Клетка

Фобос не знает, сколько уже прошло времени с момента его заточения в клетку, какое сейчас время суток, какой сейчас год или сезон. Он ничего не знает, и спросить ему не у кого. Рядом с ним — никого: ни стражей, ни караульных, ни бешеных псов ее Величества. Фобос лишь знает, нет, чувствует, что находится здесь чудовищно долго. Огромная комната, висящая в воздухе клетка, где прутьями решетки стали светящиеся белым светом лучи, обжигающие кожу, если к ним подойти слишком близко, поджигающие волосы и одежду. Ни шанса на побег или имитацию самоубийства. Полнейшая изоляция над пропастью в волшебной клетке пять на пять. Должно быть, королева считает, что одиночество сведет его с ума рано или поздно, но Фобос не собирается делать ей такое одолжение. Может быть, слишком сильно он еще хочет жить, а может быть, разум его уже не здоров. Что есть величие, если слабая девчонка смогла заключить тебя в клетку? Просто иллюзия, навеянная больным разумом. Но Фобос учится на своих ошибках. И он будет готов ухватиться за любой шанс выбраться, а Элион, Фобос уверен, даст ему такой шанс. Безумного тирана легко держать в камере, а вот родного брата с лишь заострившимся от отчаяния умом и здравыми рассуждениями — почти доставляет боль нежной Элион. Элион страдает. И Элион придет к нему, и тогда Фобос будет готов. Что есть власть, когда за одну секунду можно потерять сразу всё и даже больше? Лишь прах, развеваемый ветром над пропастью. Фобос это понял слишком поздно, когда в одну секунду потерял не только трон и корону, до которой было подать рукой, но и свободу, которую не ценил. Элион пока не знает этой истины, поэтому обвести ее вокруг пальца будет даже слишком просто. Фобос смакует эти мысли, когда коротает долгие минуты, перетекающие в часы, недели, месяцы… Он не ощущает времени в этой чертовой камере, блокирующей любое магическое вмешательство и остановившее в нем почти все жизненные процессы. Он не чувствует себя живым, он будто лишился своего тела, стал бесплотным. Ему не нужна вода или еда, он может вообще не смыкать глаз (поэтому в камере нет никакой кровати, лишь голый пол), ему не бывает тепло или холодно, и он почти так же сильно ненавидит эту закладывающую уши тишину, как маленькую девчонку, поломавшую все его планы. Когда слышится скрип железных дверей и раздаются шаги, Фобос на несколько секунд теряет контроль и чуть не срывается к опасной решетке. Не так давно ему начало казаться, что он просто оглох, так сильно давила со всех сторон эта тишина. Однако, слух его даже обострился, потому что двери, скрип которых он услышал, отдалены от его клетки на немыслимое расстояние. Его ненавидели и боялись до дрожи в коленках, так что это расстояние даже ему слегка льстило. Фобос еще не видит Элион, но уже знает, что из коридора в одиночестве выйдет именно его сестра. Он научился узнавать ее по шагам. Она не боится его в отличие от других, но идет она все также неуверенно и робко, будто боится, что ее прогонят. Фобос монументальным усилием заставляет себя сидеть с прямой спиной и прикрытыми глазами. Если Элион считает, что у нее получилось его сломать, то ее ждет большое разочарование. — Здравствуй, — голос Элион не дрожит и не меняет интонаций, когда тяжелое эхо со всех сторон приветствует свою королеву. — Фобос? Он лениво открывает глаза, и ему снова приходится прикладывать усилия, чтобы не выказать ей своего удивления. Элион вытянулась в длину, как это делают невзрачные ростки ясеня по весне, взлетая вверх, ближе к небесам. Простое голубое платье, длинное, но не слишком праздничное, светлые волосы заточены в высокую прическу, которая делает ее еще взрослее, чем есть на самом деле. А может быть, прошло так много времени? Он отгоняет эти мысли прочь, он не станет ее об этом спрашивать. — Как ты? — спрашивает она, будто ей действительно интересно, будто ему есть, что рассказать. Нет, она не издевается, Элион не такая. В этом вся Элион. Фобос не позволял себе разговаривать сам с собой, не кричал, когда очень хотелось сорваться. Только так можно было сохранять самоконтроль, повторяя, как мантру, что у него все в порядке. Теперь он об этом почти жалел, понятия не имея, как сейчас будет звучать его голос. Может быть, он захрипит или сорвется на визг? Или голосовые связки уже атрофировались (такое ведь бывает?), и он не произнесет ни звука? Элион терпеливо ждет и рассматривает его очень внимательно, видимо, надеясь найти признаки его изменения, и Фобос решается. — Соскучилась? — голос слегка осипший, но это не критично, и Фобос усмехается со всем презрением, на которое способен. — Не смогла, — спокойно отвечает Элион, и он даже несколько удивлен, какая усталость и разочарование плещется у нее в глазах. — Не успела. Королева. Настоящая королева. От этого становится тошно, и это первое человеческое чувство, которое ощущает Фобос за долгое-долгое время после безграничной ненависти, в которой он буквально купается дни напролёт. — Ты знаешь, зачем я пришла? — спрашивает Элион, останавливаясь от горящих столбов решетки в соблазнительной для Фобоса близости. Стоит протянуть руки и вот, она уже безраздельно в его власти. Стоит слегка потянуть ее на себя через щели решетки, и на ее лице останется вечное напоминание о Фобосе. Не будет больше этого равнодушного взгляда, не будет острых скул и высокомерно сомкнутых пухлых губ. Не будет больше красоты, только лишь ожог, пересекающий ее лицо по диагонали. Она будто бы сознательно рискует, проверяя, насколько Фобос готов зайти в своей ненависти, и Фобос не шевелится, наслаждаясь призрачным ощущением своей власти над ней. — Ты оказалась никчемной королевой и пришла вручить корону тому, кто ее по-настоящему заслуживает? — едко усмехается Фобос, подыскивая то, что заставит Элион выйти из себя. — Не уверен, что готов восстанавливать после тебя убитую напрочь империю. Ты же уже камня на камне от нее не оставила, так ведь, Элион? Она лишь усмехается, кажется, сестренка поверила в себя. Наконец-то. — Ты не меняешься. «А вот ты — очень изменилась», — почему-то думает Фобос с довольным удовлетворением. Смотреть краснеющую и дрожащую девочку-подростка и видеть в ней наследие Эсканоров — было до боли неправильно. Иметь дело с достойным противником всегда приятнее, чем одним движением раздавить какое-нибудь ничтожество. Она молчит, будто раздумывая о чем-то, а затем делает еще один шаг к его клетке. Фобос опасно сужает глаза и плотно поджимает губы. Это уже даже не забавно. Играя с огнем, можно больно обжечься, милая Элион. — Я больше не приду, — вдруг говорит она, и Фобос впервые не может понять: правда это или ложь. — Подумала, что ты должен знать. — Ты наконец-то оставляешь Меридиан в покое и уползаешь в дыру, где выросла? — снова пытается задеть ее слабые стороны Фобос. — Если нет, то я разочарован. Ее лицо на долю секунды меняется, но Фобос видит это и упивается этим. Она сильная, но что есть сила, когда всегда найдется сила иного рода, которая уложит тебя на лопатки и будет наслаждаться твоей беспомощностью, играя с тобой, как кошка с мышью? Все это — только временное преимущество, готовое тебя оставить в любой момент, когда твое внимание ослабнет. Фобос улыбается теперь слегка снисходительно. Совсем скоро он посадит ее в эту самую клетку и будет стоять по другую сторону. Как быстро, Элион, ты станешь умолять о свободе? Как долго нужно будет ждать, чтобы безумие поселилось в твоих наивных глазах? — Завтра я стану королевой по-настоящему, — говорит она и не выдерживает. Отводит глаза. — Боже, Элион, — смешок вырывается у Фобоса из груди, а он и забыл, что бывает так приятно смеяться. — А что ты делала все это время? Носила корону из латуни и управляла игрушечным королевством? Неудивительно, что… — По-настоящему, — она гордо поднимает голову и сверкает глазами, как никогда прежде. С нарочитой гордостью, с достоинством. — Завтра я выхожу замуж. Это последний раз, когда ты меня видишь. Фобос молчит и пытается осмыслить полученную информацию. Сколько же времени прошло с начала его заточения? Видимо, достаточно, чтобы Элион нашла себе подходящего кандидата. Фобосу почти жаль избранника Элион. Короли в Меридиане — лишь приложение к королевам, Фобос хотел это исправить, но не успел. — Ты уже готова оказаться выброшенной, когда твой возлюбленный доберется до твоей короны? — ядовито усмехается Фобос, наугад нащупывая самую уязвимую точку в точку ее броне. — Наверное, ты веришь, что у вас большая и чистая любовь, что он будет с тобой всегда… Ее губы сжимаются в тонкую линию, и Фобос понимает. Угадал. — Ты ведь пришла услышать именно правду? — понижает голос Фобос, зная, что сейчас Элион услышала бы даже самый тихий шепот. Она вся обратилась в слух, чтобы уловить каждое его слово. Не каждый день королеве говорят правду без прикрас. Он наслаждается этим, вкладывая в свои слова все больше яда. Отравить, уничтожить ее — вот чего, он желает даже сильнее, чем получить корону. — И в чем же эта твоя правда, Фобос? — она изображает насмешливую улыбку, а глаза уже стеклянные, пустые. Образ рассыпается на глазах, она снова маленькая девочка, которую отвергли и предали. Фобос упивается деталями. — Никто не скажет тебе этого кроме меня, поэтому ты пришла. Правда заключается в том, что полюбить тебя невозможно, ты — чудовище, урод, — Фобос смотрит, как стремительно меняется ее лицо, как она отшатывается от клетки, в которую она его посадила, и улыбка не сходит с его лица. Она ведь и сама так думает. Фобос заставил ее в это поверить, посеяв в ее душе семена сомнения, которые давали сейчас щедрые плоды. Я — твой брат, Элион, и я знаю, что ты — ничтожество, кем бы ни притворялась сейчас. Ты не способна править, ты — не королева. У тебя же не получится, Элион. Ты всё поломаешь… — Прощай, Фобос. Она отворачивается и быстро уходит прочь к коридору, туда, в темноту, где взгляд пронзительных зеленых глаз ее не достанет, где за железной дверью она перестанет слышать его жестокий властный голос. Только вот это не поможет, его голос уже у нее в голове. Он напоминает о себе каждый раз, когда ей нужно принять решение. От него не спрятаться, не укрыться. Фобос знает, что сросся с ней корнями, окружил коконом из ненависти к самой себе. И она не верит, уже никому не может поверить, что может быть кому-то нужна. Она смеется, когда слышит слова о любви, заставляет себя соглашаться, когда не совсем уверена. Ведь, невозможно жить и никому не открываться. Но в голове всегда есть это «а что, если Фобос прав?», и это разрывает ее на куски. — Единственное, зачем с тобой можно быть, — это власть, — кричит Фобос ей в спину и разражается злым смехом. — Ты никому никогда не будешь нужна! Она исчезает в коридоре, Фобос слышит ее быстрые шаги и скрип тяжелых дверей, слышит, как опускаются засовы, но он продолжает смеяться. Смех душит его, заполняет его изнутри, вырывается с мясом и внутренностями, ему почти больно от распирающего чувства в груди. Она больше не придет. Огненные решетки манят к себе, и он делает судорожное движение, которое не успевает остановить той частью разума, которая оставалась все еще ясной. Он впивается ладонями в прутья, и его руки обжигает адская боль. Она проходит через него молнией, электрическим разрядом, и его отшвыривает невидимая сила. Кажется, потом он кричал. Фобос этого не слышал, но голосовые связки болят, как будто их порезали лезвием, в горле першит. Он не уверен, что ему было когда-то так больно, но он продолжает смеяться. Наверное, так и сходят с ума. Фобос лежит на полу, кажется, что ладони продолжают гореть. Интересно, Элион сразу бы потеряла сознание или, как Фобос, пропустила эту боль через себя? Она ушла, а он останется здесь. Навечно? Нет, нужно было обезобразить ее, когда она стояла так близко. Нужно было оставить след на ее лице. Он ее отпустил так легко… Опять проявление слабости? Я ведь никогда не исчезну, я всегда буду с тобой, Элион.