Изгороди желаний

Она старалась, честно старалась, держа марку и грозно-отчужденным взглядом шествуя по противоположной стене — от потолка и до пола — с темпом ленивой, полусонной, уже впадающей в анабиоз мухи. Она старалась, честно старалась, придавая своему торжеству разума над чувством ехидства и глубокой задумчивости, с которыми люди обычно судят о вещах, в которых совершенно ничего не смыслят. Она старалась, честно старалась, слушая безразличные ей голоса, слыша их сквозь плотную завесу тяготящих её мыслей, пытаясь встрепенуться, скинуть оцепенение, но до сих пор ощущая вокруг себя чьи-то глухие слова, звучащие гулким эхом в вакууме. Она пыталась сделать всё правильно слишком долго, сжигая навязчивой свободой мосты и уходя прочь, закрывая двери с грохотом, способным заставить стены задрожать, а стекла в рамах — вздрогнуть. Она отворачивалась, отрицая желание, зародившееся внутри неё маленьким, обсидианово-черным демоном, украшающим склон неба радужной дымкой отчаяния, и шла себе дальше той же дорогой, но уже пошатнувшейся походкой. Она пыталась сделать всё правильно, сжимая губы и раздавливая обожжённым языком о нёбо его имя, точно зная, что если рот её и откроется, то это будет первое, что она произнесет. И она старалась и дальше удержать сочетание этих звуков, перекатывая, перемалывая их и всё же цедя сквозь зубы с непривычной нуждой и ставшим обычным сожалением, потому как имя его проскользнуло и покатилось по обшарпанному полу рубиновой каплей. Но, все так же держа марку, продолжила, сминая горечью губы и ни разу не моргнув: — Как он? — улыбнулась для себя незаметно, поставила очередной плюсик в графе «молодец» за то, что голос её, казалось, не дрогнул, не сорвался звенящим раздражением на слове «он» и не выдал, как выдавало сейчас её ранимое раненое сердце, посмевшее на три секунды замереть. Ей что-то ответили, и она машинально, почти механично кивнула головой, не слыша, но с жаждой вслушиваясь в знакомое имя, из чужих губ показавшееся чем-то чуждо-извращенным, бледным, отстранённым, безучастным, цветом пыльной тени. Сцепила руки в замок и с видом обиженного ребёнка отвернулась, вновь стараясь стереть отпечаток былого с уставших глаз скупой улыбкой. Смолкла. Сникла. И потухла, как гаснет от ветра пламя свечи, прижатое назойливым порывом ветряных мельниц к горячему воску, сверкнула алым угольком и, вспыхнув негодованием на злосчастное счастливое его будущее, сверкнула крохотным ярким огоньком, отражаясь в забытых воспоминаниями окнах их старой квартиры.