***
Все вы привыкли, что персонаж подобной истории превозмогает все невзгоды и становится признанным героем. Но здесь вы не найдёте подобного. Ибо история, что рассказывается здесь, не сказка, а суровая и жестокая реальность. Ну а теперь перенесёмся туда, где всё началось. Это — остров Олух. В двенадцати днях к северу от Полной Безнадёги и всего на пару градусов южнее Холодной смерти. Олух крепко застрял на Меридиане Мучений. То ещё местечко, хотя живущим на острове викингам уже не привыкать. Вот только не все согласны с таким укладом жизни. Иккинг Кровожадный Карасик III, сын вождя племени Лохматых Хулиганов Стоика Обширного и… разочарование своего отца. С рождения маленький Иккинг был одной сплошной проблемой для отца. Единственное, чем он выделялся среди других викингов - интеллект. Но кому нужен такой викинг? Именно, никому. Только падая вниз со скалы и вспоминая свою весьма короткую и столь ненавистную жизнь, он понял это. Бессмысленность его потуг, бессмысленность того, что он делал. Именно в этот момент он искренне захотел жить! Жить для себя, делая то, что ему хочется… Тогда он сможет показать тем недалёким идиотам, что он, несмотря ни на что, куда сильнее, чем все они. Когда тело соприкоснулось с землёй, сознание молодого викинга поглотила беспросветная тьма, а из горла вырвался последний вздох. В этот момент мир решил вновь вмешаться в неспешное течение жизни. А мы тем временем вернёмся назад, в тот момент, когда вся эта машина под названием Судьба завертела своими шестерёнками.***
За тысячи лет до произошедших событий жили на свете три товарища. Куалопек, старший из тройки, был наделён даром создания машин и наделения их псевдожизнью. Натла, что была средней среди них, могла создавать жизнь лишь одним своим желанием, а глаза её видели все возможные вероятности. Тихокан, младший из друзей, был рожден с даром магии и возможностью познать всё, на что упадёт его взор. И несли трое товарищей просветление в мир. Куалопек показал людям силу механизмов, Натла даровала им знания об исцелении даже самых тяжёлых ран, а Тихокан учил их магии. И тогда началась золотая эра для рода людского, пока однажды Натла не возжелала большей власти. И родились на свет драконы. Куалопек и Тихокан не разделили стремление своей подруги и встали на защиту рода людского. Тогда люди вновь вернулись к тому, что имели до прихода Троих. Однако Трое друзей исчезли, а драконы Натлы остались. До сих пор ходит легенда, что потомки Троих Великих вернутся, и тогда будет решено, заслуживает ли род людской существовать.***
Пробуждение не несло для Иккинга ничего хорошего. Ноющая боль во всём теле, чувство жуткой слабости и нестерпимого голода. С трудом разлепив резко потяжелевшие веки, Иккинг осторожно покрутил головой. Первое, что бросилось молодому викингу в глаза — огромное количество книг, свитков, глиняных дощечек. Столько он не видел даже в своей деревне. Даже у старейшины Готти, у которой он иногда бывал, навряд ли имелась бы и половина. Прислушавшись к своим ощущениям, молодой викинг отринул мысли о попытке встать или пошевелить телом. Боль не утихала и даже не собиралась ослабевать, а чувство голода нарастало всё сильнее. В это же время. Тёмная комната. — Я всё сделала, как вы и велели, госпожа, — из тьмы показались два изумрудных глаза со змеиным зрачком. — Ты отлично справилась, моя милая, — ответил ей бархатистый, немного мурлыкающий голос. — Теперь нам остаётся только ждать. — Позволено ли мне задать вам вопрос? — спросила служанка. — Спрашивай, — уже с ленцой ответила хозяйка. — Вы уверены, что он справится? — служанка отвела взгляд от того места, где сидела её повелительница. — Данный субъект слаб, и я не думаю, что подобный сможет вам пригодиться. Вместо ответа она лишь услышала мелодичный смех своей госпожи. Смех, переполненный её безумием. — Если не сможет он, то не сможет никто, — уже жёстко отрезала она. — Теперь оставь меня. Служанка тут же исчезла, а её повелительница пасом руки призвала к себе магическую сферу, в которой показывался лежащий в кровати Иккинг. Девушка — может, и женщина — вновь рассмеялась, и безумие в её смехе не утихало, а становилось всё больше. Дом, где находится Иккинг. С того момента, как Иккинг пришёл в себя, прошло уже больше двух часов, по крайней мере, он так думал, а доверять своему разуму он привык полностью. Боль отступила, но полностью не исчезла, и теперь молодой викинг мог — пусть и очень медленно — передвигаться по дому. И чем больше он по нему ходил, тем сильнее росли его подозрения. Дом по всем признакам был заброшен, что-то в районе двух лет. Об этом говорила пыль, собравшаяся на мебели, а также общий бардак в доме. В шкафу была найдена добротная одежда, правда некоторые вещи уже успела поесть моль. Сам дом оказался в два этажа высотой, выполненный из хорошего дерева с глиной. Почти весь первый этаж занимала библиотека, лишь небольшой закуток был выделен под кухню. В библиотеке стояло несколько массивных кресел, письменный резной стол, а у дальней стены располагался приличных размеров камин, вокруг которого стеллажей не было. Второй этаж тоже был заставлен стеллажами с книгами, и там присутствовала кровать, на которой он, собственно, очнулся. Окон в доме не было от слова совсем, но, поблуждав в тёмном помещении, он нашёл свечу и, сумев её зажечь, стал видеть всё куда лучше. Ещё Иккинг нашёл небольшой люк, ведущий в подвал, где обнаружилось большое количество пищи. Солонина, мясо, рыба, овощи, сыры и многое другое. Всё это совершенно не укладывалось в голове у викинга. Дом был брошен; если не брошен, то давно покинут. Однако почему оставили книги? Не найдя ответов на свои вопросы, молодой викинг решил выйти на улицу, дабы осмотреть дом снаружи. С некоторым усилием открыв большую дубовую дверь, Иккинг сощурил глаза от яркого солнца. Затушив свечу, юноша вышел на поляну, что располагалась перед домом. Собственно, первое, что поразило Иккинга — его местоположение: дом, в котором он очнулся, находился совершенно в другой части острова, за много миль от того места, где он свалился со скалы, а от деревни ещё дальше. — Ну что же, раз дом заброшен, а хозяин до сих пор не объявился, — Иккинг позволил себе лёгкую усмешку, — то я здесь останусь.