Выкуси!

Мурлыкая себе под нос заевшую в голове песенку из радио, Микуни закончил подшивать оторвавшуюся оборку платья Абель. Кукла смотрела на него пустыми блестящими глазами, но, если немного напрячь воображение, в её взгляде можно было заметить сожаление. Действительно, он сейчас до ужаса жалок: сидит, сгорбившись, на высоком стуле, и кусает изнутри губу, уже поранив нежную кожицу до крови. Солоноватый привкус оседал на языке, а Микуни только сильнее растравливал ранку. Искажённое гневом лицо Мисоно как живое стояло перед глазами, стоило сомкнуть веки. Микуни невольно опустил руку на грудь, проводя пальцами по ткани, которую совсем недавно брат сжимал в кулаках, бросая в него жестокие слова о ненависти. Они так и не сравнились в росте и вряд ли младший хоть когда-нибудь догонит его — спасибо, если сумеет хотя бы до подбородка к восемнадцати годам достать. Боже, он ведь ещё такой ребёнок! Микуни зажмурился, смаргивая навернувшиеся на глаза слёзы. Это исключительно из-за того, что он слишком уж таращился на лампу, боясь лишний раз моргнуть и увидеть разозлённого Мисоно, так крепко стиснувшего ворот его футболки, будто пытался задушить. Его брат, в отличие от него самого, был всегда таким очаровательно искренним: неприкрыто возмущался, если уйти, не завершив партию в шахматы, честно признавался в ошибках, бурно негодовал, когда ему в чай клали две ложки сахара, а не три — как только умудрялся отличать? Вот и ненависть свою он тоже не скрывал. Рука сама потянулась к небольшой папке, набитой под завязку так плотно, что её края расходились от каждого движения. Микуни осторожно раздвинул бумажные стенки, вынимая фотографии. Самые старые уже помутнели по краям от отпечатков его пальцев, но ни одного пятнышка не было на лице маленького Мисоно. Старший Алисэйн подавил улыбку, разглядывая озадаченную мордашку брата, уставившегося на присевшую на край его стакана стрекозу. На следующей карточке тот уже хмурился, пытаясь достать бумажного змея с ветки дерева, а сам Микуни, тогда ещё долговязый и нескладный стоял у корней, обеспокоенно глядя вверх. В то время они действительно походили на братьев, хотя родной крови в каждом из них было лишь наполовину, а цвет волос различался как день и ночь. Микуни думал, что возненавидит ребёнка от отца и не-матери, даже разок назвал его про себя «приблуда», пытаясь представить, какое отвращение почувствует, увидев маленького уродца. Микадо, будто почувствовав это, отвёл его в сторону и тихим, ласковым голосом произнёс «наша мама убила его маму, поэтому мы должны…» «Обязаны». «Это наш долг». «Он — наша семья». Микуни ещё сильнее уверился в том, что возненавидит брата, который заставил его мамочку пойти на такое преступление, но, когда Мисоно сквозь сон поймал его палец в тёплую, пухлую ладошку, он понял, что не возненавидит того никогда. Как забавно, что это чувство всё-таки прицепилось с ним как клещ, только впилось не в него, а в Мисоно, отравляя кровь ложью, злостью и непониманием. И не защитить его, не спрятать, накрыв одеялом, как в детстве. Микуни высыпал все фотографии перед собой, перебирая их медленными, осторожными движениями. Мать и отец были лишь на двух карточках, обнимая и держа на руках смеющегося Мисоно. Единственная их часть, которую он никогда не сможет презирать. Пальцы, повинуясь грустным мыслям, лишь изредка разбавленным тусклой радостью, аккуратно поднимали и откладывали глянцевые прямоугольники. Мисоно будто рос перед его глазами, за несколько минут из маленького мальчика вырастая в ворчливого и вредного подростка, хмурящегося на каждой карточке или гневно отчитывающего Лили. Микуни больно прикусил губу, попадая клыком на ранку — во рту будто ножом кольнуло, зато это отрезвило, не давая проткнуть лицо разодетого сервампа ногтем. Похоть, зависть — они и его родители испортили всё, что могли. С другой стороны, нужно рассуждать здраво. Мисоно родился только благодаря им. Его младший, задиристый братишка появился на свет из-за того, что всем стало наплевать на запреты. Микуни думает, что ему тоже плевать: иногда так и подымает вернуться в родной дом, схватить Мисоно в объятия и всё ему рассказать. Нет! Брат ещё слишком юн. Он не готов узнать страшную правду, которую Микуни тащит изо дня в день, разглядывая разноцветные фотографии и выученное до последней чёрточки лицо на них, чтобы не сорваться. Последние карточки в стопке самые дорогие. На них Мисоно уже взрослый, ничуть не отличаясь от себя того, каким его видел Микуни всего пару часов назад. Сфотографировать сейчас брата становится всё сложнее — Лили ревностно охраняет его, как цепной пёс, закрывая от объектива то спиной, то рукой. Иногда тонкие пальцы сервампа касались лица Мисоно, иногда лежали на его плече, и Микуни едва не рычал от злости: такие фотографии уже никуда не годились. Дверь за спиной Микуни хлопнула, и в комнату зашёл Зависть, негромко постукивая каблуками сапог. Сервамп склонился над плечом Алисэйна, рассматривая карточки в его руках.  — Жалкое зрелище, — прошептал ДжиДжи после минутного молчания, резко отстраняясь, будто увидел перед собой ядовитую змею, но Микуни знал, что тот пытается обмануть — не его, так самого себя. Зависть завидовал, как и всегда, не в силах понять и почувствовать ту мучительную, но всё же сладкую любовь, которую лелеял его хозяин. Что ж, поделом ему. Микуни взял своё любимое фото: Мисоно сидел на веранде в саду, расправляясь с маленьким воздушным пирожным. Мощный объектив, одолженный как всегда недовольным Шухеем, до малейшей детали запечатлел довольное лицо брата и мазок белого крема на его верхней губе. Интересно, Мисоно сам заметил, что испачкался? Он облизнулся? Или вытер рот салфеткой? Руки Микуни зачесались от желания коснуться острого подбородка, провести большим пальцам по бледным губам, заботливо стирая крем. Однажды, когда его брат вырастет, он вернётся к нему. Не сейчас. Может, на восемнадцатилетие, может, ещё позже, когда тот будет готов, и в груди Микуни не будет всё сжиматься от страха, что Мисоно уничтожит ужасающая правда. Так или иначе этот момент настанет, и они снова будут вместе, а пока Алисэйн обязан продолжить выполнять долг старшего брата: защищать младшего любой ценой.