***
Андрей сидел у Зинченко в номере и веселился, пытаясь выговорить название аэропорта: – Чхехла…Чхела… – Чхеклапкок, – Зинченко стягивал форму. – Андрюш, а ты почему до сих пор в одежде? Я, конечно, старый хрыч, но я соскучился. – Ох уж, старый, – хмыкнул Андрей. – У меня для тебя сюрприз, – и полез в сумку, оттопырив округлую, но вполне мускулистую (уж Леонид знал) задницу. Достал нечто длинное, с утолщением на конце, на вид – из прозрачного стекла. – Это что? – На досмотре я сказал, что массажер, – Андрей провел странной штукой по плечу и шее. – Но им можно массировать всё, что угодно, – он фыркнул. – Помнишь поговорку про стеклянный хуй? Ну, вот это он. Самотык, как говорили в вашем веке. Хочешь посмотреть на него в действии? – Он посерьёзнел: – Но если тебе неприятно… – Мне интересно, – улыбнулся Зинченко. – Тогда топай в душ, а я пока подготовлюсь. Когда Зинченко вернулся, Андрей лежал на кровати голышом – на спине, подогнув ноги и раздвинув колени. Леонид сел на щекотный искусственный ковер и уставился на межножье Андрея. Тот уже смазал чем-то анус. – Давай, – негромко скомандовал Зинченко. Андрей раздвинул выбритые ягодицы и с некоторым трудом ввел в себя стеклянную штуку. Она медленно входила в его тело, раздвигая розово-коричневое кольцо мышц. Наконец вошла почти до самого конца, до расширения. И также чудовищно медленно заскользила обратно. Потом – снова движение вовнутрь, пошедшее уже явно легче. И обратно… Андрей постепенно ускорял темп. У него встало, он постанывал, насаживаясь, но не смыкал ноги – и Леонид заворожено смотрел, как искусственный член трахает его любовника. У него самого был стояк – хоть гвозди забивай. В ушах шумело. Он облизал пересохшие губы, с трудом поднялся, подошел к кровати и тронул Андрея за плечо. Тот приоткрыл затуманенные глаза, увидел его вздыбившийся член. – Хочу, – одними губами сказал Зинченко. – Лёнь, погоди… Я… скоро… кончу… И всё… сделаю… – Я тебя трахнуть хочу! – хрипло выкрикнул Леонид. – Вытаскивай эту… хрень. Глаза Андрея широко распахнулись, он недоверчиво улыбнулся. Разговор на эту тему у них заходил – Зинченко тогда признался, что анальный секс ему когда-то давно, в прошлой жизни, предлагала бедовая бортпроводница «Аэрофлота», но он отказался. С брезгливым недоумением – это Зинченко решил не уточнять. «Но если ты, Андрюш, без такого не можешь, давай попробуем». Андрей тогда рассмеялся и сказал, что от анала больше мороки, чем удовольствия. Соврал? Понял, что для всю-жизнь-до-последнего-месяца натурала Зинченко это последний бастион? Но сейчас ему было на это наплевать. Он хотел заменить эту штуку, хотел оказаться внутри Андрея, овладеть им. Полностью. Окончательно. Андрей оживился, передвинулся на кровати, не вытаскивая из себя «самотык»: – Тащи сюда подушку. Блин, мне под задницу! В сумке гондоны. Никаких «не», распустили тебя бабы! Надев резинку, Зинченко осторожно вытянул искусственный член, не без удовольствия отметив, что его собственный гораздо толще. Значит, Андрею будет больно? Но войти удалось легко. И двинуться обратно… Его член сжимало сильнее, чем вагиной, сильнее, чем ртом, сильнее, чем рукой, Андрей стонал, подмахивая, у него снова встало. И. Это. Было. Охеренно. Наконец, Андрей бурно кончил, залив собственный живот. Зинченко, рыча, продолжал его трахать. Ещё пара движений – и он тоже спустил. Вытащив обмякший член, он слизнул с нижней губы каплю семени Андрея. Тоже впервые.***
Выйдя из душа, Леонид улёгся рядом с Андреем, который увлеченно щёлкал пультом гостиничного телевизора. Почему-то ему было мучительно неловко. Казалось бы – они с Андреем стали ближе, чем когда-либо, Зинченко его… хм, познал в самом что ни на есть библейском смысле слова (там это говорилось про женщин, ну да ладно), а вот поди ж ты. Но чувство неловкости рассосалось как карамелька, когда Андрей обернулся от экрана, где крутилась на сцене какая-то местная певица в супермини-платье, и вдруг спросил: – Лёнь, а у тебя какая любимая песня про самолёты? – «Первым делом – самолёты», наверное, – с недоумением ответил Леонид. Честно говоря, он никогда не задавался этим вопросом. – Ой, здорово! – Андрей чуть не подпрыгнул. – В моей любимой ее как раз цитируют. – И негромко, но чисто напел, предварительно нажав “Mute” на пульте: – Первым делом как всегда самолёты, ну а потом – сама знаешь что. Пусть непыльная наша работа превратит небеса в решето… Зинченко улыбнулся смешной фразе. Ох уж эти современные песнописцы. Это «решето» похлеще Цоя с «Алюминиевыми огурцами». Но попросил: – Спой полностью. Понял, как эта песня важна для Андрея. Дослушав, он сказал: – Теперь ясно, откуда твоё «Я просто птица и люблю провода», – сам он пел отчаянно фальшиво, но Андрей широко улыбнулся и подхватил: – Ангелы нас будут любить, аэропланы – уже никогда. Его лицо сияло. Леонид порадовался, что он не вспомнил, как называл себя ангелом смерти после того проклятого случая в Кольцово.