Forever and Ever

- Я дома! - кричит Курамочи с порога. - С возвращением! - отзываются ему в два голоса. - Эй, Савамура раньше меня вернулся?! - Всего на полчаса, - отчитывается Миюки, выглядывая из кухни в коридор. На нём голубая застиранная футболка с надписью «Лучший Кетчер Японии», которую они с Савамурой подарили ему в шутку на позапрошлый Новый Год, и которую Миюки теперь всегда носит дома. В руках - ложка, с которой он что-то слизывает и задумчиво причмокивает губами, снова отворачиваясь к плите. А отросшие волосы собраны в короткий растрёпанный хвост на затылке - Курамочи душу бы продал за то, чтобы Миюки отрастил их ещё длиннее, но тот отказывается напрочь - «мешать будут». По квартире тянется вкусный запах жареного мяса и пряностей. Савамура же сидит за столом, голый по пояс, с полотенцем на шее и ещё мокрыми волосами, и смотрит на Миюки голодными глазами, очевидно, в ожидании еды. Если бы у Курамочи спросили, как он представляет себе идеальную жизнь, он бы ответил: вот так. Он стаскивает кроссовки, надевает свои тапочки и, задвинув сумку ногой под столик, тоже проходит в кухню. - Как семья? Как отметили? - спрашивает Савамура, подпирая подбородок кулаком. Курамочи же оттесняет Миюки от раковины и тщательно моет руки - после нескольких часов в общественном транспорте они кажутся грязнее, чем после самого затяжного матча. - Хотел бы я сказать, что всё было как обычно, но... В общем, они снова насели со своими вопросами про мою личную жизнь, и я, короче... Сказал им. Правду. Миюки едва успевает подставить вторую ладонь, чтобы специи из выскользнувшей баночки не просыпались в сковороду, а Савамура резко подаётся вперёд, почти ложась животом на жалобно скрипнувший стол. - Нифига себе! Ну наконец-то! И что? Как отреагировали? - Дед был в шоке. Потом, правда, быстро оклемался, теперь подкалывает на голубую тему при любом удобном случае... - Это скорее положительная реакция, нежели отрицательная, - заключает Миюки. - А мама что? - А мама грозится приехать в гости на ближайших праздниках и познакомиться с вами лично. - Хорошая идея! Я тоже давно хочу с ней познакомиться, - улыбается Савамура. - О, а давайте и моих пригласим? Познакомимся семьями! Миюки? - И думать забудь, знаешь ведь, отец без крайней необходимости не вылезает из мастерской. - Ну, ладно, наверное и так будет неплохо, да? Курамочи невольно вспоминает все сумасшедшие выходные, проведённые у семьи Савамуры дома, в Нагано, и понимает, что да, такие люди просто не могут не понравиться его маме и деду. - Конечно. И никто из вас уже не берёт в расчёт, что это моя квартира, - привычно фыркает Миюки. - Да ладно, мы же почти живём здесь! - Кстати, насчёт этого, - Миюки, в последний раз перемешав карри, выключает плиту и уходит в комнату, а когда возвращается, выкладывает на стол две одинаковые небольшие коробочки, перевязанные жёлтой и зелёной ленточками. - С Днём Рождения. И тут же отворачивается, чтобы наложить рис в тарелки. Полминуты тишину нарушает только звон посуды, шуршание и треск обёрточной бумаги, а потом Савамура всхлипывает, подавившись невысказанными словами. - Чёрт тебя дери, Казуя, - чуть более связно высказывается Курамочи. - Можете перетаскивать сюда свои шмотки хоть завтра, впрочем, я уверен, что больше половины и так пылится в моих - ах, нет, теперь уже наших - шкафах, - пытаясь сохранить невозмутимое лицо, сообщает Миюки, и расставляет тарелки на столе. - Кто-нибудь будет суп с мисо? Савамура даже не замечает подсунутой под нос еды, глядя широко распахнутыми глазами на связку блестящих ключей с янтарным брелком. У него в застывшем янтаре - кленовый листок странной формы, у Курамочи - лесной орех. Наверняка они несут какое-то особое значение, но Курамочи решает не портить момент расспросами и погуглить позже. У него нет подходящих слов благодарности, поэтому он просто берёт Миюки за руку и сжимает его ладонь в своей. - Казуя-а! - орёт вдруг Савамура, подрываясь с места, и едва не сшибает только присевшего Миюки с табурета - Курамочи вовремя успевает поддержать их обоих. - Савамура, ты придурок, - смеётся Миюки, неуклюже обнимая его в ответ. - А ты - самый лучший! - А я сейчас сверну тебе шею, - угрюмо обещает Курамочи, поднимаясь из-за стола. - Кончай балаган. - Да ладно, не ревнуй, тебя я тоже люблю. Иногда, - парирует Савамура. - Третий десяток размениваете, а всё ведёте себя как дети, - пытаясь скрыть элементарное смущение, ворчит Миюки. - Прости, мамочка, - хихикает Курамочи, за что получает весьма болезненный тычок под рёбра. К тому моменту, как ему удаётся восстановить дыхание, Савамура уже целует Миюки, едва не заваливая его на накрытый стол, и Курамочи снова приходится брать всё в свои руки. Он аккуратно оттесняет этих двоих от стола, а едва Савамура отстраняется - разворачивает лицо Миюки к себе за подбородок и целует его сам. На языке снова чувствуется этот сладкий вкус фруктовой жвачки, к которому он уже давно привык. Курамочи опускает ладонь с щеки Миюки ниже, гладит под подбородком, а едва касается шеи - чувствует губы Савамуры. Тот водит языком по коже Миюки между пальцами Курамочи, и, чёрт возьми, такая ласка заводит в считанные секунды. - Так... А теперь мы все успокоимся и сядем жрать, - решительно заявляет Курамочи и первым подаёт пример, отпуская Миюки и садясь за стол. - Я хочу сразу десерт! - заявляет Савамура. - На десерт у нас торт и вино, - говорит Миюки, подталкивая его ближе к столу. - А впереди ещё три выходных. Мы всё успеем. Быстро уплетая самый вкусный в мире рис с карри и слушая несмолкаемую болтовню Савамуры, Курамочи думает о том, что они действительно успеют всё-всё. Ведь впереди у них - вся жизнь.

***

Миюки подставляет лицо едва тёплым струям проточной воды, водит руками по телу, смывая пот, сперму и смазку. Касается пальцами между ягодиц и быстро проталкивает их внутрь, закусывая губу. Ночь только началась, впереди у них ещё уйма времени, и от предвкушения сладко ноет в животе. Прошли те дни, когда Миюки беспокоился о пустяках. Когда-то давно он не желал сближаться со своей командой старшей школы, но провалил эту миссию уже на первом году обучения - спасибо Курамочи. На втором году ситуация усугубилась, ведь Савамура плевать хотел на его тонкую душевную организацию и застарелые комплексы одиночки, он просто ворвался в их с Курамочи жизнь и занял почти всё свободное пространство. К концу третьего года Миюки, пригревшийся в лучах новых, захватывающих чувств, внезапно вспомнил, почему не хотел строить крепких связей: сам он, с поддержкой отца, пошёл учиться на экономиста в Токийский Университет, Курамочи поступил по стипендии в Университет Искусств и уезжал в Тайто, а Савамура ещё на год оставался в Сэйдо - казалось бы, на этом сказка должна была закончиться. Вот только в день их выпуска Савамура, опять же не спрашивая, подошёл и со слезами на глазах оторвал вторую пуговицу с пиджака Курамочи, а потом и с его собственного. - К концу этого года меня пригласят в про-лигу. Я буду ждать вас, - уверенно сказал он. - А до этого времени будете приходить на матчи Сэйдо, хотя бы пока мы не пройдём на Кошиен. Дальше - как получится. И получилось всё до безобразного хорошо: Савамура действительно пошёл в про, Миюки закончил универ и присоединился к нему в лиге, хоть в одну команду они и не попали, а Курамочи, как ни странно, увлёкся учёбой и в следующем году должен был закончить магистратуру. Иногда, правда, Миюки задавался вопросом, смогли бы они с Курамочи поддерживать такие отношения, если б не Савамура, но с другой стороны все эти предположения выглядели как-то нелепо. Ему казалось, что они были вместе всегда, и иначе быть никак не могло. Из-за разных графиков они редко встречаются все втроём, но если уж удаётся, то это похоже на ураган. По крайней мере, крыши срывает знатно. Когда-то давно Миюки боялся многих вещей: разочарований, потерь, пустоты в душе, одиночества - но прошло почти десять лет, а сердце всё также щемит от нежности, голова идёт кругом от возбуждения, и каждый взгляд на Курамочи с Савамурой поднимает внутри волну беспричинного чистого счастья. «Так не бывает», - нашёптывает голосок сомнения в голове Миюки. - «Жизнь - не сёдзё-манга, это лишь затишье перед бурей». Но куда уж этому шёпоту сравниться с лужёными глотками этих двоих, которые раз за разом доказывают обратное? Тем более, в делах сердечных им он доверяет больше, чем собственной интуиции. Миюки задерживается у приоткрытой сёдзи спальни и, вытирая волосы, разглядывает спину Савамуры сквозь запотевшие стёкла очков. Разглядывает ноги Курамочи, которыми тот обхватывает Савамуру за поясницу. Прислушивается к тихим стонам, резким выдохам, невнятному шёпоту, после которого следует придушенное «заткнись» от Курамочи, а потом Савамура тянет его за волосы, наклоняясь к шее, и Курамочи смотрит поверх его плеча прямо на Миюки. Миюки бросает мокрое полотенце прямо на пол, раздвигает сёдзи и, сняв очки, проходит в комнату. Несмотря на распахнутую форточку, запах секса такой насыщенный, что Миюки точно накрыло бы, если б он уже не был возбуждён. Он опускается на колени рядом с двумя сдвинутыми футонами, и в этот же момент Савамура разворачивается и опрокидывает Курамочи спиной на подушки, накрывая его собой сверху. Подхватывает за задницу, приподнимая над матрацем, и снова подаётся вперёд - Курамочи изгибается под ним, зажмуривает глаза и цепляется пальцами за простыни, а Миюки наклоняется и целует его. Слишком медленно и нежно по сравнению с резкими движениями Савамуры, обсасывает мокрый язык, а Курамочи вздрагивает, передавая ему чужой ритм, и Миюки не отпускает ощущение, будто это его сейчас снова трахают на влажных простынях. - Эй, я тоже хочу! - отрывисто возмущается Савамура, ни на секунду не сбавляя темп. Миюки не может сдержать улыбки, из-за которой приходится оторваться от губ Курамочи, поднимается на колени и целует Савамуру. - Засади мне сейчас же, - требует Савамура, а Курамочи хрипло смеётся, закрывая лицо руками. - Ты снова насмотрелся некачественной порнухи? - стонет он, растирая пальцами слезящиеся глаза. - Ну и фразочки. - Хотя, нет, лучше вот его заткни. Миюки тоже прыскает со смеху, Курамочи же ржёт в голос, срываясь на тихий скулёж. - Да вы оба как рты раскроете, так серьёзное действо превращается в грёбаную комедию, - жалуется Миюки потолку. - А я давно говорил, надо купить эту классную штук на ремешке. Такую, с резиновым шариком, типа кляпа. Одних наручников явно недостаточно, да, семпай? - спрашивает Савамура и сильнее поддаёт бёдрами, заставляя Курамочи захлебнуться собственным стоном. - Я вам обоим такие подарю. На ближайшее Рождество, - обещает Миюки, дотягиваясь рукой до флакона со смазкой и выливая себе в ладонь приличную порцию. - Притормози-ка. Миюки касается плеча Савамуры, и тот почти полностью останавливается, позволяя Курамочи перевести дыхание, а Миюки - скользнуть пальцами между ягодиц. Он настолько зажат, что Миюки с трудом удаётся протолкнуться, а у Савамуры взгляд сразу плывёт жидким золотом, дыхание сбивается, он кусает покрасневшие губы и нетерпеливо сжимает его пальцы внутри. Миюки пытается не торопиться, хорошенько растянуть тугие гладкие мышцы, но Савамура смотрит ему прямо в глаза и просит на выдохе: - Давай уже. И чёрта с два Миюки может отказать ему, особенно когда у самого мозги съезжают от возбуждения. Савамура никак не может расслабиться, это не его позиция, Миюки знает, но оттого желание подхлёстывает сильнее, и он, хоть и с трудом, засаживает целиком, прижимаясь к Савамуре сзади и чувствуя его дрожь всем своим телом. Такое нагромождение противоречий, этот Савамура: вообще-то он не любит быть снизу, но кончает так феерично, а после ни капли не парится об этом - и ни разу не врёт ведь. Понять его умом невозможно, можно только почувствовать, когда и как надо, и Миюки втайне гордится тем, что знает его рамки и пределы, знает тонкие подходы - как к Савамуре, так и к Курамочи. А они точно также знают его, насквозь видят. Мало кто может похвастаться таким доверием. И Миюки снова накрывает. Он целует напряжённую спину Савамуры, берёт его за запястье и уже оттуда перебегает пальцами на ногу Курамочи. Только чтобы помочь устроить её на плече Савамуры. И вторую тоже. И толкнуться вперёд со всей силы, вжимая их обоих в футон, задать свой ритм, почувствовать единение на троих. Почувствовать, как каждое его движение проходит через Савамуру и передаётся Курамочи. Миюки кроет больше не от собственных ощущений, а от громких стонов Курамочи и едва слышных - Савамуры. Он знает, знает, как сделать им ещё лучше: прижать бёдра Савамуры вниз, чтобы он вошёл полностью, и держать так, трахая мощно, ударяясь каждый раз до боли, до звонких шлепков, пока Курамочи не закусит запястье, дрожа в оргазме. Только потом можно отпустить Савамуру и упереться руками в футон, и продолжить так, как хочется самому - быстро и отрывисто. Курамочи обнимает Савамуру расслабленными руками, подставляет шею его губам, а сам закрывает глаза и улыбается так, что не сразу и заметишь, но Миюки знает эту улыбку. От неё тепло в животе начинает закипать стоградусным жаром, и выплёскивается в тот момент, когда Савамура перестаёт контролировать себя, полностью отдаваясь удовольствию. Движения рваные, стоны несдержанные - эти моменты остаются в памяти Миюки неясными и размытыми, но навсегда запоминается то самое ощущение безграничного счастья, которое когда-то пугало, а теперь же является неотъемлемой частью его существования. Большего желать просто стыдно, у него уже есть всё. Хотя, нет, одно желание у него останется навсегда: пусть эта сказка не заканчивается.