Белка и колесо

      — Ну и мразь же ты! — возмутилась Маша, наскоро закалывая волосы на голове погнутыми шпильками. — Я же просила! У меня голова… голова болит.       Сидящая на деревянном ящике продавщица средних лет недовольно закатила полуслепые глаза так, что, казалось, она научилась смотреть внутрь своей пустой черепной коробки. Сильно затянувшись сигаретой, женщина напряжённо выдохнула огромный клуб серого дыма, который тут же унесло через открытую дверь магазина.       — Свои надо иметь, а не просить у всех подряд, — буркнула она в ответ немного надменно, от чего Маша топнула ногой.       — Заткнись! — наперебой буркнула женщина.       — Сама заткнись.       Маша торопливо сунула последнюю шпильку в небольшую баранку каштановых волос у себя на затылке, окончательно убрав с лица пряди и посмотрела на себя в старое грязное зеркало подсобки. Голубые густо подведённые чёрной подводкой глаза в задымленной комнате потеряли свою пронзительную яркость, превратились в рисунок, а не цветные блики. Девушка всё смотрела на своё страдальческое и подавленное мрачностью города Л выражение лица, давая себе очередную тысячу пустых обещаний сбежать когда-нибудь, куда ноги унесут. Но она не могла. Её грели мысли о жизни лучшей, но Маша понимала, что всё это детские мечты, которые обычно очень громко разбиваются на мелкие осколки, на которые ты ступаешь до конца своей жизни. Она перевела взгляд на заведующую, смачно затягивающуюся сигаретой. Злость не ослабевала, девушка уже была готова сигарету в руках продавщицы сунуть ей прямо в глаз и, своровав немного денег из кассы, убежать. Её останавливало только то, что бежать некуда. В городе Л вообще не принято бежать. Никуда и никогда.       — Маш, знаешь, кто такая стерва? — косо посмотрев на девушку, произнесла заведующая.       — Это ты, — последовал незамедлительно ответ.       — Нет. Это мёртвая корова.       — Ну, я же и сказала, что ты, — развела руками Маша, повернувшись к продавщице.       Очередной посыл за тридевять земель. Без сил слушать бредни «старухи», Маша махнула на неё рукой и быстрым шагом вышла из подсобки, на ходу разбив лёгкую стенку деревянных занавесок. Она выскочила за кассу, чтобы убежать от разговора. По радио пели песни. Магазин пустовал.       Маша уселась на своё любимое место за кассой, где могла сидеть лишь она одна. Низкий мягкий стул с подушкой из старого белого пуховика стоял за высоким холодильником с пивом, который всё время гудел и издавал весьма пугающие звуки, то скрипя, то кряхтя. Иногда он шумно вздрагивал, заставив Машу спохватиться — не выдернула ли она случайно тонким каблучком вилку из розетки?       Самой больной темой для неё была работа — она как бы была, но её в то же время и не было. За холодильником девушка могла сидеть преспокойно и читать журналы, пока посетителей не было. Да и их она всегда замечала скорее своей заведующей. Пока та вечно дымила Monte Carlo и вообще редко интересовалась посетителями (кроме своего кавалера, конечно), Маша работала и старалась, ведь от её работы зависела зарплата. К тому же, если бы в их магазин перестали ходить, девушка бы просто потеряла работу, а новую найти она не могла.       — Я бы попросила тебя… но, ты же всё равно не выполнишь, — послышался монолог заведующей из подсобки. Маша постаралась его проигнорировать и, тяжело вздохнув, принялась смотреть через большое окно в двери на погоду на улице.       Со стороны подсобки перестало тянуть холодом и запахло дымом; видимо, женина докурила и закрыла дверь. «Вот бы она сдохла, — подумала Маша, не отрывая глаз от окна в двери, — можно бы было хоть напиться».       Не отставала головная боль, от чего девушка прислонилась виском к прохладному дребезжащему холодильнику.       Задрожал пол и тихо-тихо забренчали бутылки на полках. Вдруг магазин наполнился грохотом и ритмичными громыханием тяжёлого поезда по рельсам. Жаль, его не видно через это окошко в двери, можно было бы хоть узнать — пассажирский он или грузовой. Грузовые, казалось, звучат более жутко.       Однажды вечером в магазин пришёл мужчина в пальто с самым незапоминающимся лицом, какое только могла создать мать природа. Сначала мужчина долго ходил у прилавка с батарейками и аккумуляторами, а потом плавно перебрался на печенье, но так ничего и не взял. Подойдя к кассе, он шёпотом попросил водки, а потом, когда пришло время оплачивать товар, взглянул на люминесцентные лампы над кассой и, прищурившись, растёр слезящиеся мутные глаза грязной плотной ладонью.       — Люминесцентные лампы, — хриплым голосом задумчиво произнёс мужчина в пальто. — Они горят так ярко, что льются слёзы и слепнут глаза, если долго смотреть. Такие лампы сильно нагреваются, если не давать им передохнуть хотя бы час. Если в лампе будет много или же очень мало ртути, она не будет гореть, а будет лишь накаляться и может даже лопнуть.       Маша вспомнила, как несмело прикоснулась к холодной руке мужчины, протянувшись через стол кассы, и спросила:       — Вы платить будете?       Мужчина посмотрел в её глаза с такой горечью, какой давно она не видела в людях. Невольно по спине побежали мурашки, и Маша затаила дыхание, боясь пошевелиться. Немного помолчав, мужчина потянулся рукой к бутылке, но девушка успела схватить её раньше.       — Я задала вопрос, — произнесла она более крепким голосом. — Или платите, или…       — А если лампа вдруг разобьётся, — продолжал мужчина, — то ртуть выпадает наружу, и всякий, кто вдыхает её пары, может тяжело пострадать. Помни это, девочка моя. И не забывай выключать свет, ведь кому-то придётся собирать ртуть.       Молча положив под ладонь Маши пару купюр, мужчина взял из её руки бутылку и, быстро сунув её во внутренний карман пальто, вышел из магазина, осторожно прикрыв за собой дверь.       Весь вечер она осматривала лампы на потолке, волнуясь, что одна из них может лопнуть, и тогда придётся не сладко. Вдруг этот человек оказался экстрасенсом? Или задумал какую подлянку…       Маша так бы и сидела, приложившись к холодильнику, слушая, как иногда в нем друг о друга стучат бутылки, подталкиваемые друг к другу вибрацией проезжающих поездов, но вслед за головой начала сильно болеть шея, опущенные плечи стянуло паутиной скользкого неудобства, а стул стал казаться безумно жёстким. Девушка выпрямилась, лениво потянулась и тут её, как ударом, вернул на землю нарастающий вопль заведующей: «Товар принимай, стерва!».       Очень хотелось нагрубить в ответ, схватить из холодильника бутылку пива, разбить её о стену, а потом наброситься со спины осколками, истерзать до неузнаваемости тело заведующей, чтобы та даже визжать не могла от вспоротого горла, из которого бы торчала разорванная кожа вперемешку с прозрачными кровавыми осколками. Она бы лишь молчала с отрытой пастью, провонявшей сигаретным дымом, хлопала огромными глазищами и рвано рыдала, мыча, как корова.       — Сама принимай! — бросила в ответ Маша.       — Я тебе зарплату урежу, — пригрозила из подсобки заведующая.       Она бы неосознанно хваталась за руки Марины, но те скользили бы по ярко-алой горячей крови на её запястьях, пальцы бы срывались на торчащие из шеи осколки бутылки, и это бы причиняло ей такую боль, которую бы она запомнила навсегда. Навсегда, длинною в минуту, не больше.       — Ты там где? Пиво. Кровь. Водка.       — Иду я! — бросила Маша, вставая со стула.       Кто бы ни привёз продукты, они первым делом заглядывали сначала в декольте, а потом в список товаров. Этим обычно девушка и пользовалась. Нравилось внимание, нравилось, когда ей вне кассы отдавали сигареты и конфеты с коньяком. Именно в тот день Маша считала, что ей должно повезти на что-то весьма дорогое, ведь порцию дерьма она уже пережала, так и быть — настало время похвалы от судьбы.       Маша поправила шпильки в волосах, без зеркала представила себя красивой и, улыбнувшись воображаемому отражению, вышла в подсобку, игриво покачивая бёдрами. Из открытой двери дул ветерок и, воспользовавшись этим, девушка тряхнула волосами, дабы выглядеть немножко глупо и по-бунтарски взъерошено. Чтобы играючи оттянуть момент встречи, она скромно опустила глазки вниз, ожидая услышать восхищённый вздох, или что-то около того, но никак не:       — Вот так встреча!       Перед ней в дверях стоял высокий мужчина. Маша не сразу припомнила армейский бушлат, которым прошлым вечером этот водитель прикрывал её плечи, дрожащие от холода, когда её пьяные пальцы грелись в сохранившемся тепле ткани. Тот самый запах сигарет и порошка, жёсткое кресло фургона, тёплые огни проезжающих мимо машин с дальними огнями.       Глянув в пустой проход в поиске заведующей, Андрей чуть наклонился к Маше и тихо спросил:       — Проституток теперь принимают на работу в магазины?       Девушка недовольно фыркнула и толкнула Андрея в грудь, но тот перехватил её тонкие женственные запястья и отвел в сторону, зло нахмурившись.       — Ты так на слова реагируешь, будто бы я первый, кто тебе их говорит.       — Захлебнись, — прошипела в ответ Маша, нахально не отводя взгляда от глаз водителя. — Чего ты припёрся сюда?       — Товар привез, очевидно ведь.       После этих слов Андрей вернулся к фургону и, вынув из кармана связку ключей, принялся открывать замки на лёгких дверцах кузова.       «Что? Больше не предложишь погреться в твоём бушлате? Жмот»       Несмело выйдя вслед за ним, Маша сложила руки на груди и скукожилась от холода. Лёгкое ситцевое платье не грело ни разу, а фартук продавщицы оберегал не больше. Перескакивая с ноги на ногу на одном месте, девушка взглянула в открытый фургон, где в крытом полумраке виднелись ящики с фруктами.       — А чего ты так рано приехал-то? Мы же товар вечером принимаем… — спросила она, стуча зубами от пробирающего до костей холодного ветра.       — Я поехал в центр, думал, завезу самую малую часть из всех, а вот хуй там плавал. Их закрыли, пришлось возвращаться и сюда ехать. Тут же склад наш неподалёку, заодно, вон, мелкого прихватил, — он махнул рукой на выпрыгнувшего из кабины низкого парня крепкого телосложения. Парень быстро оказался у открытого кузова и молча принялся за работу — переносить коробки и ящики в подсобку. — Такой шпендель, а уже у нас работает… Кстати, ты что, тут работаешь?       Маша обняла себя за плечи и неопределённо покачала головой.       — Ненавижу принимать товар, — проследив за движениями низкого парня, она украдкой спросила: -Заведующую видел?       — Ну, видел.       — Дай сигарет.       Глянув на девушку, Андрей лишь хохотнул и махнул на неё рукой.       — Я даром ничего не отдаю, — он сделал небольшую паузу, возможно, подумав о следующих словах, — а особенно шлюхам.       Маша неосознанно напряглась, но пришлось мигом возвращаться в нужный настрой. Пан или пропал.       — Эта лошадь дымит, как паровоз, по три пачки в день, бывает больше. Ну дай по дружбе, а? — принялась вымаливать сигареты Маша, нетерпеливо надув губки.       — Какая нахуй дружба? — не сдержав смешка выпалил он. — Мы виделись только вчера.       Ей редко отказывали. И порой Маша выпускала наружу все свои попытки соблазнить собеседника, чтобы получить желаемое. Недолго думая, она хитро взглянула на Андрея и, проведя розовым язычком по губам, игриво проворковала, не заметив ни малейшей перемены настроения собеседника:       — А если я тебе дам, то ты дашь?       — Это называется моральное давление, детка, — не поддавшись на провокацию, ответил Андрей.       — Это называется «услуга за услугу», милый.       Девушка сделала смелый шаг навстречу, приблизившись губами к лицу Андрея, на что тот невозмутимо отклонился в сторону, но Маша шла до самого конца. Схватив парня за майку, выглядывающую из-под армейского бушлата, она наклонила его к себе и прошептала:       — У меня мужика не было целую неделю, признай, я нравлюсь тебе… Со вчерашнего. Всего лишь за пачку сигарет, только для тебя.       Она почувствовала дрожь в ногах и странное волнение, какого не испытывала еще давно. Оно пробиралось из кончиков пальцев в хрупкие руки и плечи, растекалось ледяной газировкой с кусочками льда по телу и заставляло говорить необдуманные вещи. Но ей ли не привыкать? Он чувствует то же самое, подсказывало нутро.       — Я шлюх за женщин не принимаю, — без прежней улыбки процедил Андрей, мгновенно обломав весь настрой Маши.       Она ощутила сильный толчок в грудь и, схватившись за плечи, обиженно отступила на несколько шагов назад, спрятав глаза. Она понимала, что хотят её только те, кому это выгодно, но всё равно обжигалась слишком редко и слишком редко не угадывала с желаниями противоположного пола. Наверно, за последний год её впервые оттолкнули от себя.       Глядя, как низкий паренёк носит коробки из фургона в подсобку, Маша делала вид, что ей не холодно.       «Да подавись ты»       Вскоре, когда низкий парень понёс последнюю и самую лёгкую коробку, Андрей, как ни в чём не бывало, отошёл в кабину, а затем, вернувшись, сунул в руки девушки документ о доставке и ручку. Маша взглянула в его глаза, спрятанные за очками, но увидела лишь себя с таким лицом, будто бы ей только что сунули в рот омерзительную конфету. Быстро расписавшись где-то внизу документа, приложив его к поднятому голому колену, девушка вернула лист Андрею, а тот, сложив его вчетверо, спрятал куда-то во внутренний карман бушлата.       Поднялся ветер.       — Ещё увидимся, — успела сказать Маша до того, как Андрей развернулся к ней спиной. Она была готова к любому ответу и, собиралась выслушать хоть что-то, но он промолчал.       Он вернулся в кабину, завёл мотор. Мелкий парень прыгнул на соседнее сидение и, как только закрылась его дверца, фургон задним ходом выехал на трассу и, развернувшись, уехал в сторону города Л, подняв за собой клубы серой песчаной пыли.       — Чего стала? — взвилась заведующая, как только вдалеке стих рёв мотора. — Тут клиент очередной припёрся! Весь магазин заморозила… — бурчала она, когда, оторвав Машу от потерянного созерцания дороги, закрывала за ней дверь подсобки. — Промёрзла вся. Ты бы еще голая вышла!       Но Маша не слушала её. В горле застрял такой ком, какого никогда не было. Растирая замёрзшие плечи, девушка вышла из подсобки к кассе, где её терпеливо ожидал клиент.