Второй шанс

Приторная сладость рома разливается по горлу и перехватывает дыхание. Напиваться сейчас – не самое лучшее из решений, но людям нужен праздник, нужна отдушина – пусть это всего лишь выпивка, песни и танцы. Одни справляются так со страхом, другие – с болью, третьи – со скорбью – все это, даже ликование, заслужено и оправдано. Это их первая победа в начавшейся войне. В том, что она не будет легкой и быстрой, Джеймс уверен, а значит, в ближайшее время поводов для веселья у них будет не слишком много. Если подумать, он и сам мог бы позволить себе отдохнуть – залить в себя основательное количество рома и хоть ненадолго перестать думать. О том, что глупо, раскрыв свое местоположение, напиваться в первый же вечер после победы; что эта война – самое безумное из его предприятий; что сомнения, которые отступили перед боем, теперь снова дают о себе знать. Однако Джеймс прекрасно знает, что никакой алкоголь не способен заставить шестеренки в его голове перестать щелкать. Он проверял – этот механизм в его голове заведен так основательно, что замедлять его работу мог только один человек. Джеймс делает еще один долгий глоток и морщится. Он устал и отлично это понимает. Еще несколько месяцев назад, приняв решение, он уже не усомнился бы в его правильности, - у него была цель, обещание, которое он не мог позволить себе нарушить. Это было почвой под его ногами, камнем, на котором он основывал любое начинание, единственным весомым оправданием для всего, что он делал. Поэтому, когда Роджерс привез всеобщее помилование, земля под ним разверзлась, и все, что ему осталось, это жизнь, которую еще недавно он мечтал снять, как вымазанный в грязи камзол. В тот момент, только она оказалась настоящей. Миранда была осколком прежней жизни, о который он резал пальцы, пытаясь доказать себе, что в нем еще осталось что-то от Джеймса МакГроу. Он убеждал себя, что боль, которую он испытывает, глядя на нее, это плата за то, чтобы оставаться собой. Джеймс не сдерживает короткий хриплый смешок – как же самонадеянно и нелепо было полагать, что такой цепи для его демонов будет достаточно. Только сейчас, когда Миранды не стало, он может признать, что Джеймс МакГроу умер задолго до нее. Вероятно, он начал рассыпаться на части сразу же после известия о смерти Томаса, а возможно и раньше – в тот проклятый день, когда принял условия игры и согласился бездействовать. Есть ли теперь разница? Он оставляет едва начатую бутылку и проводит ладонями по лицу, стирая с него горечь и сожаление. - Думаю, ты еще не скоро сможешь подкрасться к кому-нибудь со спины. Шаги Сильвера сложно с чем-нибудь спутать – металл костыля врезается в песок с противным скрипящим звуком и вспарывает его длинным шорохом, прежде чем прочно вонзиться в землю. - Уж точно не к вам, - смешок в его голосе едва различим, но Джеймсу достаточно даже этого, чтобы понять, что в выпивке он себе не отказывал. – Вы всегда пьете в одиночестве? - Хочешь составить компанию? - Куда уж мне, - он садится рядом, с явным удовольствием вытягивая покалеченную ногу, растирает место крепления кончиками пальцев и щурится. – Скорее, хочу понять. - Понять меня или причины, которые привели тебя сюда, вместо того, чтобы предаваться всеобщему веселью? - Я не копаюсь в себе настолько глубоко, как вы думаете. - Вместо этого ты копаешься во мне, - Джеймс смотрит внимательно и остро. – Если ты думаешь, что это поможет понять тебе, к чему ты движешься, кем становишься, то вряд ли я подойду тебе в качестве примера. Возможно, тьма внутри нас и похожа, но в остальном, мы слишком разные, чтобы ты закончил так же, как я. - Звучит обнадеживающе, впрочем, я здесь не за этим, - Сильвер извлекает из кармана сложенный вчетверо лист, в нескольких местах пропитанный кровью. – Это нашли у Хорниголда. Я решил, вы захотите взглянуть. Джеймс берет его неохотно, не представляя, какая из найденных у этого червяка бумаг могла бы его заинтересовать. Ровный аккуратный почерк, вероятнее всего, принадлежит Роджерсу. В записке всего несколько слов, он пробегает по ним глазами и приподнимает брови в немом удивлении. - И что ты думаешь по этому поводу? - Что Роджерсу, если он действительно хотел заполучить вас живым, стоило подумать, прежде чем отдавать приказ Хорниголду. Не думаю, что он бы его выполнил, даже представься ему такая возможность. - Какого черта я ему понадобился живым? Сильвер пожимает плечами и опирается спиной о дерево. - Возможно, он хотел устроить еще одну показательную казнь. Думаю, ваша произвела бы фурор. Джеймс качает головой. Шестеренки щелкают, просчитывая варианты и причины. Еще одна казнь вряд ли сыграет Роджерсу на руку. Если смерть Вейна еще можно было расценить как сдержанное слово, то все прочие лишь продемонстрируют людям его страх, неуверенность в собственном авторитете, попытку свести все к силовым методам. Это посеяло бы в людях сомнение в нем, что в данный момент равноценно провалу. Нет, что-то в этой картинке упорно не сходилось. - Нужно узнать, что у него на уме. Сильвер усмехается и прикладывается к его бутылке. - И каким же образом? - Поговорю с ним. - Да вы окончательно двинулись! – Сильвер даже не делает попытки подняться – просто смотрит на него снизу вверх, как на умалишенного. – Вы не можете в очередной раз рискнуть всем! Не когда на карту поставлено все… - Возможно, у нашего противника появился на руках новый козырь, который он намерен разыграть в ближайшей партии, - он цедит слова сквозь зубы, раздраженный тем, что приходится озвучивать очевидное. – Если у нас и есть стратегическое преимущество в этой войне, то оно заключается в том, что мы знаем тактику противника, поэтому я не намерен потерять его из-за какой-нибудь мелочи. - И что же нам делать, если вас схватят и вздернут, как Вейна? - Меня не схватят, но на крайний случай у вас есть золото. И ты. Думаю, справитесь.