***
На работе я был за два часа до эфира и первым же делом еще раз пробежался по всем свежим и не очень сводкам новостей. Дирк Артур Кемпторн, сенатор штата, приехал на радио эфир, не зная, какую свинью я был готов ему подложить этим вечером. Единственное, что меня вечно отвлекало от мыслей – постоянная проверка телефона на предмет пропущенных. Но нет, телефон молчал и даже не думал о чем-либо мне сообщать, и значить это могло только одно: с Биллом всё в полном порядке. - Три минуты до эфира! – девушка из звуковой рубки дала обратный отсчет, и я поднял глаза на своего гостя. Знает ли он, что у меня на него есть? Я вновь прошелся взглядом по своим наработкам и улыбнулся мужчине напротив, который был крайне расслаблен. - Постарайтесь не врать в эфире, люди прекрасно чувствуют ложь, мистер Кемпторн, - опередив его, я начал игру. - Две минуты! В кабинете повисла пауза, и сенатор явно перестал быть столь же расслабленным, как и раньше. Но деваться некуда. Он сам подтвердил, что придет ко мне, и теперь у нас состоится диалог так нужный людям. - Что Вы имеете ввиду под враньем, Томас? Я давал повод? - Вот и узнаем, но только когда эфир начнется. Поговорим с Вами о том, о чем никто еще не говорил. В прямом эфире. Я чувствовал, что поступаю правильно. Знал, что так и должно быть, что надо взять инициативу в свои руки и перейти в наступление. Стоять на месте больше было невозможно - непозволительная роскошь. Пан или пропал. Всё или ничего. - Минута до выхода в эфир! – голос Эрики гулко отдавался у меня в голове, смешавшись с всплывшими напутствиями Леонарда, который изъявил желание приехать ко мне на радиостанцию и сейчас негласной поддержкой находился за стеной. Молчать больше нельзя: на кону жизни горожан, и если я смог это понять только после личной трагедии, то нельзя давать разрастаться этой опухоли и дальше. Билла мы спасли – осталось спасти остальных. - Четыре, - Эрика начала обратный отсчет, и я уже слышал в наушниках открывающую передачу мелодию, - три, два, один. Мы в эфире! - Доброго вечера, радиослушатели, с вами Томас Каулитц - ведущий одноименного вечернего радио-ток-шоу. Ни для кого не секрет, что скоро выборы в штатах, и в штате Айдахо в том числе. По многочисленным заявкам я приглашаю сюда тех, кто выдвигается в кандидаты на пост губернаторов, мэров и других представителей власти и провожу беседу на злободневные темы. Вот и сегодня с нами в студии сенатор нашего штата с девяносто третьего года - Дирк Кемпторн. Дирк, вы зарекомендовали себя как потрясающий политик с практически безупречным резюме… - Что вы подразумеваете под словом «практически»? – он тихо рассмеялся, но я лишь улыбнулся в ответ на его попытку меня сбить с намеченного пути. - А вот об этом мы как раз сегодня и поговорим. Ведь обычному человеку достаточно тяжело понять все эти политические игры, и я тут нахожусь как раз для того, чтобы спросить вас о нескольких крайне важных вещах. Начнем с малого. Я напоминаю, что у нас работает горячая линия, где вы, дорогие наши радиослушатели, можете всегда задать интересующий вас вопрос гостю. Позвоните по номеру 711-300-11 и попадете в прямой эфир. Мистер Кемпторн, вы не планируете переизбираться на третий срок как сенатор штата и ведете активную предвыборную компанию как кандидат в губернаторы. Это серьезный шаг вперед. - Спасибо. Это действительно важное решение, ведь я могу потерять свой уже хорошо зарекомендовавший себя пост. - Именно. Вы можете потерять место в Сенате, если вас не выберут губернатором. Что тогда будете делать? - Я думаю, что у меня достаточно шансов победить, ведь у меня практически нет конкурентов, - он вновь улыбнулся, как улыбаются все политики, и меня аж передернуло. - Ваш главный противник на пост губернатора – Роберт Хантли. Молодой, но очень амбициозный политик, который живет открытой жизнью и не держит скелетов в шкафу. - Ну это смешно, Томас. Все держат скелетов, откуда вам знать, что Роберт святой? - А, так и у Вас есть скелеты? Интересно будет о них услышать, - я чувствовал, как обстановка накаляется, и видел, как сильно изменился за эти несколько минут Дирк. Он прямо-таки опешил от столь дерзких заявлений, и ему потребовалось целых три секунды, чтобы прервать своё молчание. Это мне и было нужно. - Я знаю скелетов Хантли, а о своих предпочитаю умолчать, они никак не относятся к моей предвыборной кампании, в рамках которой я сегодня здесь. Я республиканец и выступаю за сохранение устоев в штате, потому что так хочет народ. - Вы хотели сказать, потому что так хочет правящая элита? Мистер Кемпторн, вы не можете отрицать, как сильно за последние десять лет возросла разница в доходах между рабочим классом и высшими кастами. Объясните, почему в штате Айдахо, где вы – один из управляющих политиков, зарплаты рабочих остаются на уровне двенадцатилетней давности, а уровень жизни политиков, таких, как Вы, вырос в разы? Мало кто знает, но на развитие штата Айдахо, в том числе и на улучшение его столицы – нашего города – из государственной казны выделяется порядка пятисот миллионов долларов в год. Это информация из официального источника, подтвержденная документацией из Белого Дома. А теперь приведем статистику. С тех пор, как вы являетесь одним из пяти сенаторов штата, уровень преступности с 1,9% вырос до пяти. Конечно, по сравнению с тем же Нью-Йорком мы просто образцово-показательный штат, но такими темпами через десять лет растущей безработицы мы просто превратимся в неблагополучный регион. Это ли Ваша политика, как будущего губернатора? - Как раз со мной политическая ситуация изменилась бы в лучшую сторону, я уже рассказывал на местном канале, что планирую повысить финансирование Бойсе… - Для чего, Дирк? Повышение финансирования нам не нужно, нам нужно не выливать деньги, пущенные на это финансирование, в ваш карман. - Вы обвиняете меня в том, что я краду деньги? - Я обвиняю Вас, как сенатора, как правящую касту, в том, что за те годы, что вы наш сенатор, штат не развивается. - Я ввел новую систему образования! Благодаря мне в школах повысился средний общий балл, я думаю о детях, и я сделал для их будущего очень много. - Да, о вашей любви к детям мы поговорим еще отдельно, после рекламы. А сейчас давайте поговорим о том, что же еще полезного вы сделали. - Меня избирает народ, мистер Каулитц. На прошлых выборах я получил поддержку от 75% населения! - Вас выбирают просто потому, что не знают, кто другие. Между тем, откровенно говоря, я бы подверг вашу политику большой критике. Но теперь вы не хотите продолжать занимать уже нагретое кресло и метите выше, а потому и разбор ваших полётов я буду устраивать куда более серьезный. Мистер Кемпторн, людей достало то, что они ничего не понимают в политике, и я тут как раз для того, чтобы помочь им разобраться. - Вы пытаетесь закопать меня. - Ни в коем случае. Но обо всех ваших промахах я расскажу. Мы обсудим это после рекламы. Реклама! Я снял наушники и теперь мой голос не в силах был заглушить собственное сердцебиение. Разъяренный мужчина тут же подскочил ко мне, ткнув пальцем в грудь. - Слушай ты, мелкий ублюдок. Ты слишком молод, чтобы так со мной разговаривать, ты понял? Я в политике тридцать лет, а ты хочешь поломать мою карьеру одним эфиром? Я сделаю то же самое и с тобой, если ты попытаешься меня очернить. Только я смогу отмыться, всегда отмывался от говна, которое на меня выливают, а тебе придется ой как не сладко. Вдруг ты однажды узнаешь, что тебя уволили с работы, или, скажем, что твоя мать, или жена, или кто там еще – они попали в беду? Ты представляешь, как ты сейчас сам себе вредишь? Поверить в сказанное, казалось, я не мог. Будь сейчас включен микрофон, будь сейчас прямой эфир, разве это не стало бы концом для Дирка Кемпторна? Угрозы радиоведущему – не совсем то, что может поднять рейтинг политику. Поэтому я лишь улыбнулся. - Об этом мы так же непременно поговорим с вами после рекламы. Я тоже не первый день на радио, и эту программу я заработал любовью слушателей. У Вас есть поддержка маленькой кучки привилегированных, а у меня есть поддержка целого штата. Вам не удастся скрыть свою сущность, и уж я этому посодействую, можете не сомневаться. - Да в кого же ты такой бессмертный? – огрызнувшись, он намеревался выйти из студии, но голос из рубки проинформировал о минутной готовности. Всё, что оставалось моему горе-оппоненту – открыть бутылку воды, стоящую на столе и приготовиться к моим вопросам. Стоило нам вернуться в эфир, как я продолжил наступление. - Итак, мой гость – Дирк Кемпторн, и у меня для него осталось еще несколько вопросов, которые, я думаю, должны внести ясность в нашу беседу. Начнем с вашей личной жизни. Вы развелись три года назад и с тех пор не были замечены ни с одной женщиной – как Вы это прокомментируете? - Я однолюб и очень долго и тщательно подбираю себе пару. Развод с женой давался мне непросто, я до сих пор отхожу от него. - Вы отходите от него в компании молодых девушек, верно? Всего полгода назад вас подловили выходящим из борделя, и, к сожалению, лишь по неподтвержденной информации, вас развлекала девушка, которой не было восемнадцати. - Вздор, это слухи. - Слухами земля полнится. Не бывает дыма без огня – вы ведь это понимаете. Почему-то про вас в определенных кругах ходят ну крайне нелицеприятные слухи. Не по этой ли причине вы так много внимания уделяете школам? Ведь именно вы ходите на все крупные школьные мероприятия в столице, и именно вы проводите так много времени с учениками. Они любят вас, а вы – их. Только вот они не понимают, что любовь эта слишком разная. - Томас, вы явно переступаете все мыслимые рамки. Я политик и публичный человек, и я никогда не позволил бы себе каких-то сомнительных связей. - Плюс, несомненный плюс вашего положения в том, что вы можете нанять специальных людей, чтобы замести все свои следы. Мой совершенно безбашенный диалог прервал звонок в прямой эфир, что немного охладило мой пыл. Но я уже точно знал: пути назад нет. И теперь, когда я расшевелил шестеренки, механизм потихоньку, но начнет работать. Этот эфир – лишь начало моей карьеры, и я точно знал: цена теперь непомерно высока.***
К Биллу я нёсся чуть ли не на красный. Таким окрыленным я давно себя не чувствовал, и пусть в мой адрес после эфира было брошено еще несколько прямых угроз, я знал, что мой брат в полной безопасности. Его состояние уже не было граничащим со смертью, и теперь всё, что мне оставалось – наблюдать за улучшением состояния. Уже в дверях клиники я достал из кармана звонящий телефон. - Томас, ты побил все рейтинги! – мистер Гриер практически вопил от радости в трубку, - это было феноменально! Так держать! Я только «за» такие разгромы, это привлекает множество людей, Том, даю тебе полную свободу. Мы собрали сто пятьдесят тысяч слушателей. Сто пятьдесят шесть тысяч! Невероятная цифра! Это рекорд штата. Я хочу видеть тебя завтра пораньше, нам надо обсудить дальнейшую стратегию работы. Хорошего вечера, Томас. Я поднялся на нужный этаж и буквально ворвался в палату брата, который мирно посапывал, и мне стало только легче. Всё теперь точно пойдёт в гору. Господи, подумать только: больше ста пятидесяти тысяч человек пришли послушать мой эфир с сенатором, это ведь как остро должен стоять вопрос выбора! - Том, - Билл подал голос, и я вздрогнул от неожиданности. – Том, ты тут? Я склонился над братом, но он лишь громче задал вопрос, и я похолодел. - Ты не видишь меня? – я помахал перед глазами Билла рукой, но тот лишь отрицательно покачал головой. – Погоди, я позову врача, хорошо? Я тут, с тобой, мы сейчас поймем, что не так. За врачом я бежал сломя голову. Моя жизнь в этот момент была как американские горки, и не успел я подняться на самый верх, как меня быстро понесло вниз. Я даже не смог и пары слов выговорить, поймав в коридоре врача, но он понял, куда надо идти, и уже через пару минут стоял над братом, светя ему фонариком в глаза и проверяя реакцию на свет. - Это странно, ничто не должно было вызвать такой реакции. Но это похоже на временную слепоту. Мы возьмем анализы, и если ничего не изменится в ближайшее время, нам придется оставить тут вашего брата еще на некоторое время, - он убрал фонарик, встретившись со мной взглядом, а потом покинул палату. - Всё хорошо? – я замешкался, прежде чем начать беседу, но и оставлять Билла в тишине, когда он ничего не видит, было бы слишком жестоко. - Я не вижу, и в голове мысли путаются. Мне очень страшно, и ломит все кости. – Билл говорил отрывисто, словно выжимал из себя эти слова, но я стал гладить его по голове, и он смог немного успокоиться. - Тебя вылечат. Просто дай им еще немного времени. - Мне только хуже от их лечения. - Не говори так, братик. Они делают все возможное, чтобы… - Чтобы что? Чтобы искалечить меня? Я ослеп после их инъекции, и я понятия не имею, почему меня так сильно плющит. Я как будто не принадлежу себе. - Что ты сказал? – я даже нахмурился от такого заявления. – Что значит «ослеп от инъекций»? Билл лишь сжал мою руку. - Я не уверен, но… ко мне кто-то приходил, пока я спал, и я почувствовал чужой запах. Кто-то пошуршал над моей головой и почти сразу же я перестал видеть. Я попытался открыть глаза, но не смог и подумал, что просто сплю. Пока не пришел ты. - И ты никому не сказал? - Мне… мне сложно понять, где реальность, а где мои сновидения. Я думал, что проснусь. Но это оказался не сон. - Ох, братик, - я коснулся губами его щеки и почувствовал, как дрогнули мышцы на его лице. Только ради брата я должен был быть сильнее. И я просидел с ним всю ночь, а следующим утром он так и не стал видеть. Всё стало только хуже к обеду, когда помимо прочего у Билла начались панические атаки, и ему вновь пришлось не понижать количество обезболивающих и успокоительных. Лишь доктор был против тех же самых доз лекарств. «Он привыкнет к ним» - говорил он. – «Ему будет сложнее избавиться от болей, если он не будет с ними бороться». И я поддался на уговоры врача. Я слушал стоны брата и не мог ничего сделать. Я был рядом и всячески старался отвлечь его от болей, но всё было тщетно. В короткие минуты спокойствия к нам регулярно захаживали представители власти, расспрашивали Билла о том, что могло бы помочь следствию найти виновного в его отравлении, но он не смог ничего сказать. Билл, как я и думал, даже не подозревал, что очередной бокал станет для него чем-то новым. Он подтвердил мою теорию о том, что даже не взглянул на бокал перед тем, как его осушить, и последнее, что он помнил, как подошел к барной стойке, чтобы еще раз заказать себе такой же коктейль. Это был тупик для следствия. Но только не для меня. Я не собирался искать именно этого виновного, я хотел изменить всю игру и начал с самой верхушки. Как только Биллу становилось хуже, следователь и пара человек из полицейских тут же улетучивались, а им на смену прибегали врачи, стараясь стабилизировать состояние брата. При них он старался держаться, но наедине со мной он раскрывался полностью. Мои монологи прерывались стонами, и сердце неприятно щемило. Я знал одно: лечение Биллу не помогало. И глубокой ночью, когда он уже не сдерживал своих криков, я направился к врачу, чтобы узнать, в чем причина. - Слушайте, доктор, если ваши лекарства ему не помогают, а только делают хуже, возможно, стоит прекратить так его мучить? – я ворвался в кабинет в начале третьего ночи и застал доктора за просмотром телепередачи. - Не понимаю, что вы имеете ввиду, если честно. Все лекарства, которые мы давали Биллу, только улучшали его самочувствие. - Вчера, когда я уехал, к нему ведь кто-то заходил и переставлял капельницу. Он сам мне сказал. - Нет, в период с пяти до девяти вечера Билла наблюдала только одна медсестра, и физраствор не менялся. - Тогда как вы объясните то, что ему так резко стало плохо? Он ослеп! Понимаете? И эта хрень продолжается уже больше суток, мне больно смотреть, как он мучается, а вы ничего не делаете! Буквально! - Вам нужно успокоиться, - он поднялся с дивана, но я лишь сделал шаг назад. - Нет, я спокоен, это Вам нужно лечить моего брата, а не заговаривать мне зубы! Вы не понимаете, что ему нужно лечение, хотите... Вы можете ему кровь перелить, можете... Я не знаю... Можете попробовать лечение, как у того парня, провести, который выписался уже, но все, что вы делаете, даете ему болеутоляющие и пичкаете снотворным! Так ведь нельзя! Я запнулся, захлебнувшись воздухом, и не смог тут же продолжить, но после будто охладел ко всему. Настроение поменялось вмиг, и я стиснул зубы, сдерживаясь от высказываний в адрес врача. «Надо покурить» - пронеслось в голове, и я понял, что давно не позволял себе такой слабости. Покинув здание больницы и остановившись около курилки, я поджег сигарету, осветив на секунду пространство вокруг себя. Нет, не было очень темно, лишь только тусклый зеленый свет горел над входом в больницу. Я поднял взгляд на здание и примерно отмерил, где же палата Билла, по моим подсчетам она была в противоположной стороне от курилки. Восьмой этаж снизу было не разглядеть, но я знал, что пора возвращаться, и как только я зашел в здание, твердой поступью направился к лифтам. Я не сразу понял, что что-то не так, когда мимо меня пробежало несколько санитаров. Девушка на стойке регистрации как всегда общалась с кем-то по телефону, и только когда двери лифта уже закрывались, я успел услышать что-то про пациента с восьмого этажа. С этажа, где находился мой брат. Каков шанс, что из 30 палат в этом крыле тем, про кого говорила дежурная медсестра, окажется именно Билл? Один к тридцати. Шанс кажется таким маленьким, но только пока ты не вспомнишь, что кроме Билла нестабильных там нет. Коридор встретил тишиной. Ни стонов Билла, ни активности врачей, ничего. И я бы обрадовался такому, не знай я, что страдания так быстро не заканчиваются. Я зашел в палату, но то, что я надеялся увидеть, не увидел. Мои самые большие страхи вдруг стали душить меня, и перед глазами намертво встала пустая больничная койка. Я было уже двинулся к врачу, чтоб узнать, что произошло, но вдруг в палату потянуло ветром. Я не хотел смотреть на окно, сдерживался, чтобы это сделать, отгонял от себя такие мысли, но оно предательски распахнуло створку, впуская еще больше холодного воздуха в помещение. На ватных ногах я подошел к окну, и, переборов животный страх, опустил взгляд вниз. Внизу был зеленый свет. Тусклый, неприятный глазам, но считавшийся успокаивающим. Я увидел внизу зеленый свет, который освещал трех санитаров в белом. И Билла. Я видел, как они подняли его на носилки и не торопясь понесли внутрь здания. И в этот момент я готов был прыгнуть за ним, но чья-то рука потянула меня за кофту назад. - Стойте! Разобьетесь!