал и не сопротивлялся. Он смиренно шагал за мной. Его покладистость и умиротворенность раздражали меня еще сильней.       Выйдя из места питания я отыскал самый скрытный темный уголок нашей школы и втолкнул туда здоровяка. Сам встал напротив. — Чего тебе? — с ходу начал расспрашивать Кирилл. В этот момент мои мозги кажись снова заработали. Я не мог осознать по какой причине я готов был убить всех из-за того, что ненавистная мною гора мышц назначает свиданку какой-то малолетке. Ведь мне должно это быть на руку. Тогда бы он меня больше не доставал своим обменом слюней… И всё бы стало прежним. «Так что же мне тогда нужно сейчас от него?»       Я снова молча стоял с потупленным взглядом в пол. «Что это было такое? Ревность? Да нее… Бред какой-то, я же его не люблю что бы ревновать» — думал я и нервно потирал тыльную сторону кулака правой руки. — Бить будешь? — с насмешкой поинтересовался рядом стоящий парень и тем самым отвлек меня от неприятных раздумий. — Надо будет — и ударю, — огрызнулся я. Брюнет коротко посмеялся, помотал головой и, проведя своей широкой рукой по моей спине, зашагал прочь из нашего укрытия. От его действия по телу поползли щекотливые мурашки и волосы на руках встали дыбом. — Эй, эй! Куда собрался? Я тебя никуда не отпускал! — грозно заявил я и схватил уходящего за запястье. Это было грубейшей ошибкой, которую я мог совершить…