Something else

Что такое любовь? И существует ли она на самом деле? Возможно, это всего лишь одна из форм человеческого безумия, что подталкивает нас к поступкам настолько же необъяснимым, насколько и отчаянным. Говорят, что чувства невозможно контролировать. Эта «любовь», как отрава, как и любое другое чувство ― будь то гнев, зависть, желание, ― пропитывает твоё тело и предаёт медленному разложению. Любовь. Это не миф. Глядя на тебя сейчас, думаю, как я не смог понять всего этого раньше, не увидеть этой боли в твоих глазах, не услышать скрежета лживых слов. Оно давно разрушало тебя изнутри. От этого невозможно сбежать. Настоящие чувства невозможно забыть и невозможно выбросить. Их можно лишь заглушить. Алкоголь, наркотики, секс, убийства ― всё, что вызывает хоть какую-то зависимость, заставляя гнить. Только так можно притупить настоящую боль. Я всегда бежал от этого, боялся признаться себе. Всю свою жизнь. Я тоже пытался заглушить нечто, что теперь с большей силой, нежели обычно, билось об рёбра, намереваясь разбить их изнутри. Любовь ли это? Ещё несколько мгновений назад я был уверен, что ненавижу тебя, но теперь, пропуская пряди твоих волос через пальцы, мягко касаясь губами бледной кожи шеи, я уже не уверен в этом. Любовь ли то была или ненависть, с точностью я мог сказать лишь одно ― это было самое настоящее безумие. Что-то внутри мучительно жгло душу, будто прожигая за ней и мясо, а затем — кожу, оставляя шрам на трезвом сознании. Я сам этого хотел ― никакого алкоголя или наркотиков. Я хотел тебя, хотел присвоить, овладеть тобой. Возможно, сломать. Сложно точно отдать отчёт этому желанию. Было ли вероятно, что я просто хотел вернуть тебе всё, что получал ранее? Вполне. И, кажется, ты не был против. Совершенно. Будто бы принимал своё блаженное наказание, наслаждаясь столь желанной близостью со мной. От этого лишь больше вело, и я не сдерживаю рыка, зажимая твои волосы сильнее в кулак. ― Будешь ли ты моим? ― Вопрос хоть срывается и с моих губ, но кажется, что задаём мы его друг другу в унисон, губами нашёптывая не один раз «да». Я уже твой. Ты завладел моим телом, когда я только переступил границу этого проклятого города. И теперь я по своей воле скреплял что-то, о чём обычно пишут в книгах, в историях любви: судьбы, души, ― не столь важно. Я заполню тебя тем, что так давно, не зная, отобрал. Видеть эмоции на твоём лице — куда большая награда, нежели сама свобода. Заканчивалась ли здесь моя свобода? ― Больно? ― Слегка отрицательно машешь головой, лишь крепче цепляясь за обивку дивана пальцами, пытаясь ухватиться хоть за что-то. Осторожно перекладываю твои руки на свои плечи. Я буду твоей опорой. А моя свобода? Нет ― здесь она лишь начиналась. Всю жизнь я бежал, чувствовал себя взаперти, но теперь я нашёл «это». Настоящие ли это чувства? Не знаю, но сейчас с тобой я почувствовал себя живым. А ты ведь действительно красивый, в первые шаги и моменты к тебе даже страшно прикоснуться ― настолько бледным и хрупким ты кажешься, подобный кукле. Но всё это лишь видимость. Провожу подушечками пальцев по выступающим рёбрам, шумно вдыхая твой аромат, обдавая горячим дыханием шею, в ответ слыша приглушённый стон. Тебе не нравится, когда подобные звуки срываются с твоих губ, и ты всеми усилиями пытаешься сдерживать их, отчего я лишь больше ценю подобные моменты. Оно рождалось прямо сейчас между нами ― не тупая звериная страсть, а связь, нечто интимное, что навсегда останется лишь между нами. Твои ноги слегка дрожат, пальцы поджимаются от чего-то большего, чем просто боли или наслаждения. Ты сам не можешь сказать, что это ― лишь рвано дышишь, выгибаясь в спине, подставляя шею для поцелуев и кусая губы при очередном толчке. Сошли ли мы с ума? Когда я прошу тебя посмотреть на меня, твои глаза наконец кажутся глубокими, наполненными влагой и чем-то, не подающимся описанию. Жизнью? Ты называешь меня идиотом и притягиваешь ближе, цепляясь за шею, для поцелуя. Не знаю, как ты можешь быть таким грациозным и гибким, имея такое угловатое с виду телосложение. Слишком худощавое, чтобы так выгибаться, подставляя руку под широкую ладонь, плавно идущую вдоль неё. ― Стэн. ― От того, как ты зовёшь меня по имени, кажется, рушится вся Вселенная разом. ― Что будет, если об этом кто-то узнает? ― Плевать. ― Даже на Картмана? ― Ты выдерживаешь какую-то напряжённую паузу, кажется, даже замирая, после чего киваешь, неуверенно толкаясь навстречу. ― Хер с ним.

-

― Марш. Отдай. ― Смеюсь, по-детски отпихивая тебя, завёрнутого в одеяло, уже на нашей общей, хоть и не двуспальной, кровати. ― Мне идёт? ― Придерживаю другой рукой твою почему-то столь любимую маску. Я решил не спрашивать о ней ещё тогда, но почему-то ты каждый раз легко выходил из себя, когда я брал её в руки. ― Я не хочу, чтобы ты касался её. ― Ты говорил что-то про то, что боишься, что я стану, как ты, если останусь здесь с тобой и дальше. Волк. Будто это что-то плохое, подобие проклятия. Нет. Пусть ты и будешь волком, я обещаю, что смогу приручить тебя. Это будет отныне наша история, наше лицо, наша стая. Я нашёл то, что так долго искал. Здесь. Тебя.