Сладкий альфа.

      «Бесплоден».       Не слово, а приговор, готовый напрочь лишить всего радостного и счастливого, что могло быть в его жизни.       «Вы не сможете забеременеть».       Слова царапают изнутри, раздирая, въедаясь в сознание, глумясь над останками надежд.       Что он сделал не так в этой жизни? Как давно все покатилось к чертям под откос? Где он свернул не туда… И как жить дальше? Как смотреть в глаза… в такие любимые глаза альфы, произнося этот приговор на несчастную, сломанную жизнь. Кому он теперь нужен, такой бракованный… такой никчемный омега… жалкий.       Он сглотнул, силясь сдержать рвотные позывы. Ему случалось испытывать много боли в своей жизни, но это было выше его сил. Хотелось визжать в истерике. В самой настоящей истерии, трясясь от безысходности. Заходиться громкими криками, разбивая все, что попадется под дрожащие руки. Но он не мог… Лишь осесть на кушетку и срастись с ней на веки вечные, бледнея от подобной новости.       Бета, что делал осмотр, лишь снисходительно покачал головой, предлагая таблетку успокоительного и стакан воды.       Какого черта? Зачем ему все это… тут впору не успокоительным травиться, а сразу прыгать с крыши многоэтажки.       Бесплоден? Ужасный приговор для омеги. Для омеги, который только-только обрел свое счастье. И вот теперь, потерял…       Бумага тихо шелестит, стоит ему лишь сжать ее в кулаке, давясь несдержанными слезами. Ему бы провалиться сквозь землю, раствориться, чтобы никто и никогда больше его не видел, но по ту сторону двери ждут обеспокоенные друзья. И ничего не знают… Почему получилось именно так?       (чуть ранее)       - Ты что-то плохо выглядишь, - Джебом как раз только согнулся пополам, упираясь обессилено ладонями в собственные колени, чтобы хоть немного унять внезапную боль.       Джексон стоял рядом, хотя это было больше похоже на полуприсяд, ведь он всеми силами пытался заглянуть в побледневшее лицо омеги. Джебом не двигался, тяжело дыша. Пот крупными каплями стекал по носу, срываясь с кончика и окропляя своими прозрачными тельцами деревянное покрытие спортивного зала.       Ван, видя, что брюнету как-то совсем поплохело, закончил тренировку, ведь и так задержались на добрых пару часов, без конца оттачивая свои движения, а сам поспешил к Иму.       - Может воды? – голос альфы звучит излишне обеспокоенно.       Еще бы, Марк с него три шкуры спустит, за то, что так загонял парня. А Марк в ярости – это поистине пугающее зрелище, и Джексону совершенно не хотелось вызывать его гнев, а тем более так подставляться.       Брюнет на его предложение молча, мотает головой. Воды не хочется, сейчас бы прилечь, но не на затоптанный пол подошвой кроссовок спортсменов, что скакали и прыгали тут подряд несколько часов.       - Позвонить Марку, чтобы он тебя забрал? – и снова отрицательное мотание.       - Сильная боль? – очередное мотание и внезапный громкий вскрик, Джебом невольно прижимает с силой ладонь к собственному животу и падает кулем на пол, скребя пальцами свободной руки по полу и пытаясь захватить ртом как можно больше спасительного кислорода.       Джексон в шоке. Это даже слишком мягко сказано, но благо реакция отличная, и через минуту он уже с огромной скоростью влетает в раздевалку с Джебомом на руках, грозно голося, чтобы срочно вызвали скорую, обещая головы всем поотрывать, если врачи замешкаются.       А после несколько часов в тихом напряжении в коридоре городской больницы, спешный рассказ о случившимся Марку, Югёму и Бэму, и общие усилия в удержании рвущегося Туана к своему омеге.       Это уже гораздо позже, Марк пришел в себя, и все беспокойство за жизнь омеги свелось к беспрерывному хождению по широкому коридору, под внимательные взгляды. Тишина. А в голове копошится рой неприятных и самых пугающих мыслей, - «А что если?...».       Он упорно отгоняет от себя весь этот негатив.       Хлопает дверь, по лицу врача ничего не понять, да и он сам практически ничего не говорит. Только то, что с омегой относительно все нормально, что он в сознании и ему нужен отдых, а, следовательно, не стоит посещать некоторое время занятия, переходя на постельный режим. Список витаминов прилагается. Бета удаляется, а Марк в ступоре, он не понимает, почему Джебом не выходит из палаты, если все нормально.       Блондин шагает к двери и чуть не получает ей же по своему лбу. Это Джебом резко толкнул от себя дверь, наконец-то найдя силы показаться друзьям и уверить в том, что он нормально себя чувствует, пусть его и разрывает сейчас на миллиарды кусочков, и жить как-то не совсем хочется…       - Господи, ты так напугал меня, - Туан сжимает омегу в своих объятиях, сцепляя руки за его спиной и утыкаясь в плечо лбом.       Брюнету совестно, что заставил кого-то переживать. А ввиду того, что он узнал в этой мерзкой палате, вообще стыдно перед друзьями, что они так беспокоятся о недоомеге. Ему хреново, от слова очень. И желание «исчезнуть» никуда не делось.       - Прости, - он еле шепчет, заставляя себя через силу обнять любимого в ответ.       Ему бы доиграть весь этот импровизированный спектакль, вешая на лицо виноватую улыбку, буркая о том, что всего лишь переутомление, а ведь себе не соврешь, особенно когда в душе холодные осенние дожди и зимние сугробы леденящего ужаса. Он хочет домой. До безумия, до той самой ломки и слабости в теле, чтобы навсегда запереться в своей комнате. Чтобы никого больше не беспокоить и стереть с губ эту осточертевшую улыбку. Чтобы пропитать подушку соленой влагой и огласить некогда уютное помещение горестными завываниями. Да и вообще, просто хочется побыть одному.       Марк ощущает, что явно что-то не так, но молчит. Играет по негласным правилам омеги, верит его словам и серьезным глазам. И даже отпускает его с братом домой, доходчиво объясняя, что будет с младшим, если он вдруг что-нибудь учудит и оставить Джебома одного.       Вообще Туану очень не хотелось отпускать от себя омегу, но тот настоял на своем. Он знает, что сейчас и без него у альфы проблем выше крыши, и вообще Им не хочет, чтобы Марк лишний раз тратил на него свободное время во вред себе.       Туану лишь остается молчаливо согласиться со своим любимым.