it's cold inside

В свете луны, заливающем комнату маленькой однушки, кожа Минхёка выглядит болезненно-мраморной, как у всех этих античных статуй, доживающих свой век в музеях, чтобы поделиться с миром своей историей. Время переваливает за три, а он сидит на кровати, спустив босые ноги на пол, и, кажется, даже не дышит - во всяком случае, Хёнвону приходится долго всматриваться, чтобы заметить, как шевелятся острые лопатки, когда Минхёк вдыхает в легкие воздух. Хёнвон скользит взглядом по линии позвоночника, драконьим хребтом выпирающего через натянутую кожу, наблюдает, как медленно и неспешно раздуваются бока с проступающими ребрами на каждом редком вдохе, и сколько Минхёк так сидит - одному ему и известно, Хёнвон проснулся немногим раньше и теперь не решается напомнить о своем существовании. В свете луны сгорбленная спина Минхёка с острыми лопатками выглядит почему-то по-особенному одиноко. Хёнвону очень хочется обнять за худые плечи, но что-то заставляет его медлить. Минхёк замечает сам. Оборачивается и улыбается тускло и немного натянуто, говорит: - Прости, я тебя разбудил? Хёнвон в ответ лишь мотает головой, не очень-то он и спал, скорее дремал - сквозь сон настойчиво прорывались рисуемые воображением картинки из прошлого Минхёка, которое он сам никогда не видел; которое сам Минхёк так долго и тщательно прятал от чужих взглядов. Минхёк коротко кивает, больше собственным мыслям, и вновь отворачивается. Смотрит задумчиво на окно, разглядывая тонкие силуэты веток по ту сторону стекла, плавно покачиваемых слабым осенним ветром. Тишина между ними какая-то странная, не напряженная, но и уютной ее нельзя назвать, она просто осязаемая и ложится тонким покровом на оголенные плечи. Может, еще живы воспоминания от рассказанного, а сам Минхёк отходит после того, как вывернул наизнанку перед Хёнвоном душу. Со всеми срывами и подводными камнями, смыслами между строк, с глупой попыткой самоубийства и долгими годами восстановления душевного равновесия. И когда Хёнвон уже приподнимается, чтобы обнять Минхёка со спины, тот вдруг говорит. Не понятно, кому, может, в пустоту вовсе, может, самому себе, или Хосоку, который сейчас на другом конце города. Может, даже Хёнвону, только слова эти оседают пеплом на стенках горла, обжигая еще не остывшим жаром тлеющего пламени. - Кажется, я свернул не туда. Не туда. Хёнвон так и замирает где-то на полпути, когда до Минхёка расстояния в вытянутую руку. Радуется, что Минхёк к нему спиной, не слышит, как шуршат простыни, не замечает медленно ползущих вверх бровей, от чего на лбу собираются тонкие складочки, и тихого стона на выдохе, совсем незаметного, не громче обычного вздоха. Хёнвон замирает едва ли на большее, чем пара секунд. Просто вдруг останавливается, потому что слова неожиданно больно бьют куда-то под ребра, вытесняя весь воздух из легких, и Хёнвон не ожидал, правда, ни таких слов, ни, тем более, реакции. Слова особо без смысла и в пустоту, туда же, куда и устремлен взгляд Минхёка, стеклянный и немного тоскливый, хранящий печать воспоминаний, оставленных за спиной. Слова острые и острием проезжаются по Хёнвону, хотя Минхёк похоже даже не придает значения тому, что за речи срываются с его губ, может, бредит во сне, Хёнвону сложно в темноте распознать грани реальности. Но в конечном счете Хёнвон все равно обнимает. Как и хотел, крепко и со спины, заключая в плотное кольцо из рук острые сутулые плечи, согревает теплом тела, нагретого одеялом. С привкусом горечи на языке, но продолжает молчать. Это не его война - Хёнвон чувствует, у него нет права лезть в чужую душу, бороться с прошлым, закатывая никому не нужные сейчас скандалы. Это все, что он может дать, и другой стратегии у него не находится. Ответом служит холодная ладонь Минхёка поверх его рук и благодарная улыбка, которую Хёнвон чувствует, даже не видя. И этого вроде как более чем достаточно, но на душе скребут кошки, потому что на долю секунды Хёнвон все же ловит себя на мысли, что для Минхёка именно он тот неверный путь, по которому Минхёк решил пойти. Ошибка. Хёнвон обреченно улыбается собственным мыслям и снова тихо стонет, утыкаясь носом в ложбинку ключиц. - Все в порядке? - Голос Минхёка искренне взволнованный. (нет) - Да, - отвечает Хёнвон и обнимает Минхёка крепче. - Просто отлежал руку. Видеть его невыносимо даже просто мельком. Когда он проходит мимо по коридору, то обязательно здоровается, и на губах расцветает мерзкая улыбка, как будто Хосок что-то знает. В Хёнвоне просыпается все то животное, раздирает нутро и просит выпустить инстинкты наружу, просит прижать Хосока к стене с глухим рыком, проехаться кулаком по лицу, чтобы замазать этот ехидный оскал его же кровью, но нельзя. Они все еще преподаватель и студент, и Хосок даже не ведет лекции у их потока, а подкараулить за углом после пар не дает все тот же Минхёк. Чувствует, наверное, настроение, и без лишних слов утягивает Хёнвона сразу после учебы на остановку. А может, не чувствует, может, сам спасается, бежит поскорее от человека, который одним только взглядом способен расшевелить воспоминания, которые Минхёк прятал четыре года. Хёнвон не знает, что делать, видит, Минхёк такой же, но держится молодцом, изо всех сил стараясь взять ситуацию под контроль. - Слушай, у него рожа какая-то знакомая, - говорит Сынджун между делом, с громким серпаньем высасывая остатки молока через трубочку. Хосок в очередной раз проходит мимо, в очередной раз едва не задевает плечом и снова улыбается, молча кивая Хёнвону в знак приветствия. Хёнвон кивает в ответ, и губы, плотно поджатые, превращаются в тонкую белую полоску, а Сынджун провожает его недоумевающим взглядом, мусоля зубами трубочку. - Ну так что? - Он поворачивается к Хёнвону и расширяет глаза, всем своим видом показывая, что готов слушать ответ. - Ты был со мной, когда мы на улице с ним столкнулись. Летом. - А, - лицо Сынджуна просветляется, когда он с энтузиазмом тянет гласную. - Он бывший Минхёка, - мрачно добавляет Хёнвон, все так же сверля взглядом спину, которая уже почти затерялась в толпе, в надежде, что в нем проснется сила Циклопа, а в Хосоке появится дырка от лазера. - А, - заметно тише отвечает Сынджун и как-то даже тускнеет, повисает на несколько секунд, как будто в его красивой, но пустынной голове со скрежетом начинают двигаться заржавелые шестеренки. - Ну нихрена у вас Санта-Барбара. Итак, на какой вы серии? - На той, где главный герой убивает бывшего лучшего друга и закапывает его на заднем дворе университета. Сынджун хмурит брови. - Что-то я там такого не припомню, там вообще были студенты? Хёнвон привычно закатывает глаза. - Пошли, - он хлопает Сынджуна по плечу, - скоро пара начнется. Сынджун метким броском отправляет пустую смятую коробочку из-под миндального молока в урну и вскидывает руки вверх с победным воем "трехочковый". Хёнвон бесконечно фэйспалмит, прибавляя скорости в надежде затеряться в толпе, и где-то на другом конце Сеула, сидя на скучной паре экономики, острый прилив стыда вдруг чувствует Чихун. Но, против воли, Хёнвон незаметно улыбается - у Сынджуна какая-то особая магия отгонять все плохие мысли, вот только Сынджуну об этом знать не стоит, а то припишет еще один пункт к бесконечному списку достоинств Сынджуна, собственноручно составленному. ... Минхёк вроде как справляется. Храбрится, пытается выбраться из этого в одиночку и даже почти не дергается на парах, когда Хосок называет его имя на перекличке. Может, Минхёку только кажется, но именно его имя звучит из уст Хосока как-то по-особенному, выделяемое из целого списка потока. Как-то нежно и ласково, Минхёк никогда не поднимает глаза на Хосока в этот момент, только молча тянет руку вверх, но отчего-то уверен, что и взгляд его меняется тоже. Наверное, теплеет, может, становится на толику грустнее, потому что голос Хосока на его имени звучит немного тише обычного, незаметно для других, но заметно для самого Минхёка. Он ведь Хосока как облупленного знает. Вернее, знал, того, из прошлого, который не разрешал подсматривать вопросы на контрольный тест, но молча тыкал ручкой в названия параграфов, которые стоило бы почитать. Минхёк вроде как справляется, но мысль, что хочется посмотреть на Хосока в ответ, с каждым разом становится ярче, потому что Минхёк сам себе соврет, если скажет, что не скучал. Об этом знает и Хёнвон - Минхёк признался ему сам, ведь четыре года назад, когда Хосок бесследно исчез из его жизни, от тоски хотелось выть и лезть на стены. Минхёку пришлось запечатать этот клубок эмоций глубоко внутри себя, а сейчас, когда Хосок рядом и можно его коснуться, стоит только протянуть руку; когда Хосок зовет его по имени, мир рушится, и клубок что есть мочи рвется на свободу. Минхёк справляется, но как-то очень хреново. Спасибо, что рядом Хёнвон, который вовремя берет за руку, переплетает холодные минхёковы пальцы со своими теплыми и разрешает целоваться даже после выкуренной сигареты. Говорит, что привкус табака на языке - это тоже часть Минхёка, не самая приятная для некурящего, но важная и, несомненно, неотъемлемая. Хёнвон какой-то вообще нереальный. В самом начале Минхёку он казался странным и не особо серьезным. Высокий рост, смазливое лицо, печальные глаза - просто полный набор дорамного героя, Минхёку казалось, что чувства Хёнвона - это очередная роль и не продержатся слишком долго, но Хёнвон все еще рядом, в его квартире, и его запахом пропитался каждый угол их маленькой комнаты, его шампунем пропахли насквозь подушки, а на стене их совместная фотография в рамке на годовщину в сто дней. Хёнвон еще рядом, хотя любой другой на его месте, даже сам Минхёк, уже давно бы не выдержал и поставил его бы перед выбором. Или совсем ушел. Хосок уже привычно просит студента Ли Минхёка задержаться после пары, Хосок делает так слишком часто, чтобы не вызывать подозрений на их счет, но вокруг всем настолько плевать, лишь бы скорее оказаться дома. Минхёк обычно ждет, пока весь поток выльется наружу и нестройной очередью доберется до выхода, а после все равно уходит, даже не удосужившись попрощаться. Слышать, что хочет сказать Хосок, не хочется от слова совсем. Хосок обычно отпускает, чувствует, может, что пока не время, но в этот раз он ловит Минхёка за локоть. - Подожди, мне нужно сказать. Минхёк устало качает головой. - Если это не касается учебы, то я вынужден уйти, - и уже порывается открыть дверь. - Я испугался за себя! - в сердцах Хосок повышает голос, заставляя Минхёка замереть, сжимая пальцами дверную ручку. - Я испугался, что со временем ты перестанешь во мне нуждаться, я боялся, что твои чувства не более чем подростковая влюбленность, в отличие от моих. Я был просто трусом, прости. Внутри Минхёка что-то обрывается, ухает громко вниз, забивая эхом уши, шум резонирует в висках, Минхёк впервые за долгое время бросает мимолетный взгляд на Хосока. Он растерянный и заплутавший, стоит на точно такой же развилке, что и Минхёк, и не знает, что дальше делать. Минхёк получает ответ на старый вопрос, Минхёк понимает, что если все так, как сказал Хосок, то не он один страдал все это время, сжираемый одиночеством, только теперь уже разницы никакой особо. Это все в прошлом, и Минхёку стоит больших усилий сдвинуться с места, посмотреть на прощание Хосоку в глаза и сказать: - Давай оставим это прошлому. Хосок с грохотом впечатывает ладони по обе стороны от головы Минхёка, закрывая дверь обратно. Минхёк проглатывает вдох. Тушуется, такой Хосок опасен для общества и для него, в первую очередь, такого Хосока он видел всего пару раз от силы и в эти дни старался вообще не отсвечивать, потому что кто знает, что может сделать Хосок в порыве ярости. - Я не договорил, ты никогда не даешь мне договорить, - голос Хосока тихий и угрожающий, Минхёк понимает, что сам своим же демонстративным игнором довел Хосока до этого состояния. - Я вернулся не для того, чтобы биться головой о бетонную стену, я слишком долго жил без тебя, чтобы упустить снова, и какой-то школьник мне не преграда, - Хосок наклоняется ниже, шумно втягивая носом воздух. Минхёк жмурится, вжимается плечом в холодное дерево входной двери, сжимается до размеров микропыли, чувствуя острый прилив животного страха. Страшно не за себя, не за жизнь - Хосок, даже такой, никогда не сделает больно, страшно, что может произойти что-то непоправимое, потому что Минхёка все так же непреодолимо тянет к Хосоку где-то на уровне физиологии, а Хосок наклоняется все ниже, и Минхёк не чувствует ничего вокруг, кроме запаха его парфюма. - Хосок, пожалуйста, не надо, - последние попытки вернуть вменяемость, голос звучит жалобно, Минхёка застали врасплох, он не успел нацепить на лицо свою маску. Слишком страшно, чтобы начать храбриться или хотя бы попытаться оттолкнуть. Но он все равно пытается, упирается ладонями в твердую грудь, только Хосок не сдвигается ни на сантиметр. Он спокойно перехватывает оба запястья Минхёка пальцами одной руки, и Минхёк вспоминает, насколько сильным Хосок был всегда, и как неделями сходили синяки с бедер. Хосок целует, настойчиво и напролом, пытается разомкнуть языком плотно сжатые губы, засасывает верхнюю губу, свободной рукой забираясь Минхёку под ворот рубашки. А после отшатывается, разом возвращая Минхёку способность дышать. В глазах Минхёка бездна и загораются яростные огоньки, он стирает с подбородка чужую кровь рукавом, а у Хосока прокушена насквозь губа. - Как был мудаком, так и остался, - злобно выплевывает Минхёк, вылетая из аудитории и громко хлопая дверью на прощание. Хосок невесело усмехается, оседает на парту и накрывает лицо ладонями, чувствуя на языке солоноватый привкус собственной крови. Когда Минхёк задерживается дольше, чем на пятнадцать минут, Хёнвон оправданно начинает волноваться. Он стоит возле входа, нервно теребя лямку кожаного рюкзака и уже порывается вернуться, но Минхёк вылетает из дверей сам. Шальной, с помутневшим взглядом, он чудом не скатывается с лестницы, потому что Хёнвон вовремя ловит его за талию. Минхёк крупно вздрагивает, но, узнавая знакомое тепло тела и запах парфюма, успокаивается, и только сильнее вжимается в Хёнвона, прячет лицо в сгибе шеи, стискивая пальцами на спине ткань легкого осеннего плаща. Хёнвон понимает, что что-то случилось, но если Минхёк молчит, значит Хёнвону знать пока не обязательно. Они едут в полной тишине почти пустого на редкость автобуса, это шанс для Хёнвона поговорить, но он не знает, с какой стороны подступить слова почему-то не находятся, зато находятся у Минхёка. - Почему ты не спрашиваешь, что случилось? - Его голос немного дрожащий, Хёнвон слышит в нем слабые отголоски раздражения. - Разве тебе не интересно? Интерес - не очень подходящее слово, Хёнвон хочет знать, что происходит, больше, чем кто-либо, потому что он хочет знать о Минхёке все, даже самое незначительное, но боится нарушить грань личного пространства. - Почему ты никогда не спрашиваешь, что случилось, а только молчишь и пялишься, Хёнвон? Хёнвон незаметно вздыхает, в Минхёке бушует агрессия, которую тому нужно срочно куда-то слить, Хёнвон не сильно протестует, в конце концов, не хватало им еще поругаться из-за глупого недопонимания. - Я хочу спросить, но не знаю, как найти подходящий момент. - Понятно, - отзывается Минхёк и отворачивается к окну, Хёнвон все еще слышит в его голосе недовольство. Он молчит ровно одну остановку, а потом выдает тихое "он попытался меня поцеловать", уже заметно успокаиваясь. Хёнвон чувствует укол ревности, губа непроизвольно дергается, обнажая ряд белых зубов. - А ты?... - Хёнвон в Минхёке не сомневается, но ответ слышать все равно немного боязно. - Я прокусил ему губу. Хёнвон хмыкает, но чувство ревности никуда не девается, чужие губы касались его Минхёка, и хочется прямо сейчас соскочить с автобуса, сесть в обратную сторону и найти Хосока. Прописать ему в челюсть на глазах у студентов, но вместо этого Хёнвон выдает тихое: - Это не твоя вина. Кажется, Минхёка задевает. Он резко разворачивается к Хёнвону вполоборота и смотрит удивленно. - И это все, что ты можешь сказать? Я целовался с другим мужчиной, а все, что ты мне говоришь, это не моя вина? - Минхёк заметно повышает голос, и брови Хёнвона растерянно ползут вверх, он не ожидал, что подобное может Минхёка волновать. - Хоть раз прояви волю и закати мне истерику. Наори на меня, что я не прав, почему ты всегда ведешь себя так, словно святой?! Хёнвон далеко не, у него своих демонов целый вагон, но он держит их на коротком поводке, не давая спуска, выжидая время, хотя, кажется, сейчас самый подходящий момент. Хёнвон его целует, резко тянет за лацкан пиджака, заставляя завалиться на себя, целует требовательно и забирает весь воздух из легких, так, что Минхёк в его руках податливо обмякает. Где-то на заднем сидении испуганно охает старушка, Минхёк отстраняется помятый и покрасневший, спешит поправить сбившийся воротник рубашки и не сильно толкает Хёнвона в плечо. - Ты что творишь, дурак? Здесь же люди. - Дезинфекция, - смешок срывается с губ. - Теперь я буду делать так, как хочу. Минхёк отворачивается к окну со смущенной улыбкой.