it's cold inside

Хёнвон в жизнь Минхёка приходит с сезоном дождей, когда небо окрашивается в мутный серый, по тротуарам шумят бурные реки, и тугие струи так тарабанят в окно, что кажется – вот-вот стекло под напором треснет, осколками осыплется на пол, сдаваясь на милость стихии. Минхёк выползает на балкон покурить, домашние тапочки мгновенно промокают, неприятно холодя голые ступни, и зажигалка срабатывает раза с двадцатого, потому что слишком долго провалялась на подоконнике под дождем. Минхёк упорно щелкает колёсиком, выбивая искры, и вроде бы классно, жара ненадолго отступает, а воздух такой чистый, пропахший мокрым асфальтом и свежестью летней листвы, но Настроение все равно какое-то поганое, черт его, откуда внутри Минхёка эти затяжные дожди. На душе противно, оно застревает склизким комом где-то в глотке, дерет горло, когда Минхёк выдыхает тугую струю дыма, и не находит выхода. Краем глаза Минхек замечает одинокую длинную фигуру под балконом и думает, что этот точно больной на всю голову. Парень поднимает глаза, сталкивается взглядом с минхёковым, и в шуме дождя Минхёк теряет заходящееся в бешеном ритме сердце. Глаза большие, темные, пропадают за намокшей челкой. И это вполне бы сошло за кадр какого-нибудь триллера, где Минхёк ничего не подозревающая жертва, которой сюжетом предписано умереть на собственном балконе, пока дождь вымывает из-под остывшего тела кровь, подтеками расползаясь по внешней стене балконного выступа, но он не чувствует себя в опасности, и сердце вдруг ни с чего расшумелось совсем по другой причине. Минхёку эти глаза знакомы, правда, не настолько, чтобы послужить поводом к приглашению, даже из чисто моральных соображений. Минхёк не собирался вступать в ряды матерей Терез из-за одного промокшего идиота, который Минхёку, по сути, никем не является. Хёнвон на курс младше и кланяется каждый раз, когда они с Минхёком сталкиваются в дверях аудитории, и это что-то вроде ритуала: по пять-шесть раз на дню. Минхёк кроме имени ничего не знает: не знает его фамилии, направленности специальности и понятия не имеет, где Хёнвон живет. А вдруг они соседи, и Хёнвон просто забыл ключи, а дома никого? Минхёк не знает, почему он стоит, прибитый дождем намертво к месту, но глаза у Хёнвона грустные больно, тоскливые - Минхёк замечает даже сквозь стену летнего ливня. Дождь усиливается, расползается мокрыми пятнами по сигарете, небо взрывают яркие вспышки молний, и Хёнвон передергивает плечами, обтянутыми насквозь промокшей рубашкой, когда пустынная улица наполняется шумом громовых раскатов. Но взгляда не отнимает. Смотрит на Минхёка влажными припухшими глазами, уголки губ слабо дергаются вверх, и Хёнвон говорит что-то, минхёк не слышит – оно тонет в грохоте, но как-то разгадывает по губам. Я не знаю номера твоей квартиры. Минхёк не включает в квартире свет, комнаты тонут в пасмурном мраке, и тишина почти осязаемая, оседает на коже громким чужим дыханием. Хёнвон мнется в прихожей, темные волосы липнут ко лбу и щекам, рубашка, почти прозрачная от воды, липнет к телу, пуская табун мурашек в контрасте с комнатной теплотой. Минхёку неловко, он все еще знает только хёнвоново имя, а в груди проливные дожди тяжестью прибивают сердце. И будь рядом какой-нибудь Хосок, он бы обязательно осторожно поинтересовался, что с минхёковым чувством самосохранения и все ли в порядке с головой – пускать едва знакомого человека на порог квартиры. Тишина осязаемая и тяжелая, как минхёковы ливни внутри, но Хёнвон говорить не торопится и на Минхёка теперь не смотрит – ковыряется взглядом в полу, мелко подрагивая от ощущения промокшей рубашки на коже. Минхёк отправляет Хёнвона в душ и клацает кнопкой электрического чайника на кухне, бездумно наблюдая за сбегающими по стеклу водяными дорожками. В голове пустота, в голове только грохот дождя по асфальту и глухие раскаты грома. И глаза, большие и грустные, зашторенные стеной летнего ливня. Минхёк понятия не имеет, зачем Хёнвон пришел, если все их общение до сегодня ограничивалось дверями аудиторий, и в голове ни намека на верные мысли, это заводит в тупик и заставляет немножечко раздражаться, но ничего кроме терпения исправить положение не может. Хёнвон отвлекает от мыслей шлепаньем босых ног по паркету, тормозит в дверном проеме, и Минхёк не успевает спросить: чай или кофе – слова застревают в горле, когда холодные руки кольцом обвивают плечи. От Хёнвона пахнет дождем, минхёковым гелем для душа и немного, почти незаметно, тугой безнадёгой. Хёнвон утыкается подбородком в плечо, сопит осторожно на ухо, не очень удобно, наверное, так стоять, когда ты выше на полголовы. Минхёк заставляет себя не оборачиваться, черт знает, почему. Внутри штормит и до краев затапливает, бьется о жесткие ребра, задевая хлёсткими волнами легкие. - Хён, ты мне нравишься, - бормочет в шею Хёнвон, и голос тихий такой, надломленный, Минхёк не видит, но в голове почему-то глаза эти тоскливые, пропадать совсем не собираются. Вместо них пропадает Минхёк. Теряется в собственном бесконечном ливне, и впереди ничего не видно – сплошная стена из воды, только касания на плечах фантомные. - Ты мне нравишься, - повторяет Хёнвон так просто, будто дает ответ на не сказанный вслух вопрос, и Минхёк теряется, потому что не знает все еще ничего, кроме имени и названия факультета. И о глазах хёнвоновых грустных. Минхёк ничего не знает, но оттолкнуть не спешит – грохот чужого сердца перебивает шум нескончаемых ливней, Минхёк спиной чувствует тепло хёнвоной кожи. - Давай попробуем, - умоляюще шепчет Хёнвон, - дай мне шанс. Ничего абсурднее в своей жизни Минхёк не слышал, кто вообще в здравом уме начинает так отношения, но Минхёк разворачивается, не разрывая кольца рук, сталкивается нос к носу с притихшим Хёнвоном, и целовать его не удобно вообще-то – приходится давить ладонью на макушку. Минхёк не целует по-настоящему, не толкается языком в чужой рот, так, прижимается слабо губами, перехватывая удивленный выдох, и это заведомо провальная идея, потому что Минхёк не главный герой сопливой мелодрамы, где в конце обязательно счастливо и на века. Наверное, все тот же Хосок обязательно бы расхохотался и посоветовал держать на всякий под подушкой нож, но терять, в принципе, нечего, и в тайне Минхёк молча надеется, что у Хёнвона найдется зонт.