***
Nun liebe Kinder gebt fein Acht[2] ich bin die Stimme aus dem Kissen ich hab euch etwas mitgebracht hab es aus meiner Brust gerissen.
Англия. Лондон. 1943 г. Снег кружил легким вальсом над обугленной и пропитанной кровью землей. Медленно, лавируя подобно приме Большого театра, он достигал ее затхлой поверхности и мягко погружался в объятия грязи, в тот же миг принимая на себя ее одеяния, становясь таким же темным, украшенным диадемой крови. Ветра не было, но ледяное дыхание лютой зимней стужи пробирало до костей, заставляя укутаться в старый, пропитанный запахом тлена, плед. Не смотря на то, что ворсинки его давно стали подобны железу и неприятно касались кожи, он дарил тепло. Пусть и мнимое, сотканное воспаленным от холода разумом. - Мое сердце горит, дорогая... - хриплый, до боли знакомый, голос доносится до ушей и становится тяжелым, глухим эхом за защитой старого пледа, вызывая сотни мурашек на коже. Сердце, замерзшее, в этот момент словно превращается в тяжелый камень, поддерживаемый тонкими нитями паутины в груди, и начинает, от страха, бегать, словно белка в колесе. Сквозь маленькие расщелины пледа образ того, что твердо забетонировался в памяти, не видно - он словно растворился в полутьме заброшенной, грязной комнаты с одной, чудом оставшейся целой, частью мозайки - грязным окном. Сквозь окно, покрытое не одним слоем пыли и разукрашенное темными каплями крови, снег казался чем-то волшебным и невообразимым. Он словно говорил о том, что эта грязная комната, где стоит призрак ее прошлого - лишь иллюзия, которая растворится, если потереть стекло и впустить его внутрь. Но встать и подойти нет сил. Нет сил и желания бороться со страхом, который вызывал этот голос: хриплый, едва осязаемый и слышный даже в этой кричащей тишине, где царит лишь дрожь, окутанного страхом, сердца и легкое прикосновение снега. До ужаса знакомый голос. Ей ничего не остается, кроме как прижаться спиной к стене, посеревшей от войны, с разорванными обоями и слоем сажи. Дрожащие руки ее касаются колен, и глаза цвета неба, потемневшие от страха и от темноты, что окружила ее, жмурятся, вызывая из не раз прикушенных губ тихий всхлип, в то время, как голос продолжал: - Mein Herz... - в голосе его столько непривычного отчаяния, столько горя, что ей казалось, будто война, окружавшая ее, лишь эхо этой его невыносимой, животной боли, - ...brennt. [1] - Усмешка, радуясь, падает из его губ навстречу ей, заставляя ее вжаться и укрыть свое лицо грязными, потускневшими волосами с кончиками рыжих отголосков прошлого. - ....Meine liebe... [2] Зола его слов твердым слоем укутывает ее сердце и заставляет его болезненно сжаться, вызывая отчаяние, и прозрачные слезы на холодных, покрасневших от льда внутри, щеках. Его голос подобен клавишам разбитого пианино: он так терзает ее изнутри, желая чтобы она вновь прикоснулась к ненавистному ей прошлому; вновь присела на бархатный стул и пробежалась тонкими пальцами по белоснежным клавишам, мучившим ее и оставившим следы на ее исхудавшем от голода теле. Она ведь сожгла. Сожгла в лесу, в неописуемом, рьяном огне его кровоточащее сердце, которое он сейчас сжимал в своих холодных пальцах. - Mein Herz... - он смеется, так, как смеялся каждый раз, приходя к ней. Каждый раз, оставляя свою боль на ее теле. Этот смех пробирает до костей, словно съедает плоть и кости кислотой, вызывая лишь всхлипы бессилия и тихий вой ее внутреннего безумия. Его безумия. Их. - Mein Herz... Meine liebe... - Он заставляет ее кричать, впившись тонкими пальцами с изломанными ногтями в кожу щек и волосы, оставляя полосы с каплями крови. - Mein Herz... - она задыхается от боли, сгустившейся в сердце, и разлившейся по всему телу, захватив его в свой капкан. - Mein Herz... - Он смеется, как никогда прежде, задыхаясь в той пустоте, в которой была она, прижавшаяся к стене и кричащая на него в своей воспламенившейся, холодной, как зима этого военного времени, ненависти. - Meine liebe... - Шепчет он, вызывая очередной приступ, и она вспоминает его улыбку, задыхаясь от рыданий в этой кричащей тишине. Она слышит, как медленно падает снег в объятия грязи, минуя грязное стекло с каплями запекшейся крови.