По Стопам Смерти

Только за следующие несколько дней я осознала всю плачевность ситуации. Во-первых, мне приходилось жить с историком, ибо Катя так и не смогла уговорить мою маму о временном переезде за город. Во-вторых, я не знала, как теперь буду смотреть в глаза своему учителю из-за того инцидента с Прыщавым. В-третьих, большая часть вещей осталась в открытой квартире — бери, что хочешь, а так как мама моя не имела огромных денег (а если честно, она вообще еле-еле сводила концы с концами), все эти происшествия сильно сказались на ее здоровье: ходила она медленно, повесив свою тяжелую голову на исхудавшие от нервов плечи; лицо сильно побелело; порой даже казалось, что идет мертвец, а не женщина, не успевшая еще повидать седые волосы, из-за чего многие прохожие (и даже врачи в больнице) шарахались в сторону. Я боялась худшего конца, боялась потерять единственного родного человека. Иногда вечерами, когда во всей больнице уже гас свет, я открывала в своей палате окно, усаживалась на широкий подоконник и начинала плакать. Я не хныкала, у меня не было истерики, просто слезы сами начинали литься, заставляя мое лицо насквозь пропитываться соленой водой. По утрам же мое настроение немного поднималось, и я читала книжки, которые мне приносила Катя. В основном это было фэнтези, изредка попадались детективы и небольшие томики стихотворений. Затем, уже ближе к обеду, ко мне приходила веселая подруга и все пару часов ее пребывания она делилась со мной своим чудесным настроением. Так прошла целая неделя. В день выписки, впервые за последние несколько недель, на небо выглянуло солнце. Оно светило ярко, но тепло его лучей рассеивалось где-то в холодном осеннем воздухе, так и не достигая земли. Я провела параллель с моим внешним видом: прохожему бы показалось, что у меня на душе прекрасно, но лишь несколько человек на самом деле понимали ситуацию. Как оказалось, мама уехала обратно в командировку, так и не дождавшись моей выписки, что я поняла лишь по приезду домой — квартира оказалась совершенно пуста. *** «Щелк!» — издала звук последняя кнопка чемодана, прежде чем все мои вещи оказались плотно закрыты. Я встала с кровати и осмотрела комнату. «Не волнуйся», — прозвучал в голове голос, — «Это ненадолго. Через месяц ты снова будешь здесь.» Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Воображению представилась картина счастья. Я стою на берегу моря. Голубые волны то и дело ласкают мои ноги, заставляя их приятно утопать во влажном песке. Горячие лучи палящего в зените солнца опускаются на мою кожу, отчего с каждой секундой растет желание зайти в прохладную воду. Поворачиваю голову в сторону, и мой взгляд натыкается на женщину в широкой панаме, идущую вдоль пляжа. В руках замечаю два коктейля с трубочками, на лице — счастливую улыбку. Через пять минут мы с мамой уже лежим под пляжными зонтиками и допиваем леденящие горло напитки. Морской ветер тихо свистит у нас в ушах; яркие зонтики покачиваются в такт его порывам. Мы обнимаемся. Сердце трепещет от пленительного счастья, в объятиях которого я посмела оказаться… Вечереет. Мокрые волосы беспорядочно лежат на моей голове, совершенно не желая заплетаться обратно в косу. Желтый купальник прикрыт того же цвета накидкой, несильно обтягивающей мою стройную фигуру. Я бегу по футбольному полю вслед за летящим по воздуху мячом. Ловко отталкиваюсь от земли, прыгаю вверх и хватаю «шарик». Ударяясь, падаю на песок, но счастливая улыбка от заслуженной победы заставляет забыть про боль. Наша команда тоже радуется выигрышу: все подбегают ко мне, хватают на руки и начинают подкидывать в воздух. Я взлетаю высоко в небо, где вижу весь свой пляж: и радующуюся за меня на трибунах маму, и чайку, скользящую над гладью морской воды, и бар, в котором отдыхающие проводят половину своего пребывания на берегу моря. Наконец меня опускают, и я бегу к понтону, по пути срывая с себя накидку. Кидаю последнюю на еще не остывший песок и запрыгиваю на пластиковые блоки. Добегаю до их края и прыгаю в воду рыбкой… — Жду тебя в машине, — привел меня в себя голос, прозвучавший над самым ухом. Я не заметила, как из моей руки пропал чемодан. Воспоминания трехлетней давности так четко всплыли в голове, что мое состояние можно было назвать трансом. Как бы то ни было, я не должна жить прошлым. Лучше бы его я вообще не помнила. Я снова вздохнула. — Господи, — наконец тихо промолвила я, — забери у меня все счастливые воспоминания. Я хочу научиться радоваться малому. Взгляд прошелся по комнате, словно я покидала ее в последний раз. Глаза заметили любимую коллекцию плюшевых мишек; мои детские настенные фотографии; полку с любимыми книгами, пару самодельных картин, стоящих в углу комнаты; морские ракушки с той счастливой поездки на море; теплый пледик, под которым я провела все свои бессонные ночи… Я закрыла глаза и резко развернулась в сторону выхода. Не оглядываясь назад, я выскочила из квартиры и понеслась к лестнице. Перепрыгивая через три ступеньки, я летела вниз, забыв даже о боли в бедре. Подъездная дверь распахнулась перед мной, и я вышла на свежий воздух. Маленькая слезинка скатилась по моей щеке и легонько коснулась асфальта. Натянув легкую поддельную улыбку, я направилась к машине, что ждала меня у выезда. *** Когда машина наконец остановилась у одного из домов, Ксафан Агваресович несколько оживился. Если за всю дорогу он не издал ни единого звука, то сейчас из его уст послышались даже слова. — Ну-с, вот мы и приехали, — произнес учитель, после того, как припарковался. Я вышла из машины и взглянула на дом. Высокий, этажей в двадцать, достаточно новый и, как мне показалось, с интересной планировкой — об этом говорило огромной количество разных выступов, создающих неплохое первое впечатление. — Пойдем, — сказал учитель, видя мою хоть и небольшую, но заинтересованность. Чемодан, который я с немалым трудом отрывала от пола, в руке мужчины болтался, словно детская игрушка. Учитель шагал больно бодро с этой ношей, слишком неестественно. *** В замочной скважине послышалось легкое шуршание, затем все стихло, и уже через секунду дверь квартиры отворилась. Хозяин жестом пропустил меня вперед, и я послушалась. Помещение, в котором я оказалась, было не чем иным как обычной студией, пусть и большего размера, нежели можно было ожидать. Выглядело оно достаточно красивым и просторным, но без какой-то изюминки: растений не было, животных, разумеется, тоже. Вещи были аккуратно сложены, но ни цветных штор, ни уютного пледика, ни любой другой неординарной вещицы не наблюдалось. — Вы обманули меня, — неожиданно даже для самой себя произнесла я. — Прости? — спросил не менее удивленный учитель. — У Вас нет девушки. Как мне показалось, это заявление шокировало его, ведь еще минуту он не издавал ни звука, а лишь выжидательно смотрел на меня. — Да, — наконец нарушил тишину, — мы расстались недавно. — Снова ложь. Я подняла голову, и мой взгляд встретился с его темными глазами. Затем он сощурился и склонил голову набок. — Ты неправа, — медленно и завороженно проговорил он, пристально следя за каждым моим вздохом. — Вы хоть умеете говорить правду? — выплюнула я эту фразу прямо в его лицо. — Иногда это нужно делать, иначе девушки у Вас так и не появится. Он больше не сказал мне ничего. Просто ушел из квартиры и не появлялся до самого вечера. Я же весь день провела за учебниками, ведь скоро в школу и надо было начинать потихоньку догонять свой класс. За час до его прихода мне захотелось осмотреть квартирку. Пусть она мне и не очень нравилась, но в целях своей же безопасности неплохо было бы найти пару укромных местечек. Справа от входной двери находилась небольшая кухонька, объединенная с достаточно просторной гостиной. Посередине расположился белый диван с кофейным столиком. Напротив него — дорогой плазменный телевизор и стерео колонки. Недопитый кофе, пачка сигарет Dunhill и стопка старых журналов заполняли пустое пространство стеклянного столика, рассказывая о своем хозяине много необычных вещей. Далее мой взгляд наткнулся на несколько книжных полок, полностью заставленных журналами. Ни одной книги, поразительно! Я удивилась вкусам своего учителя и на пробу решила взять почитать один из тысячи тех самых журналов (надо же хоть какой-то компромат на него нарыть). К моему удивлению (хотя именно этого я и ожидала), в этом журнале было очень много пошлого, но это и неудивительно — с названием «Playboy» далеко в науку не укатишь. Просмотрев еще несколько «очень развивающих» книжек и убедившись, что все они имеют одну тематику, я бросила занятие искать в этом человеке плохое — такие журналы читал, думаю, каждый мужчина, а вот настоящий свой «провал» он, разумеется, скроет. Следом за гостиной шли спальная и ванная комнаты. Как и у всех не особо парящихся о своей внешности мужчин, на полочке в душе у учителя расположился лишь шампунь. Под зеркалом же стояли пена для бритья и стаканчик с зубной щеткой и бритвой. Тут же висели аккуратно сложенное вдвое полотенце и несколько футболок, приготовленных для стирки. Спальня представляла собой особое место. Здесь стоял какой-то необычный запах — сладкий, скорее даже приторный. Тут же я поняла источник сего «аромата» — в углу комнаты на столике стоял кальян. Кровать была аккуратно заправлена, а сверху покоилось несколько небольших подушек, тихо гармонирующих со светлой комнатой. У изголовья стояла тумбочка с ночником. Далее, ближе к окну, шел массивный шкаф, следом — рабочий стол. На последнем виднелось несколько тетрадок, одна из которых, по-видимому, была ежедневником моего учителя. На стене висели простенькие часы, достаточно шумно отбивающие ритм. Французское окно, открывающее великолепный вид с семнадцатого этажа высотки, было наполовину зашторено тюлем, отчего в комнате то и дело появлялась полутень играющего с облаками солнца. Лазить в шкафы и тумбочки я не стала (а может, и стоило бы), посчитав это дело личным для каждого человека. К тому времени же, как я осмотрела всю квартиру, часы пробили десять часов вечера. Как я и сказала изначально, девушки у Ксафана Агваресовича не было. Поняла я это по пустоте в квартире. Живет он здесь уже давно, о чем свидетельсвует заполненность спальни и в целом всей студии, а любая девушка, имеющая с ним серьёзные отношения, давно бы внесла в эту квартирку какую-нибудь изюминку, хотя бы в виде цветастой посуды. В пятнадцать минут одиннадцатого входная дверь наконец распахнулась, и на пороге появился учитель. Он спокойно ввалился в квартиру и, словно не замечая меня, направился ванную. От него пахло крепким алкоголем, что меня очень раздражало — ну как мне теперь еще здесь и спать лечь? Надеюсь, что он все-таки не сильно переборщил с выпивкой и ночью по чистой случайности меня не зарежет (поражаюсь своему спокойствию по поводу потенциальной смерти). — Лина, подойди сюда, — прозвучал из ванной на удивление твердый голос для пьяного. Я не стала спорить и моментально очутились рядом с Ксафаном Агваресовичем. Вода в раковине тихо журчала, не давая ему, кажется, сосредотоситься на мыслях. — Слушай сюда, — сказал он наконец, рассматривая свое небритое отражение в зеркале, — сегодня ночью тебе лучше не высовываться из моей спальни. Если ты конечно жить еще хочешь. Он повернул голову в мою сторону и стал выжидательно всматриваться в моё лицо, пока я утвердительно не кивнула. — Вот и хорошо. Иди ложись спать. Когда я уже выходила из ванной, учитель снова окликнул меня: — Кстати, а зачем ты так внимательно сегодня изучала мою квартиру? Ого-го! Откуда же он узнал?! — Да так, — замялась я, — просто интересно было. — Смотри у меня тут. В отличие от школьных происшествий сейчас я его боялась, вследствие чего не решалась лишний раз подколоть этого странного человека. Кажется, он видел это, кажется, из-за этого пару раз усмехнулся надо мной, но в целом он не сделал ничего плохого. Как историк и сказал мне, я сразу же забрала чемодан и ушла в спальню готовиться ко сну. Поменяв постельное белье на новое и переодевшись в пижаму, я легла в постель и на удивление достаточно быстро уснула.