Смерть придёт не таясь
Персонажи: Ичиносе Гурен, Ичиносе Сакае (мельком)***
В кабинете полу мрак. Настольная лампа тускло мерцает желтоватым светом и тени на стенах кажутся нечеткими фигурами. За окном разрушенный город. Сейчас он казался мертвым склепом, в котором присутствует только затхлый могильный воздух. Серые обломки зданий, усыпанные по земле, виднелись будто искорёженные надгробия на древних мертвых долинах. Ни единого звука. Жизнь потухла здесь так быстро, как сгорает в костре сухой прут. Гурен всматривался в эту безжизненную пустыню безразличным взглядом. Он отчетливо помнил, как восемь лет назад этот город гудел, как муравейник, пестрел разноцветными красками разодетых людей и неоновых вывесок магазинов. Тогда города ему казались надменными и шумными узлами цивилизации. И единственным местом, где Гурен мог быть безмятежным и расслабленным это его родной дом, в котором он вырос, где отец любовно растил сад. Он был огромны, как тогда казалось маленькому наследнику клана Ичиносэ, наполненным множеством сладковатых запахов, источаемых цветами и старинными сакурами; в глубине тихо журчала вода, и щебетали птицы. Гурен закрыл глаза и будто наяву увидел фигуру отца, облаченную в кимоно, и зеленеющий сад. - Гурен, - Сакае всегда звал сына нежным мягким голосом с улыбкой на губах, - подойди сюда. Лилия зацвела. Ты ведь чувствуешь, как она пахнет, да? Гурен кивал. И послушно шел к отцу. - Отец, это всего лишь цветок. Конечно же он зацвел. Этого следовало ожидать после того, как семя было посажено в землю. Сакае смеялся и снисходительно смотрел на сына, а потом отвечал: - Да, ты прав, сынок. Гурен провел руками по лицу, будто смывая с себя наваждение, а потом не больно стукнулся лбом о стекло окна все еще не открывая глаз. Хотелось еще на миг, на одно мгновение остаться в воспоминаниях, насладиться ностальгией, забыть кошмары наяву, которые преследуют как голодные пантеры. Ему так не хватало отца. Его искренней заботливой улыбки и теплых объятий. Живот неприятно стало крутить от нахлынувших воспоминаний последних мгновений жизни отца, которые навалились будто несколько тонн свинца на растревоженный разум. Вскрыли старые раны и они вновь стали кровоточить. Глаза предательски защипало и сердце в груди заколотилось словно у мчащегося зайца. Пробила дрожь. Теплая ладонь. Последняя улыбка. Конвой на эшафот. То чувство беспомощности, которое было похоронено глубоко в сердце, прорывалось, скреблось когтистыми лапами наружу, заполняя нутро вновь страхом и отчаянием. Тот день Гурен помнил так отчетливо, что ничего не могло стереть его из памяти, выжечь этот кусок жизни навсегда. Боль от содеянного кланом Хираги со временем ни на секунду не утихала. Томилась внутри как загнанный зверь в клетку. Гурен понимал, дай он хоть чуть-чуть слабину и демон тот час ухватится за эту нить. В кабинете стало прохладно, но дверь и окна были закрыты. Из рта вырвался еле заметный клубок пара. В воздухе едва уловимо запахло белой лилией. Её сладкий аромат было трудно спутать с чем-либо. А после на плече Гурен почувствовал прикосновение: легкое, едва ощутимое. Он резко повернулся и лихорадочно забегал глазами по комнате: в кабинете все так же стоял полу мрак, небрежно лежащие документы с результатами исследований на столе, клинок, стоявший возле кресла. Сердце пропустило пару ударов. А потом Гурен вновь проводит рукой по лицу. Показалось. Просто галлюцинации. Он устал. Устал быть в постоянном напряжении. Устал противостоять демону. Устал противостоять всему миру. Устал от всего.