***
Несмотря на приметы и отвратительное настроение Зинченко, всё шло поразительно гладко. Но он почти не удивился, когда через полчаса после взлета в кабину вбежала бортпроводница Света: – Леонид Саввич, у нас пассажирка рожает! Зинченко кивнул: – Запрашиваю посадку в Стригино. Медики на борту есть? Света развела руками: – Народу же вообще мало. Заполненность сорок процентов. Мы её в хвосте разместили. Уже воды отошли. – И кто с ней? Вика? – Вика в обморок упала. Её мы уложили в бизнес-классе… А роды принимает Андрей. – Прокофьев? – Зинченко даже от приборов оторвался. – Вы там с ума посходили? – А что? – бортпроводница, кажется, обиделась. – Он у нас на курсах лучший был. Леонид Саввич, мы же все роды не принимали и не рожали даже. Зинченко только рукой махнул. Ой, идиот, идиот… Зачем полез? Если что-то случится с матерью или ребенком – он же себе вовек не простит. Ангел смерти, блин. Ангел-истребитель. Ладно, Зинченко. Твоя задача – посадить самолёт. А потом будешь утешать эту истеричку… Впрочем, нет, не будешь. Судя по всему, истеричка утром однозначно продемонстрировала, что в твоих утешениях больше не нуждается. Наконец он не выдержал, передал управление второму пилоту и направился в хвост салона. Только фуражку снял, чтобы пассажиры не очень пугались. Всё уже было кончено. Сияющий Андрей держал перемазанными перчатками крошечного младенца. Потом положил его на грудь маме. Женщина слабым голосом сказала: – Назову его в вашу честь. – Ой, не надо, это девочка, – рассмеялся Андрей. Обернулся к Зинченко и улыбнулся ему. – Назовите лучше Ангелиной.***
Андрей стоял в салоне, прижимая ладонь к трещине в фюзеляже. Одет он был почему-то в светло-голубую, как у бортпроводниц, форму. Повернулся к Леониду, отчётливо произнёс: – Только для падающих звезд. И за его спиной распахнулись огромные белоснежные крылья. Леонид проснулся, тяжело дыша. Андрей похрапывал рядом. Ну и жарища… Кондей, что ли, сломался? Наверное, из-за жары и снится такая хрень. И из-за дурацкого сериала, конечно. Пилоты любят фильмы-катастрофы – веселуха почище «Аэроплана!» Но американская мура, просмотренная совместно по инициативе Андрея на его лэптопе, реально впечатлила Зинченко. Причем не авиакатастрофа, которую едва избежали герои, не топорно сделанные компьютерные чудовища, а сон персонажа-лётчика про мертвую жену. А ему приснилась и не мертвая, и не жена… А кто? Слово «любовник» – дурацкое, из анекдотов... Ага, свежий анекдот – «Уезжает муж в командировку… К любовнику!» «И все засмеялись», как писали в журнале «Костёр», который когда-то читал пионер Лёня Зинченко. Андрей не обижался, что с ним не видятся в Москве, ничего не требовал, не спрашивал, о будущем не заговаривал. Наверное, понимал, что общего будущего у них нет. Есть отдельное – у него… и у него. Зинченко знал, что Андрей ему верен, но рано или поздно он найдет себе хрен помоложе и перескочит на него. Вон как таращился на широкоплечего нового стажёра… А Зинченко отправится к жене под бочок. Надо только подождать… Сам он оставить Андрея не мог. Привязанность к нему сидела в Зинченко как рыболовный крючок, и с каждым днем этот крючок всё глубже входил в тело. Если рвать – то с мясом. Лучше потом. Потом…***
Произошло то, чего боится любой пилот, даже самый опытный: когда лайнер уже приближался к Внуково, загорелось световое табло «Отказ второго двигателя». Так, остальные исправны. Должны дотянуть, должны…Он связался с аэропортом, потом со старшей бортпроводницей и попросил подготовить пассажиров к эвакуации. В кабину влетела Вика: – Задымление. В хвостовом отсеке. Отлично, просто отлично. Одно к одному. В голове мелькнула дурацкая мысль: «И не попрощались». Не с Ириной, не с Валеркой. С Андреем. Отставить. Сам только что объявлял пассажирам: «Просьба соблюдать спокойствие» и сам же паникуешь. Впрочем, всё, что нужно, он выполнял автоматически, как на учениях. Будем считать Андрея ангелом-хранителем. Это очень удобно – иметь на борту ангела. Ага, иметь, а потом – отыметь… Только бы получилось.***
У них получилось. Когда Зинченко уже помогал пассажирам выбираться по аварийному спуску, мельком несколько раз увидел Андрея, хотя из-за дыма это было сложно. Всё, все. Огонь уже полыхал в салоне. С воем сирен подъезжали машины – пожарные, скорые… – Уходим! – крикнул Зинченко. – Леонид Саввич, Андрея нет! – старшая бортпроводница чуть не плакала. – Он там, внутри остался. – Зачем? Все пассажиры тут… – Зинченко почувствовал, что его охватывает отчаяние. Впрочем, чего-то такого он подсознательно и ожидал – после сегодняшнего сна. В эту секунду в аварийном выходе появился Андрей. Он тащил переноску с орущим громче сирен котом, хлопая себя ладонью по голове – волосы загорелись… Подхватив Андрея внизу спуска, Зинченко сперва обложил его матом – многоэтажно и замысловато, а потом поцеловал прямо в пахнущие гарью губы. И ему было плевать, видит ли их кто-нибудь.***
Через четверть часа Зинченко сидел в приемном покое больницы с градусником подмышкой. Врач мерила ему давление, а он смотрел на сидящего напротив Андрея. На лице у того была кислородная маска, обгоревшие волосы ему выстригли, а голову чем-то намазали. И, несмотря на его жалкий вид, Зинченко мог поклясться, что видит у Андрея за спиной белоснежные крылья. А тот вдруг отнял от лица маску и озорно подмигнул.***
– Отметим спасение «Бейлисом», да? – спросил Зинченко, когда они уже вырвались из цепких рук медиков. – Лёнь, на самом деле я его не люблю, – засмеялся Андрей. – Я больше по пиву.***
А вечером Леонид смотрел, как Андрей танцует в гостиничном номере (Ирине Зинченко сказал, что придется остаться на ночь в больнице). Медленно, под ему одному слышную музыку. Он танцевал и раздевался. И это не выглядело ни глупо, ни пошло. Андрей покачивался, кружился, мурлыкал себе под нос, с закрытыми глазами неторопливо расстегивая пуговицы. Из-за подстриженных волос он выглядел немного незнакомым. Но всё равно – был бесконечно близким, родным человеком. И Зинченко чувствовал, что он пришпилен к этому моменту как бабочка булавкой, и что этот танцующий Андрей, который сейчас медленно стягивает рубашку, – счастливый, вечно юный, – останется с ним навсегда.