it's cold inside

Стук дождя по крышам и козырькам магазинов, бесконечными рядами растянувшихся под окнами. Минхёк тянет ручку вниз, открывая окно, впускает свежий запах сырости с уличными звуками в комнату, шум машин и музыка из кафе становятся громче, перестают казаться непробиваемым вакуумом, словно с чьей-то легкой подачи увеличилась громкость на телевизоре. Первый день осени выпадает на выходной. Вроде бы лето было только вчера: наступало на пятки горячими босыми ступнями, разливалось ярким закатом над шумным Сеулом и заставляло не спать до утра, и вот оно кончилось, так же внезапно, как начался дождь, которого не было ни в одном прогнозе погоды. Еще с утра светило солнце, уже не такое жаркое, но все еще ослепляющее, оно играло бликами на окнах и заставляло щурить глаза от приятной рези, оно пахло свежей травой и теплым воздухом, а сейчас за окном только монохромная серость. Минхёку не грустно, дождь стал давно какой-то связующей с внешним миром и принес немало теплых воспоминаний в контрасте с холодными каплями по открытым рукам, но осенняя хандра штука сложная и обязательно заденет и его, от нее никуда не скрыться. Думать о ней не хочется вовсе, потому что кажется, что сейчас Минхёк бесконечно счастлив. Хотя Минхёку не кажется. Минхёк бесконечно счастлив. Оно - это счастье, такое новое и необычное, что Минхёк задыхается от восторга, вертит его в руках, как ребенок новую игрушку, разглядывает со всех сторон, изучает. Нет ли какого подвоха, а может, это вовсе не его, чужое счастье, которое рано или поздно попросят вернуть, потому что Минхёку оно досталось по чистой случайости. Но никто за ним не приходит, оно селится в минхёковой груди, разливаясь теплом по телу, заставляет сжимать пальцы в немом восхищении, потому что Потому что Минхёк не знает, за какие заслуги оно ему перепало. Может, он в прошлой жизни грудью стоял за свободу страны, осмелился выйти на площадь против тирании правительства, а может, спас пару галактик? Или кота. Перед котами не устоит никто. Минхёк вдыхает полной грудью теперь уже осенний воздух, пропахший дождем и свежескошенной травой, и рассеянно улыбается, когда из коридора слышится звук ключей в замке. Хёнвон заходит в комнату не сразу: шуршит сначала на кухне пакетами, хлопает дверцей холодильника и так привычно по-свойски щелкает кнопкой электрического чайника. До комнаты доносится едва различимый гул нагревающейся воды, перекрываемый шумом колес по мокрому асфальту. Вот щелкает чайник, с важным видом выпуская густые клубы пара. Минхёк слышит, как скрипит дверца от полки над плитой. Вот сейчас Хёнвон пробегается пальцами по рядам жестяных баночек, словно раздумывая, что выбрать сегодня, и достает большую банку, уже наполовину пустую, на которой красивым размашистым шрифтом написано " горячий шоколад ". Минхёку не надо видеть, чтобы знать наверняка, все образы плотно засели в сознании, к тому же, у Хёнвона свои привычки. Хёнвон ходит тихо, почти не слышно, мягкой поступью по нагретому за день паркету и обязательно босиком, потому что не любит чувствовать прикосновения сквозь ткань домашней обуви или неудобных носков. Минхёк все равно чувствует. Его взгляд, дыхание с привкусом перечной мяты и стук сердца, такой же громкий и счастливый, как у Минхёка, сердце Хёнвона бьется в такт минхёковому, и Минхёк не может сдержать довольной улыбки, что этот стук слышен так громко из-за него самого. Хёнвон по привычке кивает, замирая в дверном проёме, словно Минхёк его может увидеть, но Минхёк правда видит - чувствует это даже спиной, и хмыкает себе под нос, понимая, как мало, оказывается, нужно времени, чтобы выучить человека, если хочешь этого всей душой. Он с полминуты так и стоит в проходе, как будто долго раздумывает, стоит заходить, или же остаться за невидимой чертой наблюдателя, но на деле же Хёнвон просто смотрит. Ему нравится разглядывать тонкую фигуру Минхёка в уюте их комнаты, скользить взглядом по острым, но широким плечам, подмечать, как причудливо ложатся на шею тени. Каждый раз как в первый. - Ты можешь поверить, что еще вчера было лето? - Минхёк не оборачивается, когда Хёнвон подходит совсем близко, наблюдая, как по стеклу бегут пунктирные дорожки капель. От Хёнвона пахнет первым дождем, булочками с корицей из перехода и осенью. - Могу, но, наверное, ты ждешь отрицательного ответа? - Хёнвон осторожно обнимает за плечи, накрывая руки Минхёка своими, и зарывается носом в ворот свитера, прячет улыбку, как смущенный школьник на первом свидании. У Хёнвона теплые руки и еще более теплое дыхание, он обнимает крепко, но бережно, у Минхёка сердце замирает каждый раз, как в первый, потому что, кажется, еще никто на всей планете не любил его так сильно, а еще с Хёнвоном совсем не страшно замерзнуть октябрьской ночью, если вдруг посреди сна отключится отопление. Хёнвон замерзнуть не даст, Минхёк об этом думает, когда гладит чужое тонкое запястье под широким рукавом кофты. С Хёнвоном классно. - На кухне нас ждет какао, ему одиноко и скоро оно остынет, давай никуда сегодня не пойдем? -Хёнвон улыбается и прижимается губами к минхёковому виску. Минхёк шепчет одними губами я за и позволяет утянуть себя за руку на кухню. Минхёк в сотый раз повторяет себе, что самый счастливый человек на планете. Рядом с Хёнвоном он забывает привкус табака на языке. На кухне царит уютный полумрак, за окном серые тучи и мерный стук дождя по кровле, а на столе большая кружка с дымящимся какао, и все это такое мягкое и комфортное, как зефир, что размякает на поверхности какао, кроме одного. Телефон Хёнвона вибрирует частотой раз в секунду, медленно подползая к самому краю, Минхёк недовольно косится на край стола и говорит: - Перезвони ты ему уже. - Можно я просто отключу телефон? -гундосит Хёнвон и кривит пухлые губы, получая в ответ грозный взгляд из-под челки. Они обещали заехать к Сынджуну, что-то вроде традиции, как у сто лет как женатой пары: ходить по гостям каждые выходные; но за окном дождь, а дома так тепло и уютно, что выходить на улицу не хочется никому, тем более, разрушать идиллию на двоих громким сынджуновым смехом и несмешными, слегка туповатыми шутками. Сынджун, по мнению Минхёка, классный, с ним клево проводить время, но иногда его слишком много, даже когда он находится за пару десятков километров от них. Хёнвон иногда устает от его шуток, от его присутствия и необходимости по несколько раз объяснять сложные приколы, и вместо шумной сынджуновой компании хочется просто посидеть в тишине под приглушенные звуки телевизора. Тем более, что у Сынджуна теперь Чихун, немного застенчивый и тихий - полная его противоположность, Сынджун все пытается уговорить Хёнвона на двойное свидание, и, в общем-то, против этой затеи все, вплоть до самого Чихуна, который без веского повода не выскажет свое недовольство, вот только, какая досада, инициатору на это глубоко плевать. Минхёк не сдерживает улыбки, наблюдая, как Хёнвон виртуозно втирает чушь про болезнь и высокую температуру, в трубке слышно, как искренне Сынджун сетует на противный дождь, который, по его мнению, во всем виноват. Господи, как можно быть таким доверчивым. - Ты ужасный человек, - смеется Минхёк и несильно пинает Хёнвона ногой под столом. - Осторожно, - Хёнвон притворно выгибает бровь, - я могу позвонить и сказать, что ты приедешь один, уверен, он будет совсем не против. - Это слишком подло, хуже тебя только парни, что отнимают у детей конфеты. Хёнвон не выдерживает и начинает смеяться, закидывая голову и прикрывая рот ладонью, Минхёку даже это кажется бесконечно красивым, и удивительно, как это Хёнвон не стесняется ходить с ним по улице. Минхёк всего однажды вслух пошутил про страшную подружку в лице себя, но Хёнвон воспринял все слишком буквально и даже успел разозлиться, хотя чего злиться-то, правда есть правда, Минхёк считает себя самым обычным, может, в какой-то степени привлекательным, но не красивым – точно. Хёнвон думает на этот счёт иначе. До сих пор все происходящее кажется таким нереальным и похожим на затяжной сон, что Хёнвон боится однажды проснуться в месте с мягкими стенами, совсем не похожем на маленькую квартиру, где едва помещаются двое, боится обнаружить свои руки, связанные белыми рукавами за спиной. Идея бредовая, и к сумасшествию никаких предпосылок, даже намеков и тревожных звоночков, но Хёнвон все равно до конца не верит - просто не получается, потому что складывается все слишком хорошо. Хёнвон никогда не считал себя красивым, не стремился стать центром внимания, предметом сплетен или виновником множества разбитых сердец, но рядом с Минхёком хочется быть не просто классным. Хочется стать лучшим для одного человека, чтобы Минхёк смотрел только на него, восхищенно ловил каждый вздох, и это чистой воды эгоизм - Хёнвон это знает, поэтому оставляет мечты мечтами, довольствуясь тем, что имеет сейчас. Хотя бы потому, что даже это ему досталось с большим усилием, и оно еще такое хрупкое, словно маленькой росток, пробивающийся сквозь асфальт каменных джунглей. Хёнвон помнит день, когда Минхёк впервые сказал, что он ему нравится. Они так же сидели на кухне, только за окном персиком разливался августовский закат. Это были даже не слова любви, простое ты мне нравишься, но Хёнвон был так счастлив, что хотелось выбежать на улицу и прокричать всему миру, каждому прохожему в лицо, что вы знаете? Я ему нравлюсь, но Хёнвон тогда только осторожно накрыл руку Минхёка своей и улыбнулся. Минхёк всегда знал, что Хёнвон к нему чувствует, потому что вслух это было сказано сотни раз до, так много, что Хёнвон уже просто боялся своими чувствами надоесть. Они вместе не так много, чтобы утверждать о вечном и чувствах навсегда, и Хёнвон не может сказать за Минхёка, что чувствует, но уверен, что у него с Минхёком надолго. Сынджун вновь перезванивает и предлагает приехать с лекарствами, не теряя по-детски наивной веры в их крепкую дружбу, на что Хёнвон задвигает убедительную речь про высокую вероятность заражения, и Минхёк прикрывает ладонью рот, чтобы не заржать вслух и не спалить их идеальный план с потрохами. Они обязательно встретятся с ним на недели, потом, может, на этой, или следующей, все равно так или иначе им придется увидеться завтра: начало нового семестра. Хёнвон вздыхает и утыкается лбом в край стола, время пролетело со скоростью света, и кажется, что они вот буквально недавно мучились на итоговых тестах, зубрили ночами конспекты за весь семестр, как снова во все это с головой. Кажется, только вчера Хёнвон признался Минхёку в собственных чувствах, рассказал, как следил за ним весь учебный год, как молчаливо наблюдал из-за своего угла за Минхёком, который менялся, едва переступал порог университета, а вот уже осень, и ее Хёнвон встречает на полных правах в чужой квартире, обнимая хозяина за талию. У Хёнвона ключи от квартиры, у Минхёка - от сердца Хёнвона, равноценный обмен, по мнению самого Хёнвона, потому что Минхёк всегда казался тем, кто не пустит чужих в свою зову комфорта. И вообще, если честно, Хёнвон до сих пор до конца не уверен, какой Минхёк настоящий. Минхёка классно обнимать. Они сидят поздно вечером перед телевизором, закутанные в один большой плед, и рука Хёнвона у Минхёка на плечах. Он привычно гладит пальцами шею, поднимается выше, зарываясь в темные волосы на затылке, Минхёк ежится и жмется к Хёнвону ближе, упираясь коленями в бедро. Минхёк сонный и мягкий, Хёнвону хочется обнять его целиком, всеми конечностями и никогда не выпускать, хочется кутаться в одно одеяло и по утрам целовать опухшие ото сна веки, хочется говорить доброе утро только ему и слышать ответное только минхёковым голосом. Хёнвону хочется делать кучу всего, что делают беззаветно влюбленные пары, но их отношения такие хрупкие и без малого ценные, что Хёнвон лишний раз боится сделать шаг в сторону, чтобы ненароком не нарушить тонкую связь. И все равно целует Минхёка первым. Сначала прижимается губами к виску, потом целует выступающую скулу и ловит губами полусонную минхёкову улыбку. У него губы мягкие и теплые, Хёнвону хочется кусать их до исступления, кусать зубами и чувствовать солоноватый привкус на языке, хочется ловить неосторожные стоны губами, проталкивать их обратно языком, давить пальцами на ребра и оставлять россыпь красных отметин везде, куда только Хёнвон дотянется. Хёнвон целует просто, осторожно прихватывает губами чужие губы, потому что сегодня никакого продолжения, сегодня нужно лечь вовремя, потому что впереди их ждет тяжелый день. Минхёк прижимается губами к его виску, улыбается тепло и заставляет в груди Хёнвона распускаться цветочной поляне. Минхёк говорит пойдем спать, и Хёнвон может только кивнуть в ответ, он за Минхёком куда угодно – хоть в кровать, хоть в адово пекло. Заснуть получается не сразу, в голове целый рой из мыслей, который отгоняет сонливость и заставляет усиленно думать. И вроде уже не зашуганный первокурсник, плутающий по коридорам в поисках аудитории, но все равно становится боязно, стоит только подумать о первом учебном дне. Хёнвону снится что-то сумбурное и безумно тревожное, снится на протяжении всей ночи, сон непонятный, без связного сюжета, кадры обрывками меняются со световой скоростью. Но красочный, переполненный эмоциями и необоснованным страхом, переживаниями, скопившимися за это долгое лето, словами, которые Хёнвон так и не смог сказать вслух. В нем есть Минхёк, в нем есть сам Хёнвон, вереницы осуждающих взглядов, и в толпе незнакомцев Хёнвон безошибочно находит лицо Хосока. Хёнвон просыпается под телефонную вибрацию под подушкой, пронизывающую все тело. Утро начинается немного не по плану, с настойчивого звонка Сынджуна и непривычного твою мать от Минхёка. Конечно, вчера они были так увлечены друг другом, что никто из них не додумался поставить будильник, конечно, они логично просыпают, потому что утро встречает все еще серым небом и пасмурным сумраком комнаты, от которого хочется прятаться под одеялом весь день, обнимая Минхёка за талию, чтобы было не так погано. Минхёк подрывается первым, сразу тянет с Хёнвона одеяло, и по голым ступням мажет неприятной прохладой. Хёнвон, еще сонный, подтягивает колени к груди, обнимая их руками, жмурит глаза, пытаясь вновь задремать, но Минхёк пресекает попытку вовремя, звонко шлепая по бедру. Они собираются за считанные минуты: пока Хёнвон греет чайник, Минхёк вытягивает им из шкафа одежду и наспех раскидывает тетради по рюкзакам. Хёнвон на это может лишь только смотреть, меланхолично помешивая в кружке с кофе сахар. Желание никуда не идти растет с каждой минутой, на улице серая сырость, и мелкий дождь штрихами расползается по окнам, но Минхёк грозно смотрит, а Хёнвон спорить никогда не умел, если честно, да и желания особого как-то не возникало. Он послушно ждет на площадке, пока Минхёк возится с кодом на двери, послушно садится в такси, вздыхает только обреченно, чувствуя, что пара холодных капель дождя все же попала за ворот рубашки. Минхёк тихо смеется и несильно пихает плечом, мол, ну чего ты начинаешь. И правда: чего? Первый день учебы всегда проходит быстрее: половину времени от лекций занимает знакомство, если это новый предмет или преподаватель. В остальных случаях – знакомые лица, знакомые хмурые взгляды профессоров и небрежный жест милосердия в виде ухода за полчаса до звонка. Хёнвону не сложно перетерпеть, ему есть чем заняться, и есть свободные уши Сынджуна, с которым они не виделись вечность. Они вдвоем растекаются на самом последнем ряду аудитории, занимая собой все пространство и стараясь сильно не отсвечивать. Время за разговорами летит незаметно, Хёнвон, конечно, больше отмалчивается, потому что Сынджуну говорящий собеседник и не особо-то нужен, но Хёнвон терпит, улыбается расслабленно, елозя щекой по тетрадке, в конце концов, как друг, перед Сынджуном он крупно проебался за недели открытого игнора и отмазок. Сынджун классный, потому что никогда не обижается, знает, что Хёнвон такой сам по себе, его не исправить, просто принять как данность, что в какой-то момент он может просто пропасть. Хёнвон это ценит, правда, но под конец третьей пары устало стонет, роняя голову на парту, уже особо не вслушиваясь в то, что Сынджун рассказывает, нить разговора была потеряна где-то еще на середине второй лекции. Просто за несколько месяцев уютной тишины и тихих ночных разговоров в мягком полумраке настольной лампы Хёнвон почти разучился говорить с другими людьми. Они с Минхёком пересекаются всего раз на большом перерыве, Минхёк с сочувственной улыбкой протягивает стаканчик с кофе из автомата, перехватывает хёнвоновы пальцы на долю секунды, когда он его забирает, и Хёнвон не может сдержать улыбки тоже, оно между ними такое мимолетное, разделенное только на двоих, заполняющее пространство между телами друг друг друга - маленький секрет, которым не хочется поделиться с остальными. Вообще-то они вдвоем приковывают много взглядов. Они похожи на местных айдолов, или ребят, сошедших со страниц популярных веб-комиксов, от которых в восторге половина их женской аудитории, но Хёнвон игнорирует горящие глаза девчонок с его потока, потому что его взгляд направлен только на одного человека, а Минхёк не спешит возвращаться в свою аудиторию, даже когда по коридорам разносится мелодия звонка. Хёнвон говорит: - Я подойду к твоей аудитории, подожди меня. Минхёк кивает с улыбкой и уходит, теряясь в толпе спешащих на лекции студентов. Минхёк выходит из аудитории первым. Едва не напарывается на косяк, задевает кого-то плечом, извиняясь улыбкой, и Хёнвон настораживается сразу, как только ловит его взгляд. В целом он выглядит как обычно, как обычно улыбается, приветливо прощается с одногруппниками, но Хёнвон по одним глазам видит, что что-то случилось. Во взгляде Минхёка тревога и давай быстрее отсюда уйдем, он незаметно тянет Хёнвона за рукав рубашки, утаскивает в сторону окна, цепляясь тонкими пальцами за ткань рукава, и не отпускает его руки, даже когда они отходят на приличное от двери расстояние. Молчит. У Хёнвона внутри все резонирует, он чувствует эту натянутую атмосферу, но не знает, с какой стороны подступиться, что сделать, чтобы вопрос не звучал, как беспардонное вторжение в зону комфорта. Ему нужно знать, что случилось, что заставило Минхёка выглядеть таким напряженным, и ответ находится сам, без чьей-либо помощи и чужих слов. Ответ выходит из аудитории последним, окруженный толпой студенток. Хёнвон замирает. Чувствует, как дергается бровь, а пальцы рефлекторно находят руку Минхёка, сжимают, когда Хёнвон перехватывает чужой взгляд. Контакт длится считанные секунды, но этого вполне хватает, чтобы волна раздражения накрыла Хёнвона с головой. Хосок улыбается и едва заметно кивает, продолжая параллельно отвечать на вопросы, градом обрушенные со всех сторон: вроде как – приличный, всем своим насмешливым видом старается показать, как рад его видеть. Хёнвон хочет вмазать по его довольной физиономии, стереть улыбку с лица своим кулаком, и все, что удерживает его от этого, не стены университета, и даже не толпа зевак, которая набежит моментально - рука Минхёка в его руке. Минхёк смотрит в пол, Хёнвон обнимает его за плечи, заставляет уткнуться носом в шею и слышит, как чужое сердце бьется раненым зверем под рубашкой. Хёнвон почти физически ощущает, как вместе с этим стуком в его виски настойчиво долбится злость, он заставляет Минхёка развернуться, все так же держит руку на его плече и убирать не собирается, даже когда влажный воздух лижет по щекам, а двери университета остаются за их спинами. Минхёк говорит, что все в порядке, уже в автобусе, но ни черта хорошего в этом нет, Хёнвон понимает, с каким трудом ему даются эти слова, замечая, как мелко подрагивают его пальцы. Поздно вечером, сидя за кухонным столом и сжимая кружку с теплым какао в руках, Минхёк наконец все рассказывает.