Дороги, которые мы выбираем

— Я к Вашим услугам, виконт. Каким оружием предпочитаете сражаться? — холодный голос Эрика отчётливо разносится по подземелью. Рауль хмурится. Пистолет заряжен, и он у него в кармане, но вытащить его сейчас… это всё равно что опуститься до убийства. Это существо заслуживает наказания, но пусть его приговорит и накажет суд, а лучше — палач. Он, Рауль де Шаньи, не станет самовольно марать руки такой кровью. Остаётся только один выход, который и предлагает Призрак Оперы… — Нет! Перестаньте, прошу вас! Эрик! — Оба мужчины оборачиваются на голос, который колеблется между криком и плачем. Девушка понимает, что если эти двое сойдутся в схватке, она потеряет их обоих. Никто не находит, что ей ответить, так что Рауль снова поворачивается к своему визави и сухо бросает: — Рапиры. Призрак лаконично склоняет голову в знак согласия. Двое мужчин разрывают трио, оставляя одинокую фигуру Кристины, застывшей, как жена Лота, на крыльце дома. Пещерное эхо взрезается звуком вынутых из ножен шпаг. Кристина широко открытыми глазами смотрит на замерших дуэлянтов. Тела напряжены, левые руки подняты к голове, почти что в танцевальную позицию… В одно мгновение она видит, словно в каком-то сне, горячо любимую, сейчас столь ярко горящую жизнью фигуру её Учителя с рапирой в руках. Сейчас она ненавидит силу своего воображения, которая услужливо переносит Эрика и Рауля на то старое кладбище, где был похоронен отец. Излюбленное место для шпажных дуэлей, известное всему Парижу ещё со времён Короля-Солнца!.. Она уже видит двух противников, в чёрных штанах и расстёгнутых на груди рубашках, яростно бьющимися. Видит даже ту лёгкую энергичную неуклюжесть, которой не способен избежать и самый элегантный фехтовальщик в настоящем поединке. Этот образ так отвратителен ей, так живо она видит белоснежный атлас кожи, эту восковую наготу живой плоти, которую вот-вот проткнёт шпага, что она едва ли не теряет сознание. Отчаяние её так сильно, что она еле дышит, и дыхание вырывается из её груди резкими, глубокими всхлипами. В голове Кристины вихрем проносятся тысячи образов, историй, сплетен, страниц из романов: она видит их сходящимися в Булонском Лесу, у монастыря Сент-Жерве, на белом снегу меж запорошенных могил, в роще у старинного поместья, на сцене Оперы и на ступенях её мраморных лестниц. И, словно между этими навязчивыми образами, тёмной бездной сияют для неё образы двух людей, дорогих её сердцу. Она представляет Рауля с кровью в уголке рта, остекленевшими глазами смотрящего в потолок, и всё в ней заходится от болезненного стона. Нет, он не должен умереть!.. Она представляет Эрика — мёртвого Ангела, наконец, нагнавшего бессердечную Смерть. Видит, как его золотистые глаза туманятся не мукой, а вечным сном. Видит, как медленно, в последний раз содрогнувшись, разжимаются его пальцы и рапира выпадает из его руки, а тело со вздохом вытягивается на ледяном камне. Эти образы отзываются в её сердце такой болью, что она, неожиданно для самой себя, падает на колени, закрывая лицо руками. Как женщины, из-за которых сражались и погибали на дуэлях, могли смотреть себе в глаза?.. Однако частью рассудка она понимает, что у неё нет времени на ужас. У неё совсем не осталось времени. Между тем, бой уже кипит. Лязг рапир, пружинистые шаги Призрака то вперёд, на противника, то назад, заполняют воздух подземелья. Сквозь шум и топ доносятся тихие голоса: мужчины выплёвывают каждое слово, не сводя друг с друга ненавидящих взглядов. — Возможно, мне следует принести Вам свои извинения за тот факт, что я не бессмертен, виконт — с Вашим пылом вам может не хватить удовольствия убить меня лишь однажды. — Мерзавец… Вы ещё смеете говорить со мной об удовольствии прикончить Вас!.. Острые, отрывистые крики взрезают шум битвы; Кристина даже боится представить, какое эхо доносится до работников сцены, которые иногда добираются до нижних этажей Оперы. Она не может поверить, что всё происходящее реально, что кровь из лёгкой царапины на плече Рауля настоящая, как и ненависть, с которой эти двое мощными ударами пытаются лишить друг друга жизни. Она вскрикивает, когда шпага протыкает воздух между боком и рукой Эрика. Ноги сами выносят её на воображаемое ристалище. — Довольно! — Её крик перекрывает скрежет моментально опустившихся рапир. Двое мужчин тяжело дышат, не сводя друг с друга по-прежнему яростных взглядов. Кристина поворачивается лицом к Эрику. — Прошу вас, Учитель… — она почти что плачет, когда подходит к нему на негнущихся ногах и дрожащими руками касается его предплечий, — Прошу вас… Прекратите это… Ради вашей Кристины… Молю, прекратите… Эрик отводит взгляд от Рауля. Его сузившиеся от гнева зрачки расширяются, когда он видит свою ученицу, видит её слёзы и, как сквозь густую пелену, слышит её дрожащий голос. Кристина, понимая, что её наконец заметили, выдыхает, позволяя себе слабую улыбку. Она шепчет непослушными от рыданий губами: — Я не хочу новой крови на Ваших руках… Не хочу, чтобы новая смерть лишала Вас покоя… Молю, не надо… — Правильно, Кристина. Давай! Девушка оборачивается, глядя на тяжело дышащего молодого человека. Рауль судорожно кивает головой. Кристина внезапно понимает, что тот имеет ввиду. — Нет… — срывается с её губ, и Кристина машинально разворачивается, закрывая Призрака собой. Юноша презрительно улыбается. — Мы ведь договорились, Кристина. Видишь, сколько неудобств из-за твоей нерешительности. — Я говорила это тогда и говорю теперь! Я не стану этого делать, Рауль! Тебе лучше уйти. Виконт внимательно изучает свою возлюбленную. Кристина невольно морщится, когда слышит его голос, отражающий задетое дворянское самолюбие. — И это тот ответ, которого я заслуживаю? — Рауль… — печально шепчет Кристина, опуская глаза. — Я не могу так поступить… Не вынуждай меня, прошу… — О чём он говорит, Кристина? — тихий голос Эрика заставляет её обернуться. Этого мгновения хватает, чтобы виконт, одним прыжком преодолев расстояние между ним и Призраком, сделал выпад в то место, которое Кристина не прикрывала собой. Девушка, уловив кожей свист острия и дыхание ветра, оборачивается, тем самым сбивая прицел. Шпага вместо сердца вонзается в плечо. Эрик шатается. Удар пришёлся в ничем не защищённое предплечье, и остриё рапиры насквозь пронзило ему руку. Кристина, видя хлынувшую из колотой раны кровь, задыхается в полном ужаса вскрике, таком, что сам Рауль отступает на шаг. Одним движением поднырнув под другое плечо Эрика, она принимает на себя всю тяжесть его неожиданно обмякшего тела. Призрак падает, сначала на колени, потом на бок, и Кристине лишь чудом удаётся удержать его от падения на раненую руку. Дрожащими руками она водит по груди и рукам Призрака, то и дело касаясь его лица и пытаясь совладать со слезами и отчаянным ужасом. Рауль не выдерживает. — Довольно, — шипит он и одним резким движением пытается поднять Кристину на ноги. Тело его соперника изломанной грудой лежит на камне. Виконт быстрым движением перехватывает Кристину, пытаясь увести её, — Ты сделала всё, что нужно, пойдём, крошка Лотти. Идём же! Внезапно он получает пощёчину. Девушка в его руках и не думает идти: в милой и спокойной малышке Лотти проснулась тигрица, которая лягается, бьёт его локтями и всячески вырывается прочь из его объятий. Ошарашенный такой борьбой, Рауль выпускает её, и Кристина вновь бросается к полумёртвому телу. — Уходи, уходи немедленно! Убирайся! И только попробуй привести сюда жандармов, Рауль! Ты добился, чего хотел! Все эти крики оглушают молодого де Шаньи. Он непонимающе смотрит на Кристину, которая дрожащим от рыданий голосом снова и снова зовёт Эрика. — Он уже мёртв, Кристина! Или по крайней мере мало чем отличается от убитого! — произносит Рауль. И отшатывается: такой резкий взгляд получает в ответ. Кристина медленно поднимается на ноги, заправляя растрепавшиеся пряди, и подходит к нему. Её голос сейчас не похож на нежное соловьиное пение, вовсе нет… — Ты добился, чего хотел, Рауль. Ты убил Призрака Оперы. Теперь уходи. Виконт ещё долго смотрит ей вслед, когда Кристина спешно возвращается к чёрно-белой фигуре в маске и снова опускается перед ним на колени. Он не понимает, что пошло не так, но отчётливо знает, что никогда больше не обнимет Кристину так, как прежде. Виконт погружен в свои мысли, задумчивость полностью поглотила его, и острие его опущенной шпаги волочится по каменным плитам, издавая противный скрежет. *** Кристина не понимает, как дотащила Эрика до дома. Не помнит, как уложила его на кровать в своей комнате (ибо она была ближе, чем гостиная). Понимает только, что не расставалась с зеркалом, когда перевязывала его рану, снова и снова проверяя, дышит ли её Учитель. Она рада лишь одному: в голове быстро всплыло решение, старинный рецепт травяного бальзама. Каких-то три дня, и рана затянется… Три дня, всего три дня… И Кристина, не теряя ни минуты, несётся к тайному выходу на одну из крохотных улочек. Вернувшись спустя четверть часа, она тут же приступает к делу: давит, мнёт, смешивает, выдавливает сок и растирает в кашицу купленные у зеленщицы травы и коренья. Получившуюся зеленоватую смесь она заворачивает в бинт и прикладывает к ране, которая, на её счастье, не начала гноиться. Теперь можно только ждать. *** Эрик приходит в себя, и ему приходится долго вспоминать о последних событиях. Всё, что он помнил — тусклый свет, блеск рапир и вдруг неожиданная боль в плече, острая и настолько убийственная, что даже от воспоминания о ней он ёжится. Оглянувшись, он понимает, что лежит на постели в комнате Кристины, рука его перевязана и в комнате больше никого нет. Когда он привычным движением касается лица, то вздрагивает и с ужасом озирается: маски нет. Маску нужно найти. Кристина может зайти и увидеть его в таком виде. Эрик не успевает подняться. Кристина входит в комнату и замечает его жалкие потуги сесть на постели. Стремглав бросившись к нему, она успевает поддержать его, когда он случайно задевает раненой рукой спинку кровати и едва ли не взвывает от острейшей боли. Эрик тяжело дышит. Проклятый виконт, думается ему, когда Кристина снова укладывает его и поправляет подушки. — Маска Эрика… Где она? Кристина вымученно улыбается. — Я рада, что вы очнулись, Эрик. И вам доброго дня. Эрик уже хочет начать возмущаться, когда понимает, что на это у него просто нет сил, а маска лежит на туалетном столике у двери. — Доброго…дня? Сколько Эрик пролежал без сознания? — Вы проспали всю ночь и утро. Я осмелилась применить к Вашей ране чудодейственный бальзам, которым пользовался ещё мой отец. По прошествии трёх дней Вы будете исцелены, но руку будет нужно разработать, потому что шпага могла пронзить и мышцы, а вызвать врача я не могла. — Почему? Кристина стыдится Эрика? — Мужчина презрительно выплёвывает эти слова ей в лицо, и Кристина вдруг печально морщится: — Вы ведь сами мне запретили! Он хмурится и вдруг вспоминает, как в каком-то удушающем жару действительно запрещал ей уходить за врачом. Эрик поворачивает к девушке голову: — Кристина спасла Эрика… Зачем? Она молчит. Её рука ласково касается его волос и застенчиво взъерошивает их. От этой мимолётной ласки Эрик улыбается, и в этот момент он очень похож на ребёнка. Кристина продолжает поглаживать его по голове. Вспоминая свой вчерашний кошмар, она не может скрыть стыда. Боль от почти что совершённого предательства наваливается на неё с новой силой. Эрик хочет спросить у неё, куда делся виконт, но натыкается на закрытое ладонями лицо. Плечи девушки начинают вздрагивать. Призрак Оперы никогда не был знатоком страны женских душ, их мотивы были для него докучливой загадкой. Вот и теперь он не знал, как успокоить свою воспитанницу. Обнять? Но не испугает ли её его прикосновение? Сказать что-нибудь? Но что? Как понять их, эти слёзы, когда для них нет причин? — Кристина плачет. Не надо… Кристина не должна плакать, — голос Эрика вызывает у неё лишь новый взрыв рыданий. Тогда он решается и осторожно тянется к ней, желая коснуться вздрагивающего плеча. Неожиданно это срабатывает. Кристина затихает. Отнимая руки от лица, она тихо шепчет. — Вы просили у меня прощения недавно, Эрик… Вам ли извиняться, Вам ли молить о прощении! Мужчина непонимающе хмурится, и Кристина выкладывает всё, как на духу. Разговоры в часовне, планы Рауля, её собственное согласие, договорённости с директорами… Всё. Не утаивает ни грана правды, открывая и собственное сердце. Когда речь доходит до премьеры, она уже снова плачет, не решаясь посмотреть на своего Ангела Музыки. — Я бы ни за что не сделала этого, Эрик… Ни за что бы не совершила такого предательства… — Да, дитя моё, я знаю. Я верю Вам. — Но я согласилась на всё это! Мне следовало отказаться, отказаться сразу же… Это ужасно мучает меня, и я понимаю, что никогда и ничем не смогу искупить этого греха перед Вами и памятью моего несчастного отца. Кристина не видит этого, но Эрик улыбается. Он не знает, как бы повёл себя, если бы план виконта сработал и Кристина открыла бы перед всем Парижем его истинное лицо. Даже представляя это, он чувствует переполняющую его ярость и боль, словно рапира вошла не в плечо, а в оголённое сердце. Однако сейчас, стоит ему прикрыть глаза, он видит нежное лицо его Кристины — милой девочки, не способной на подлость даже после всех его злодейств. В его ушах звенит её звонкий голос, и в который раз в его мыслях Кристина в том дуэте опускается к его ногам, едва коснувшись края его маски. Эрик мягко касается упавших на бледные щёки волос, приподнимая чуть влажное лицо за подбородок. Глаза Кристины полны слёз, а на скулах пылает румянец. У него перехватывает дыхание от того, как она прекрасна. — Дитя… — сейчас Эрик намеренно говорит с ней тем тоном, что и год назад. Кристина не услышит Эрика. Кристина сможет услышать только мягкий голос своего Ангела Музыки. — Всё, что Вам нужно, совсем близко. Нужно только попросить. Девушка моргает. Солёная влага склеивает её ресницы. Ужасное лицо с горящими глазами совсем близко от неё, но страха нет, как нет ни отвращения, ни презрения. Только трепет. — Простите меня… Эрик тихо кивает и, вспоминая слова Кристины, повторяет их: — Мне не за что Вас прощать, Кристина. Но всё равно — да. Улыбка расцветает на её бледных губах, сияет во взгляде кристально-голубых глаз. Эрик устало улыбается, отстраняясь от своей ученицы. Руку ломит, и от кровопотери кружится голова. Он снова ложится, глядя на свою Кристину чуть туманным взглядом из-под тонких век. — Кристина… Не уходите, прошу вас. Останьтесь. Можете уйти, как только Эрик провалится в Морфеевы объятия, но сейчас побудьте здесь ещё немного… Она с готовностью кивает и осторожно, стараясь не потревожить его, ложится рядом. Головка Кристины к его удивлению опускается ему на грудь, и Эрик медленно приобнимает её за плечи. Тонкие девичьи пальчики играют с завязками его сорочки. Её тихий голос звучит особой музыкой для Эрика: — Вы говорили, что я смогла полюбить Дон Жуана, но никогда не смогла бы понять и полюбить Вас… Но именно это и случилось. Эрик молчит. О чём он думает? О том, насколько реальна эта девушка в его руках? О том, как сильно он ошибся, не доверяя её нежному сердцу? О силе музыки, которой он хотел сломать её, а сделал лишь сильнее? Ни о чём и обо всём. Ему ещё только предстоит полностью понять тот путь, который выбрала Кристина, но отчего-то он верит, что отныне и его собственная дорога для него прояснилась. В голове всплывает черновая строка из его монолога: «И смерть не стала б так горька, когда бы ты была со мною…»