***
… – Не догонишь! Не догонишь! – А я всё равно быстрее!.. Воспоминания из далёкого детства эхом прозвенели в сознании. Максим зажмурился и поёрзал на скамейке, смотря на небольшую детскую площадку, видимо, для маленьких пациентов больницы. Сигарета в руке уже тлела. Да он и забыл о ней… Забыл, что она у него есть. Забыл, где её взял и зачем. Он и не курил никогда особо. Так. Иногда. По приколу. Но сейчас Морозов явно взял её у кого-то не ради шутки. Воспоминания всё ещё одолевали его больную голову. Более плавно, ненавязчиво, но одолевали. Нервы давали сбой. На глаза наворачивались..слёзы?.. Вина разрывала его изнутри. Сколько боли он причинил любви всей своей жизни. Сколько всего она пережила из-за него. И простит ли она его когда-нибудь? В памяти всплывали картинки, как он целует Вику, как готовит с ней завтрак в выходной, снова целует, как заправляет ей прядь волос за ухо, как они рассказывают друг другу какие-то совершенно дурацкие истории и как она смеётся, сжав бокал с вином в руке… Вроде мелочи. Но ещё пару месяцев назад они не имели для него ни капли негатива. Разве что бесчувственность давила на сердце. – Не простит, – пробубнил он себе под нос и выбросил остывшую сигарету. Как он мог не замечать очевидных вещей? И как эта слепота теперь сломала его жизнь! Да, Лиза была с ним в ту ночь. Но то было на эмоциях. Да, она обнимала его, держалась за него тогда в лесу. Но то была экстремальная ситуация, она на ногах-то стоять не могла нормально. Макс снова сосредоточил взгляд на детской площадке. Какая-то маленькая девочка с детским энтузиазмом качалась на верёвочной качели. Память выкинула ещё одну картинку. Верёвочные качели в лесу, недалеко от их домов. К ним они постоянно бегали после школы, будучи уже более-менее сознательными подростками. Сейчас же эта качель, окутанная их смехом, мелькала в памяти как признак безысходности. Внимание вновь переключилось на ту девочку. Чувство досады оттого, что он никогда не увидит их с Лизой дочь или сына, застыло комом в горле. А всё из-за чего!.. Из-за того, что он идиот, который, потеряв память, доверился первой попавшейся на пути, не проверяя фактов. Из-за того, что не видать ему прощения от Лизы. Стерев проступившую под глазами влагу, Макс вдруг с горечью усмехнулся, вспоминая, как пошутил однажды, что у них будет семь детей. Он не заметил, как кто-то подошёл и сел рядом с ним. Лишь до боли знакомый и до зуда необходимый запах заставил его очнуться. Да, это был именно тот запах. Запах её одежды, её духов. Всего, что он привёз ей сюда, чтобы привести себя в порядок, потому как отходить надолго от раненого отца она не была готова. Он обернулся. Измученные голубые глаза смотрели на него. А сама она плотнее закутывалась в кардиган. Максим напряжённо сглотнул. Ему хотелось обнять её. Пусть ежилась она не от холода, а от пережитого, от волнения за жизнь отца, но он безумно хотел хоть как-то поддержать её. – Он вышел из комы, – смотря вперёд, проговорила Лиза, подразумевая Володю. – Хоть какая-то хорошая новость за сегодня, – осипшим голосом отреагировал он, стараясь не показать былой слабости. Однако Соколовой было достаточно одного его вида, чтобы понять ситуацию. Она придвинулась ближе и, обхватив его торс руками, положила голову на спину в районе плеча. – Такое ведь не прощают? – спросил Морозов, намекая на произошедшее. – Это сложно, – тяжело изрекла Лиза. – Я даже думала о том, чтобы вытащить тебя из-под их влияния и куда-нибудь исчезнуть, только бы не видеть тебя и не вспоминать. Мужчина глубоко вздохнул, понимая, что эти прикосновения, скорее всего, станут последними для него. Как вдруг она продолжила: – Но я не могу… Не могу разлюбить тебя. – Я причинил тебе столько боли! – наверное, ещё никогда его голос так не срывался. Слова давались крайне тяжело. Он не хотел отпускать её. Но и держать тоже не мог, представляя масштабы того, что натворил. – Да, но я не могу без тебя. И вряд ли я бы боролась столько времени, если бы не могла простить, – она прижалась к нему крепче, закусывая губу. – Ты сам был жертвой. Тебя использовали, опаивали всякой дурью… – Надеюсь, Вика отплатит за всё, что она сделала, сполна, – яростно сжав кулаки, прохрипел Морозов. – Вика тоже отчасти жертва. – Серьёзно? – изумлённо хмыкнул он. – Будешь защищать ту, что годами портила тебе жизнь и чуть не пристрелила? – Я не защищаю её, – мотнула головой Соколова. – Просто этот её монолог вчера… Я долго не могла понять, почему, зачем она это делает. И вчера мне вдруг стало ясно. Она всего лишь хотела любви. А от кого ей её искать, как не от матери? Твой кошелёк здесь уже второстепенную роль сыграл. Макс хотел было перетянуть её к себе вперёд, но, коснувшись ладоней, вдруг заметил странность. Нахмурившись, он аккуратно взял её руки в свои и внимательно рассмотрел. Свежий шрам от ожога вырисовывался на ребре её ладони и некоторых пальцах. Болезненные ощущения вновь разнеслись по всему телу. Не собственные. Её. Вот только с её стороны последовала усмешка: – Надеюсь, дурацкий шрам не заставит тебя разлюбить меня. Также усмехнувшись в ответ, он сокрушённо покачал головой и притянул-таки её к себе. – Никакие шрамы не отвернут меня от тебя, – проговорил он, смотря ей в глаза и продолжая держать её ладони в своих. – И никакие шрамы не заставят меня бросить картину! – притворно горделиво заявила она, касаясь его губ и вспоминая, каково это, целовать по-настоящему любимого человека. – Жажду её увидеть, – ненадолго отстранившись, прошептал Максим.***
– Макс, перестань! Я уже всё для себя решила, – настойчиво прервала их перепалку Лиза. Со стороны послышался тяжёлый, в какой-то степени даже раздражённый, вздох. Морозов заглушил двигатель и ударил по рулю. – Вот объясни мне: нахрена тебе это надо? – обернулся он к девушке, занявшей пассажирское сиденье. На лбу проявилась жилка от подступающей злости на весь мир. Уж сколько она объясняла ему, почему так хочет навестить своих "мучительниц"... Да только идея по-прежнему казалась ему бредовой. – Я хочу их увидеть. Понимаешь? Хочу убедиться раз и навсегда, что простила и что прошлое больше не будет вставать комом у меня в горле, – Лиза прервалась, тот самый ком, о котором она говорила, резко перекрыл кислород. Ком слёз и обид, страха и страданий. Максим смотрел на неё, сжав челюсти. Сердце будто сдавило. Но нельзя. Нельзя тянуться к ней и обнимать. Не сейчас. – Хватит им портить мне жизнь, – проронив-таки несколько слезинок, но пересилив себя, продолжила Соколова. – Пора им стать для меня уроком. Пусть это тяжело, но вся эта ситуация научила меня не доверять всем подряд и противостоять таким, как они. Ты можешь не идти со мной. Просто подожди здесь или езжай домой. Он снова напряжённо перевёл дыхание и переместил взгляд с любимой девушки на то поистине жуткое, огороженное мрачным высоким забором и колючей проволокой здание. Даже от этого удручающего вида бросило в холод. И это только снаружи... Чего же хорошего ожидать внутри?.. – Одну я тебя точно туда не пущу, – Максим мотнул головой и, приготовившись к выходу из машины, убрал ключи от машины в карман. Он на секунду вновь обернулся к ней. Слёзы текли по её щекам, вызывая у него очередной приступ отрицания. "Не пускай её туда!" – буквально орал внутренний голос. Но куда денешься, если ей это так необходимо? Да и, может, правда, лучше станет. Поставит точку и дело с концами. Перестанет страдать. Перестанет вспоминать. Перестанет кошмары видеть. Есть снова нормально начнёт... Морозов молча коснулся её щеки и стёр проступившие слёзы. Он остановил доверительный, убеждающий взгляд в глазах напротив и проговорил почти шёпотом: – Просто помни, что ты можешь выйти оттуда в любой момент. На что Лиза уверенно кивнула. – Только надо успеть в часы приёма, – намекая на ограниченное время, сказала она и указала взглядом на пропускной пункт. Мрачный, пропитанный сыростью, жестокостью и безысходностью коридор. Облупленные и исцарапанные, серые и холодные стены заставляли сердце болезненно сжиматься. Вид надзирателей с каменными лицами пускали мурашки по коже. Лиза содрогнулась и глянула на Макса, идущего рядом. Затем перевела взгляд на грубую железную дверь, к которой их подвёл один из тех хмурых надзирателей. Девушка сосредоточенно сжала кулаки и перевела дыхание. Надо было войти туда. Просто взять и войти, выполнить задуманное и покончить с этим раз и навсегда. Она молча кивнула провожатому, и тот открыл перед ней пугающую дверь. Лиза прошла в более светлое и чуть более ухоженное помещение. Несколько стульев стояли перед окошками со специальной переговорной трубкой и плотным стеклом. Мужчина указал ей на одно из мест и велел ожидать. Секунды приняли форму непонятной субстанции. Казалось, каждая из них отбивала ритм внутри, притом же одна наплывала на другую, притупляла, и обостряла уже в следующее мгновение, чувства. Неизвестно, сколько их прошло. Но в один момент по ту сторону стекла появилась девушка. В тюремном костюме. С непривычно неопрятным хвостиком. Её достаточно бесцеремонно развернули. Расстегнули наручники. По выражению лица легко было понять, что ей это крайне неприятно. Она с неподдельным удивлением посмотрела на свою посетительницу и, практически не сводя глаз, уселась напротив. Соколовой даже стало немного не по себе. Потускневшая кожа. Синяки под глазами. Да и сами глаза красные. Одним словом, всё, чего никогда не водилось за сводной сестрой. Они несколько минут просто сидели друг напротив друга и смотрели в глаза. Воспалённые и измученные по одну сторону. Вернувшиеся к жизни и всё ещё встревоженные – по другую. Наконец, Соколова подняла трубку. – Кого-кого, а тебя я здесь не ожидала увидеть, – проговорила Вика, зеркально повторив её манипуляции. Лиза ожидала, что её голос тоже изменится: станет сиплым, угловатым... Но вопреки стереотипам он остался неизменным. Разве что спесь стала на ноту ниже. – Надо же было тебя ещё позлить своим видом, – вспоминая всю ту высказанную ею ненависть по отношению к ней, фальшиво дёрнулась она в сторону улыбки. На удивление, Назарова не начала огрызаться. Она лишь опустила взгляд. – Ты права, – спустя время неожиданно заговорила она, – я, действительно, зла. Но я не хотела стрелять в тебя. Я не убийца... Её голос сорвался. До хрипоты. До скрипа. – Я знаю, – вдруг утвердила посетительница, вновь посмотрев ей в глаза. – Ты хотела быть любимой. – Я хотела быть на твоём месте. Такой же красивой, такой же значимой, такой же талантливой, такой же любимой... И ради этого я была готова на всё, – Вика вновь на миг опустила взгляд и поджала губы. – Я думала, что моя жизнь худшая, что у меня всего недостаточно. Но это место... Оно и правда отвратительно. Здесь я поняла, что моя жизнь, особенно после переезда в твой дом, была буквально идеальной. Назарова рассмеялась. Очень странным смехом. Тяжёлым. Нервным. Таким, будто безумие постепенно закрадывалось в её сознание. – Зачем ты здесь? – успокоившись также внезапно, как вышла из себя, спросила она. Лиза снова поймала себя на том, что в горле засел ком. То, ради чего она сюда пришла, становилось всё менее реальным. Но надо было взять себя в руки и ответить этому выжидающему полубольному взгляду. – Думаю, мне ни к чему привязываться к прошлому, – до боли вонзилась она ногтями в ладонь под столом. – Ты заставила меня пройти через отвратительные испытания и испытать такие же чувства. Сейчас ты находишься в отвратительном месте, полностью соответствующем тем моим чувствам. Пора поставить на этом точку. Мы квиты. Она хотела добавить про то, что та отучила её от излишней наивности. Вот только какой-то внутренний барьер не позволил ей сделать этого. То ли слёзы, подступающие к горлу. То ли необъяснимое, с родни интуиции чувство. Но что это? Что это мелькнуло на её поблёкшем лице? Неужели слеза... Не успела Лиза опомниться, как надзиратель, что стоял по ту сторону, объявил об окончании свидания. Однако Вика будто приросла к месту. Она буквально не шевелилась. Повторив приказ несколько раз, мужчина схватил словно оцепеневшую заключённую и стал насильно оттаскивать от переговорного окна. В последний момент, сопротивляясь и уже откровенно плача, Виктория прижала ладонь к стеклу и прокричала в трубку: – Попроси за меня прощения у Володи. Мне очень жаль. Правда... Очень! В следующую секунду её оттащили в другой конец комнаты, заковали в наручники и, заливающуюся истерическими слезами вперемешку со смехом, вывели прочь. А брошенная трубка так и раскачивалась из стороны в сторону... Лиза ощутила, как воздуха становится всё меньше, как к горлу подступают уже не просто слёзы, а тошнота. Но выбегать из переговорной сейчас было совсем не резонно. Ведь с минуты на минуту её ожидает ещё одна встреча. Она настолько занялась переживаниями по поводу случившегося, настолько усердно пыталась отогнать разыгравшееся на их фоне недомогание, что не заметила, как место напротив заняла женщина... Женщина, невзлюбившая её с самой первой встречи, а может, ещё и до неё, заочно. Женщина, сломавшая её. Женщина, чуть не убившая её отца... – Пришла-таки, – Вера сказала это таким уверенным тоном, точно это должно было случиться ещё пару недель назад. Смотря на неё, Лиза ощутила, как состояние резко ухудшилось. Язык стал неметь, и, казалось, она уже и слова вымолвить не сможет. – Ну так что? Может, не будем тянуть кота за причинные места? – выжидающе, без капли сожаления о содеянном смотрела на неё Назарова. – И чего же ты от меня ждёшь? – тяжело сглотнув, она изо всех сил старалась не заикаться. Вера прыснула смехом: – Зачем же ты пришла, если не признать свою никчёмность и вытащить нас с Викой отсюда? Ты ж всегда была тряпкой! Такой мягкой и податливой. Эти слова стали последней каплей. Последним ударом по и так разбережённой ране. Соколова не смогла выдавить из себя хоть какой-то реакции. Она понимала: заговорит – слёз не сдержать. Но и молчать было сомнительным решением. – Неприятно? – заметив эмоции, отразившиеся у неё на лице, с издёвкой спросила Вера. – А знаешь, что ещё неприятно? Все старания улетели в бездну. Всё вернулось на свои места. У тебя снова есть всё, а у нас ничего. Лиза не могла это слушать. Но и пропустить мимо ушей тоже не могла. Она будто потеряла всякий контроль над собственным телом и разумом. Как вдруг Вера продолжила. Не просто продолжила – прокричала: – Как только ты появилась на горизонте, как только я тебя впервые увидела, такую дружелюбную и беззаботную... Я сразу же поняла, что вместо тебя должна быть Вика! Потому что она достойна этого! Это, словно кнутом, вернуло девушку в чувство. Но к лучшему ли оно?.. Хотелось выть, кричать, рыдать, бить посуду... Всё, что угодно, только бы не сидеть напротив и не слушать. И вот. Прозвучали спасительные слова надзирателя об окончании свидания. Женщина снова понизила голос и проговорила в трубку напоследок: – Посмотри правде в глаза, моя девочка справилась бы с ролью принцессы куда лучше тебя. Вера покорно повесила средство переговоров и привычно непоколебимой походкой подошла к надзирателю. Она уже давно ушла. А боль всё разливалась по телу. Это был провал. Ни слова с содержанием. Ни прощения. Только слёзы, которые больше не держались внутри. Только муть в глазах. Только тремор, всплывшего из закромов подсознания панического синдрома. Сопровождающий предлагает помощь. Но блондинка лишь отмахивается. Ей нужно выйти. Нужно вернуться к нему... Нужно хоть как-то преодолеть подступающий приступ. Лиза выбегает из переговорной, надеясь не рухнуть от слабости и навязчивых мыслей посреди пути. Оборачивается. Разглядывает в теряющем периодами очертания силуэте Максима. Зрение никак не фокусировалось. И она так и не увидела выражения его лица. Она лишь ощутила, как он крепко обнял её и вывел на воздух.***
Надев туфли, Лиза чуть пошатнулась от волнения. Но, остановившись и напряжённо сглотнув, как бы настраивая себя на то, что её вот-вот ожидает, она подошла к туалетному столику. Колени тряслись. Голова кружилась. А отражение в большом зеркале напротив выдавало то, что день выдался жаркий. Рука потянулась к матирующим салфеткам. Стерев влагу и блеск со лба и щёк, Соколова снова буквально вцепилась в столешницу, боясь упасть. И какого чёрта она так переживает?.. Девушка вновь осмотрела своё отражение. Вроде всё было в порядке. И платье, белое, с кружевными вставками, какое заказывала. И с причёской всё в норме. И даже макияж почти не пострадал от жары. И всё-таки оставалось что-то, чего она боялась, из-за чего боялась выходить к ожидающему её в той самой беседке, которую они вместе выбирали и где должна была проходить церемония, Максу. Она никогда не понимала, почему все так волнуются перед свадьбой. Это же просто формальности, просто мероприятие. Неужели действительно любящие друг друга люди станут сомневаться, давать ли согласие? Вот только теперь собственное волнение, и даже страх, мешало дышать. Вернувшись от мыслей к реальности, Лиза вдруг заметила подошедшего к ней сзади отца. Он улыбнулся, глядя на дочь в свадебном платье, и аккуратно, словно опасаясь что-то испортить, положил руку на плечо. – Спасибо, что ты здесь, пап, – тоже улыбнувшись и чуть отпустив напряжение, проговорила она, смотря на него в отражении. Он хотел ответить. Но в горле застыл ком. От переполнявших эмоций. От чувства вины. От доверия в её глазах. Поэтому он смог лишь кивнуть. – Пап! – воскликнула Лиза, заметив, как его глаза наполнились слезами, и прижалась к нему, крепко стиснув в объятиях. – Я люблю тебя, зайка, – пересилив себя, почти шёпотом сказал Володя, – несмотря на всё, что произошло. Несмотря на то, как я был слеп к тому, что с тобой происходило, я всё равно безмерно люблю тебя. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь за Веру… за Вику… Его голос практически сошёл на нет. Сердце разрывалось от осознания того, что через все беды его дочери пришлось пройти только из-за него. Если бы только он не привёл Веру в дом. Если бы только не женился второй раз. Если бы только вовремя прозрел… – Ты не виноват. Слышишь? – развернув его лицо к себе, она обхватила его ладонями и упорно всматривалась в такие же проникновенно-голубые, как и у неё, глаза. – Вера – отличная актриса и манипуляторша. Ты просто был очарован и не знал, кто она такая. Да даже если я со злости однажды усомнилась в том, что до сих пор важна для тебя… Неужели то, как ты без раздумий заслонил меня от пули, не подтверждение твоей любви ко мне? Лиза на секунду замолчала. Ей тоже было тяжело говорить. Уж сколько лет она была обижена на то, как он слеп к тому, что происходит в их доме… Но так или иначе, когда они и Макса околдовали, она поняла, что мужчины порой более восприимчивы к женской манипуляции, – вот и всё объяснение. – Они обе в тюрьме, – переведя дыхание, продолжила она, – отвечают за свои поступки. Володя практически невесомо поцеловал её в лоб и снова прижал к себе, стараясь не помять ни платье, ни причёску. – Я тоже очень люблю тебя, пап. И за всё прощаю. Особенно остро я поняла это, когда ты был в коме. Боже! Да самой страшной мыслью было то, что ты умрёшь, а я так и не успею тебе этого сказать. Лиза глотала слёзы, не давая им потечь из глаз и размазать макияж. Как же давно она мечтала просто поговорить с ним, как раньше, без риска быть услышанными, без опасений, что Вера вновь настроила его против неё. Они простояли так несколько минут, а затем взгляд Соколова переместился на часы. – Кажется, Максим там уже с ума сошёл, – усмехнулся он, кивая на циферблат. – Чёрт... точно! – спохватилась Лиза, быстро метнувшись к зеркалу, немного поправив макияж, и снова застыла в волнении. – Не надо волноваться, зайка, ты прекрасна, – взяв её за плечи, убедительно проговорил мужчина. Она тяжело вздохнула, но в надежде на то, что это, действительно, так, кивнула. Володя подал ей букет: – Позволишь проводить тебя к алтарю, как это делают в красивых фильмах? – предлагая взять себя под руку, спросил он. Лиза со счастливой улыбкой приняла предложение, и, шагая нога в ногу, они вышли из комнаты, а затем и из особняка. Максим нервно протирал руки, стоя в беседке рядом с женщиной-регистратором. Гости, будучи на солнцепёке, тоже изрядно утомились. Один только шум моря немного успокаивал нервы. Хотя и это его уже начинало раздражать. Он даже стал подумывать над тем, что зря они выбрали Португалию для празднования свадьбы. Уж слишком здесь было жарко. Морозов встретился со взглядом регистратора, как бы спрашивающим, где же невеста. Но в ответ смог лишь неопределённо пожать плечами. Он осмотрел присутствующих. Вон там, возле стойки с напитками, выжидающе переминался с ноги на ногу Рома. Недалеко новая подруга Лизы, Даша, разговаривала с тем самым парнем, который был готов вышвырнуть его из подъезда в первую их встречу. А вот там, в другой стороне, обмахивалась клатчем Елена. Ещё несколько дней назад она долго добивалась внятного ответа от сына, что же происходило всё это время и что за путаница у него с избранницами. Вспомнив это, Макс усмехнулся. И всё лица. Лица. Лица вокруг… Разномастные голоса... Как вдруг взор его упал на мощёную дорожку, ведущую к беседке. По ней ему навстречу с Володей под руку шла Лиза. Его Лиза. То ли от волнения, то ли от восхищения он почувствовал, как утратил способность говорить. Одновременно гордая и растерянная улыбка озарила его лицо. Вот уже Соколов с одобрением в глазах передал ему дочь. Максим подрагивающими, словно у школьника, руками взял её ладони и посмотрел в глаза. Лиза, игнорируя колотящееся до сумасшествия сердце, тоже довольно улыбнулась. Голоса замолкли. Казалось, весь мир вокруг остался сбоку, размытым. Они были поглощены друг другом настолько, что, смотря глаза в глаза, слышали только слова женщины-регистратора. Они без особого осознания дали согласие и повторяли то, что было необходимо. Лишь на последних словах клятвы их внимание стало возвращаться к окружающему миру. – … в горе и в радости быть верным мужем, партнёром и отцом наших детей, – повторил за регистратором последние слова Максим, не до конца осознавая, что на этом всё. Им подали кольца. И всё снова окунулось в туман. Обмен кольцами. Крики “Горько” где-то вдалеке. И долгожданный поцелуй. Только это. Только переплетение их пальцев. Только полные искренности и едва различимых слёз глаза… Только они, и ничего больше не существовало вокруг.***
Устав танцевать и разговаривать с новыми знакомыми, Даша взяла бокал, вышла из особняка и отошла к давно освобождённой после церемонии беседке. Ноги гудели и ей безумно хотелось присесть. Но из доступных для сидения мест в беседке были только перегородки. Старкова на мгновение задумалась. Ну, не идти ради этого обратно, в душное здание. Она всегда была довольно приспособленной к жизни. Возможно, на то повлияли условия, в которых она росла. “Пусть я и не из особо состоятельных, зато трудностей не боюсь”, – часто говорила она себе, как бы уверяя, что у неё всё не так уж плохо. С такими мыслями Даша поставила бокал на перегородку, а сама подтянулась на руках и села на эту же перегородку. Отпив немного, она заметила приближающегося к ней брата подруги. – Комендантша, – вскоре взгромоздившись рядом с ней, проговорил он. – Стенд-апер, – в его манере парировала Даша. Тот усмехнулся. После чего на некоторое время повисло молчание. Сумерки сгустились уже максимально. На небе даже проклёвывались редкие звёзды. – Как ты относишься к путешествиям? – встретившись с ней взглядом, задал он первый пришедший в голову вопрос. – Замечательно, – саркастично среагировала она. – В детстве постоянно с мамой к бабушке мотались за двести километров. Потом от мамы из Подмосковья в столицу перебралась, к ней каталась. На этом мои “путешествия” и ограничились. Ой, точно, я ж за границей впервые – за это надо выпить! – Даша чуть ли не подпрыгнула от радости, поднесла бокал к губам, а затем, немного поргустнев, вернулась к реалиям: – Теперь некуда особо ездить, но я всё равно себя упорно убеждаю, что путешествовать круто. Она чувствовала, как вино развязывает язык. И, возможно, сейчас она наговорила лишнего или не с той саркастической интонацией, с какой хотелось. Да какая разница… Разве они станут поддерживать общение после этой свадьбы? Он вернётся в Италию. Она – в свою небольшую квартирку в Москве. И всё, будто бы и не знали друг друга. Рома попросил у неё бокал, сделал несколько глотков и поставил между ними. – А хочешь ещё куда-нибудь съездить? – Куда? – как бы намекая на свои финансы и заканчивающийся отпуск, прыснула смехом Старкова. – В Италию, например, – совершенно непринуждённо ответил Назаров и замышляюще посмотрел на неё. Даша чуть не поперхнулась остатками вина. – Ты предлагаешь мне поехать с тобой в Италию? – округлила она глаза. – А почему бы и нет? Тебя же ничего не держит в Москве. – Ну, – задумчиво протянула девушка. Конечно, ей хотелось принять его предложение, но обязательства тянули своё. – Я не могу бросить работу. Тем более, в Москве у меня есть жильё. – Я тебя умоляю! – с усмешкой протянул Рома. – Работу официантки ты и в Италии найдёшь. С жильём там тоже проблем не больше, чем в Москве. Может, даже меньше… Он с едва различимым намёком встретился с ней взглядом. – Подумай. – Подумаю, – приподняв подбородок, утвердила она, и они в унисон рассмеялись.***
Прохладный ветер приятно обдувал лицо. Особенно ощутимо это стало после столь знойного дня. Еле передвигая ноги, Лиза вышла из места празднования и дошла до пляжа. Каждый шаг давался ей с огромным усилием и болью. – Боже мой, Дашка, ну зачем ты настояла именно на этих туфлях! – буркнула себе под нос новоиспечённая Морозова, чувствуя, как ноги подкашиваются. Она сняла туфли и, наконец, позволив себе облегчённо вздохнуть полной грудью, рухнула на песок. Глаза блаженно прикрылись сами собой. Все проблемы, вертевшиеся в голове, все события, что так омрачили последние несколько лет её жизни, резко куда-то делись. Они будто бы на мгновение растворились, развеялись по этому морскому воздуху. Как вдруг до неё донёсся звук, бегущих к ней ног. Странно… Что это значит?.. Но сил открыть глаза не оставалось. – Лиз! Лиза! Лиза, солнце, ты меня слышишь?! – уже в следующее мгновение услышала она над собой сумбурный, перепуганный до смерти голос Макса. – Очнись, пожалуйста, Лиз! Он легонько бил её по щекам, как бы пытаясь привести в чувство. Поняв, что к чему, Лиза еле сдержалась, чтобы не рассмеяться прямо сейчас. У неё возник план получше… Ей хотелось воспользоваться ситуацией и разыграть его. Сколько раз он пугал её за двадцать с лишним лет! Так почему бы не поймать его на его же ловушку? Однако, заметив, что Морозов готов уже бежать за помощью, она поняла, что пора вскрывать карты. – Макс… – в последнюю секунду схватив его за пиджак, сипло прошептала она. – Да! Что случилось? Как… – перебирая в панике слова, он так и не успел договорить, когда та неожиданно повалила его на песок. В одно мгновение Максим уже лежал на спине, смотря в тёмное звёздное небо и совершенно ничего не понимая. Из ступора его вывел заливчатый смех со стороны. – Это что сейчас такое было? – он перевёл взгляд на смеющуюся до слёз жену. – Видел бы ты своё лицо! – не в силах остановиться, прерывисто проговорила она. – Что это было? – уже более настойчиво, с расстановкой, повторил вопрос Максим. Тогда Лиза, пропустив последние смешинки, нависла над ним. Она хотела выглядеть сексуально, или хотя бы уверенно. Но внешние факторы напрочь убивали в ней этот настрой. Например, некоторые локоны выбились из причёски, за что она их уже мысленно проклинала. Зато то показалось безумно милым Максу. Он с выжидающей ответа улыбкой провёл по ним пальцами. – Во всём виноваты туфли, – смирившись с тем, что желаемый вид ей не принять, серьёзным голосом отчеканила Морозова. – Чего? – недоуменно нахмурился тот. – Сразу видно, мужик, никогда каблуки не носил! – саркастично закатила она глаза, а затем, стараясь не смеяться, продолжила с театральной интонацией: – Двенадцатисантиметровые каблуки – это не шутки. Я, между прочим, кое-как сюда дошла. Чувствую, ближайшее время буду ползать. Максим рассмеялся. – Смешно тебе, да? – разочарованно покачала головой Лиза. – Ты могла решить эту проблему проще, – он с улыбкой заправил непослушные локоны ей за ухо. – Могла просто сказать мне и ходить самой не пришлось бы. – О, ты бы носил меня на руках? – умилённо протянула она. – Или дал бы волшебный пендель, – кивая, как бы невзначай добавил он. Девушка, усмехнувшись, пихнула его в плечо и легла обратно на песок, смотря в поглощающее всё вокруг небо. – Знала бы ты, как я за тебя перепугался! Все варианты перебрал, что с тобой случиться могло: от беременного обморока до смерти. А у неё туфли! На этот раз рассмеялась Лиза. – И до того, и до другого мне ещё рано. А вот туфли в самый раз! Она швырнула в него песком, за что получила целую песочную бомбардировку с его стороны. Смех. Только беззаботный смех лился у них из груди. Чего не было уже очень давно. На миг им показалось, что они вовсе возродили моменты из детства. – Так. Всё. Хватит, – взяв себя в руки, объявила Лиза. – Сейчас мы смываем с себя всё это песочное чудо и… – она сделала небольшую паузу, притянувшись к нему с поцелуем, – и у тебя ещё осталось одно незаконченное дело на сегодня. – Отлично! – ответил встречным поцелуем Максим. – Тебя донести? Он указал взглядом на море. – Сама справлюсь, – гордо сказала она, заметив, как тот вскочил на ноги. – Тогда кто последний, тот моет посуду весь медовый месяц! – заливаясь смехом, Морозов рванул в сторону берега. – Эй! Так нечестно! – прокричала ему вслед успевшая только приподняться Лиза. Они не заметили, сколько провели времени в воде. Сколько закидывали друг друга брызгами. Сколько смеялись. Сколько целовались… Но когда они вышли из моря, насквозь сырые, но безумно счастливые, их встретила отчётливая полоса света на воде. Луна, которой до этого в помине не было, сияла как никогда. А может, они просто не замечали её такой. Максим поднял с песка пиджак и часы, которые скинул по пути в водоём. Он подошёл к жене. С довольной улыбкой посмотрел на поплывшую косметику и окончательно развалившуюся укладку. Усмехнулся. И нежно поцеловал. Морозов застегнул часы на запястье, а пиджак накинул Лизе на плечи – Он, конечно, весь в песке, зато сухой. А мне не надо, чтоб ты у меня с температурой слегла, – остановившись сзади и обхватив хрупкий корпус руками, он коснулся губами её плеча и положил на него голову. Она лишь блаженно улыбнулась. Уже давно ей не было так хорошо рядом с любимым человеком. Нет, любовь между ними не угасала. Но сейчас возникало ощущение, будто в ней открылось что-то новое, чего она не замечала раньше и что дополнило эту любовь до, возможно временного, идеала. Лиза понимала, что им надо идти. Надо сушить одежду… Вот только уходить почему-то не хотелось. Гипнотическая полоса холодного лунного света на воде приковывала внимание. Редкий шум волн отдавался особенной музыкой в сознании. А чувства разносили тепло внутри. – Я люблю тебя, – она проговорила это таким тихим шёпотом, что, казалось, он просто слился с морским гулом. Да то было и не важно. Он и так это знал. Знал на протяжении долгих лет, чувствовал то же самое, безвозмездно отдавал ей это чувство. И никакие “терни” на пути больше не заставят его свернуть с дороги.