Змея подземелий

Лондон умирал под палящим солнцем. Кроссовки приглушенно скрипят. Мяч отсчитывает удары в такт сердцебиению. Над головой и за спиной — тяжелое дыхание. Капля пота скатывается со лба на губы. Соленая. Прямо по курсу — высокий Райен, на несколько лет старше. Светлые волосы парня прилипли ко лбу. Он сделает все, чтобы не пустить к кольцу стоящую напротив девчонку. Дышать с каждой секундой все тяжелее, оранжевый мяч в руках тянет к земле — матч подзатянулся, детские руки не выдерживают вес. Неудачная попытка обманного маневра, девочка все еще стоит перед противником. Облизывает губы. Слева — Морган. Она могла бы передать мяч товарищу по команде, если бы заметила его чуть раньше. Сейчас между ними стоит Линда. Ухмыляется, знает, что деваться некуда, только попытаться забить. Сзади — Питер, но его перекрывает новый парнишка, чье имя она еще не успела запомнить. Теперь она не будет пытаться обойти Райена, ни к чему. Девочка упирается взглядом в оранжевый кругляш в руках, который становится вдруг раза в три легче. Кажется, что это умение с ней — всю жизнь. Можно попробовать обмануть противников в этой игре. Сделать вид, что падаешь на спину — легко, гораздо сложнее изобразить на лице удивление и испуг, чтобы блондин поверил. Морган где-то сбоку громко вскрикивает. Девочка выставляет ногу для опоры и сразу же, пока Райен не опомнился, кидает мяч. Хочется зажмуриться от страха, потому что бросает она пока что откровенно плохо. Полтора года тренировок — мало, слишком мало. Никто из детей не замечает непонимающий прищуренный взгляд Линды, направленный на девочку. Мяч ударяется о щиток и скользит по ободку кольца под завороженные детские взгляды. Секунда, и он падает в кольцо. Девочка счастливо улыбается и крепко жмет руки Моргану с Питером. Команда противников — такие же классные ребята, пусть немного расстроены, собираются взять реванш завтра, громко смеются над незамысловатой шуткой. Горячий воздух забивает легкие. Это было второе самое жаркое лето в жизни Греты. Удивительно, что они — эти два лета — случились два года подряд. Небывалая редкость для Англии. Кто бы мог подумать, что здесь, в Лондоне, девочка найдет товарищей. На площадке, новой, пахнущей краской, сидели и лежали дети. Они учились в разных школах, имели разные характеры и по-разному выглядели, были разного возраста — самому старшему, Питеру, было двенадцать, а самому младшему, новичку Клайну, семь. Однако всех их объединила любовь к баскетболу. Грета, которой только-только исполнилось восемь, лежала на спине. Девочка пару секунд назад облила лицо водой, капли намочили волосы и стекали по шее. Рядом плюхнулась Линда Робертс. Афроамериканка на год старше Стоун, именно она притащила девочку в междусобойчик на четверых. С недавним приходом Клайна их стало хватать на полноценные матчи по стритболу, что радовало всех, кроме родителей — те внезапно стали реже видеть своих детей, пропадающих на площадке. — Ты поняла, где ошиблась? — Спросила Линда, поправляя растрепавшийся пучок черных кудряшек. Девочка играла с четырех лет, а с пяти мечтала стать тренером. Она любила помогать товарищам, указывать на ошибки, и с не меньшим удовольствием слушала отзывы приятелей о своей игре. За Маргарет она взялась основательно, поставив своей целью сделать из сероглазой девчонки разыгрывающего защитника. — Да. Надо было больше смотреть по сторонам, тогда бы я чуть раньше увидела Моргана. — Не только. — Девочка раскрутила на пальце мяч. Ее ученице подобный трюк не удавался. — Ты переоценила силы. Свои и Райена. Твой низкий по сравнению с ним рост позволил бы тебе пройти под рукой, и он даже не успел бы остановить тебя. Понимаешь? Тут нужна была не обманка, отнявшая у тебя силы, следовало идти напролом. Но идея с передачей мяча Моргану тоже ничего. — Таки не успел бы, Робертс? — Усмехнулся откуда-то Райен. — Ты и сам знал, что не успеваешь. — Мягко заметила Линда. — Мышечная масса и рост — преимущественно плюсы, но не всегда. Против легкого игрока нужна скорость. Грета не вслушивалась в дальнейший диалог. Почему-то вспомнилось, как она облегчила мяч. Это был не спонтанный трюк, девочка тренировалась весь предыдущий год, пытаясь понять, что происходит. Сначала она хотела установить границы своих возможностей, и вскоре поняла — они ничтожны. Телекинез и игры с весом предметов требовали практики, как и любые человеческие навыки. Чтобы решать сложные задачки по математике, нужно тренироваться. Чтобы научиться попадать в корзину, нужно тренироваться. Чтобы притянуть к себе ложку силой мысли, нужно тренироваться. Это было чертовски сложно. Адаптация в Лондоне прошла незаметно, разве что с мамой удавалось видеться в ее редкие выходные. Кроме школы и баскетбола у девочки не было других занятий, и она, сидя в уютной двушке (бабушка с дедушкой все-таки помогли финансово) пыталась приманивать к себе разные предметы. Легче всего получалось с маленькими или круглыми, которые не летели по воздуху, а подкатывались. Подушка, например, только чуть-чуть двигалась или подпрыгивала на месте (хотя какая, казалось бы, разница, тужилась-то девочка одинаково). Иногда случалось что-нибудь непредвиденное. Как-то раз взорвался единственный в доме горшок с фиалками, на пол полетели осколки вперемешку с грязной землей и цветами. Просто так. Хотя на самом деле Грета всего-лишь немного испугалась во время просмотра по телевизору Кошмара на улице вязов. Ей просто безумно нравились ужастики, история про Фредди Крюгера вообще была одной из самых любимых — немного щекотала нервы. И тут этот чертов горшок. Пришлось рассказывать маме, что, мол, споткнулась и наткнулась как раз на подоконник. А однажды резко открылось окно, больно ударив девочку по затылку. Хотя она в тот момент всего лишь пыталась убрать созданную ей же трещину в стеллаже с книгами. Хорроры, детективы и классика в толстых переплетах в тот раз чуть было не попадали на пол. Менять вес предметов маленькая Стоун научилась всего месяц назад, но это, на ее взгляд, было куда легче, чем передвигать. Тут уж ей дались легко и ложка с мячом, и неподдатливая подушка, и стопка книг. Даже диван стал чуть-чуть легче. Правда, сначала она не понимала, почему предметы то уменьшают, то прибавляют в весе. Потом девочка поймала это ощущение, эту разницу — что-то на том тонком уровне, который невозможно описать словами. Сегодняшнее жульничество, за которое сероглазой было стыдно, но разве что только чуть-чуть, показало, что Грета действительно контролирует собственные действия. Это было приятно. Солнце многообещающе скрылось за тучами. Дети разошлись по домам, Грета на голом энтузиазме забежала пешком на десятый этаж и, позвенев ключами, отправилась в душ. Надо было еще дорешать заданный на лето тест по английскому, разбить им с мамой на ужин пару яиц (все-таки бабулин ростбиф воспроизвести не получалось) и даже может быть дочитать ту чудесную газетную статью про Мика Рока, где описывалось развитие фотографии в Великобритании. *** Восьмилетняя Маргарет Стоун только начала учиться в четвертом классе начальной школы. Была осень, дожди уже полностью узурпировали власть, тренировки сменились посиделками в компании уроков, книг и вечерних фильмов. Бабушка и дедушка неожиданно для дочери и внучки продали дом в Литл Уорли, собрали большую часть своих накоплений и приданного Магнолии и просто уехали каждый куда захотел. Сухая седая женщина теплым голосом сообщила по телефону, что работала почти всю свою жизнь (Кэтрин была поздним ребенком), и теперь намерена купить квартиру на юге Испании, наслаждаться жарой, океаном и песчаными пляжами. Сайрус категорично заявил, что в эту Испанию он носа не сунет, собрал чемодан и уехал покорять Россию, которой бредил. Дочери мужчина посоветовал быть умничкой, внучке — слушать лучшую музыку, чтобы вырасти таким же прекрасным, как композиции Моцарта, человеком. Грета математику любила, но только тогда, когда понимала. Если пример не давался, в ход шло все — угрозы учебнику, мольбы черновику, попытки откосить от домашнего задания путем чтения под столом очередной классной книги или статьи. Тем чудесным вечером девочка исчеркала уже два листа, подходила к заданию пятью способами, но ответ раз за разом выходил крайне невразумительный. Она бормотала что-то про иррациональность третьего подхода и про разумность четвертого. Кейт сидела на кухне, пила чай и наслаждалась свободным вечером, слушая приглушенные бормотания ребенка. Женщина откинула волосы со лба и сделала глоток, обдумывая содержание будущего письма. Рука на чистом пергаменте вывела «Дорогой друг Амос» и застыла. В соседней комнате послышался громкий треск и звук взрыва. Стоун-старшая подорвалась и мигом оказалась около дочери. Грета сидела за столом и с недоумением разглядывала полыхающий огнем черновик по математике. Она всего-то немного вышла из себя, а тетрадный лист уже взорвался. Мама незаметно для девочки сделала движение рукой. Огонь погас так же, как и появился — внезапно. — И давно ты так можешь? — Удивленно спросила Кэт, прижимая к себе дочь и усаживаясь на узкую кровать. Малышка устроилась на коленях матери. — Так — впервые. А вообще уже почти два года, мам. Но я пока только двигаю предметы и меняю вес. Но не всегда получается. — И чего же ты мне не сказала, моя маленькая волшебница? — А чего рассказывать? — Девочка подняла глаза. — Я и сама вроде разобралась. — Эх ты, — Женщина растрепала короткую косу дочери. — Да я бы тебе хоть показала бы, как колдовать. Книги бы купила. — Книги? — Отреагировала девочка на любимую тему. — Так, подожди, не сбивай меня с мысли. То есть ты умеешь так же? А почему не рассказала? — Если бы знала, что ты тоже так можешь — так сразу бы. — Кейт мягко улыбается. В детстве почему-то все воспринимается как нечто нормальное, естественное. Старшая Стоун вздохнула и закатала рукав, выуживая из какого-то чехла небольшую веточку. Или скорее палочку. Ровная, шлифованная, она поблескивала в ровном свете лампы. Цвет, на взгляд девочки, был довольно специфическим — коричневый с розоватым переливом. На удивленный хмык дочери женщина ответила: — Розовое дерево и волос оборотня, 13,2 дюйма. Материалы темные, как, собственно, и моя магия. Младшая Стоун ничего не ответила. А зачем? Тут под ее недоверчиво — ироничным взглядом из палочки вырвался прозрачный тонкий поток и приподнял подушку над кроватью. В голове завертелась куча вопросов, но Грета сдержала поток и лишь заявила с угрозой, умильно смотревшейся на детском личике: — Ты мне все расскажешь, мама. Все! — Да хоть сейчас! — Легко согласилась Кэтрин и начала рассказ. — Ты уже поняла, что магия существует. Я о ней узнала в одиннадцать, когда пришло письмо из школы для магов, правда, магический выброс случился раньше, лет в семь, то есть примерно как у тебя. Так вот, у всех людей есть магическое ядро. Кроме магглов — так маги называют людей без волшебного дара. Разве что у одних оно просыпается с рождением, у других — нет. Я бы даже сказала, что речь идет о генетическом уровне, понимаешь? Это не столько эфемерное понятие, сколько реальное. Магия существует везде и во всем. В людях, в животных и растениях, она витает в воздухе и решает, кто достоин ее дара, а кто нет. Определить критерии выбора невозможно. Также магия делится на два вида. Волшебники условно называют ее «темной» или «светлой». Это вовсе не значит, что одна плохая, а другая хорошая. Просто... разная, и все тут. Правда, приловчившись, можно использовать и ту, и другую, правда, с трудом. Так вот, вернемся к теме. Я родилась в обычной семье, но стала волшебницей. Таких называют магглорожденными, но некоторые волшебники в оскорбление называют нас грязнокровками, подразумевая, что в нас не было ведьминской крови до этого. Я потом искала информацию про этот феномен и нашла два интересных факта. Во-первых, Магия, как таковая, из ниоткуда не берется. А во-вторых, все волшебники дальние, но родственники. Продолжив поиски я со временем поняла — магглорожденные могут быть потомками изгнанных из родов сквибов. Вот мы снова вернулись к теме. Сквибы — это противоположность, например, мне. Они рождаются в семье магов, но не несут в себе магию. Раньше к ним относились с уважением, но со временем их стали изгонять из родов. В мире магов традиционно понятию Рода придается большое значение. Так мы подошли к третьим — чистокровным волшебникам. Их родители волшебники, сами они волшебники. У каждого Рода есть свои родовые дары и предрасположенности. Кому-то легче дается трансфигурация, кому-то зелья. Так же у каждой семьи есть Глава и Наследники рода, это как в любой, по сути, семье. Отличаются чистокровные тем, что имеют поддержку родовой магии, но по-настоящему понять, что под этим имеется ввиду, могут, опять же, только чистокровные. И последние — полукровки. Это когда один родитель волшебник, а другой нет. С этим, думаю, проблем нет. Магические выбросы случаются в период формирования ядра, то есть когда оно еще неустойчиво — до одиннадцати лет. Дальше магия обычно развивается равномерно, но такие всплески могут появляться, если теряется контроль над магическим потоком и эмоциями. Или при угрозе жизни. У тебя все нормально, все как положено — в шесть-семь лет. В тот вечер семья засиделась допоздна. Математика и письмо были забыты. Кейт отвечала на бесконечные вопросы, рассказывала Грете о волшебном мире и его традициях, о школе для магов — Хогвартсе, о Косом переулке, куда был запланирован поход на ближайшее воскресенье. В тот вечер они были ближе, чем когда-либо раньше.