***
— Это ты их позвала? — С ума сошел? Зачем мне это надо? — Шелби поправляла шляпку на своей голове. Волосы то и дело выбивались из-под полей аккуратной темно-синей шляпки, которую Гарри подарил ей еще до свадьбы. Он увидел ее на барахолке в Гонконге, но она ему так понравилась, что он ни секунды не колебался, представляя улыбающееся лицо девушки и то, как красиво эта шляпка будет оттенять ее чудные глаза. Чтоб тебя, Шелби. Шам выдохнул шумно, отвел глаза и постарался не думать о прошлом хоть секунду. Стоило сосредоточиться на другом. Они только что поставили последние подписи на бумагах и теперь уже больше не мистер и миссис Шам. Технически, конечно же, Шелби брала фамилию мужа, хоть и продолжала, чтобы их свадьба не помешала ее карьере, участвовать в проектах как Шелби Рабара. Интересно, она теперь выйдет замуж за этого прохвоста, который вытрахивал из нее всю дурь, пока он торчал на съемочной площадке, или же у её кобеля вовсе не было таких далеко идущих планов? Снова выдохнул, нервно дернув плечом и выглядывая в окно. Толпа собралась знатная. Но хуже всего было то, что, кажется, были представители телевидения. Замечательно! — Это будет сложнее, чем я думала, — молодая девушка, не старше двадцати семи, с веснушками на свежем лице, хоть и отнюдь не рыжая, возникла словно из воздуха подле Шама и, бросив на его изменницу-уже-не-жену взгляд, остановилась напротив Гарри. — Журналисты. Их много. Ума не приложу, откуда они узнали, но присутствуют даже некоторые представители от телевидения. Несколько каналов точно покажут вас в прямом эфире. — Блеск, — фыркнула так же раздраженно Шелби, а после поджала губы, припечатанная к стене взглядом бывшего мужа. — А что, ты чем-то недовольна? — Ты это на что намекаешь? — Я не намекаю. Я говорю прямо — твоих рук дело! Тон, с которым помощница его агента припиралась с его уже бывшей женой, заставил Гарри чуть ухмыльнуться. Ему всегда нравилась эта бойкая девчонка, и Шам был уверен, что она далеко пойдет. Но только, если научится вовремя прикусывать свой острый язычок. В шоу-бизнесе не любят тех, кто не лицемерит и не владеет в совершенстве искусством манипуляции. — Если бы я хотела, чтобы кто-то узнал, то сделала бы это иначе! И намного, намного раньше! Зачем мне это? — Пиар, дорогая. Ты же и в койку прыгнула ради… — Хватит! — резко оборвав неуместные обвинения и драму, Гарри покачал головой, а после достал из кармана ключи от своей машины. — Мы теряем время. А у меня еще…дела. Думаю, пора заканчивать этот цирк. Шелби и Софи молча смотрели в пол, как два провинившихся ребенка, а Гарри, посмотрев на Рабару в последний раз, толкнул ладонью дверь, выходя из прохлады здания суда на жаркое апрельское солнце. Конец апреля выдался особенно жарким. Солнце стояло высоко в небе, на котором не было ни единого облачка, а вспышки фотоаппаратов, казалось, повышали общий градус. Закрывая лицо от вспышек камер, и наклонив голову как можно ниже, Гарри торопился к своей машине. Толпа, будто живая, будто какой хищный зверь, обтекала его. Он слышал десятки голосов, наперебой выкрикивавших его имя и требовавших подробностей. Слышал, как позади расталкивала толпу Софи, повторяя упрямо одинокое «без комментариев», и слышал, как журналисты, не получившие внимания от него самого, выкрикивали имя его бывшей жены. — Как же так, Гарри? Он вдруг замер. Этот вопрос, одинокий и внезапный, обезоружил его. Шам поднял голову, глядя на единственного, казалось, разумного человека в этой сумасшедшей толпе. Глаза девушки, смотревшей на него, были полны непонимания и сожаления. Парень смотрел на нее в упор, хоть их и разделяли несколько метров. Ее губы прошептали безмолвное «почему?», и все, что он смог сделать, это судорожно сглотнуть. Язык нехотя ворочался во рту, царапая пересохшее небо. Действительно, почему, Гарри? В какой момент все стало так? Он уже хотел было покачать головой, и даже открыл рот, чтобы что-то ответить, как уверенная хватка Софи вывела его из состояния ступора и оцепенения. — Пойдем, — она подтолкнула актера к его машине, закрывая собой от камер и вспышек, и уже после, когда Шам оказался на пассажирском сиденье — Софи выхватила из пальцев парня ключи, затолкав его в салон его же авто, завела мотор. — Не беспокойся, Гарри. Все будет хорошо. Вот увидишь. Шам лишь растерянно кивнул. Увидеть в толпе человека, которому не было совершенно никакого дела до снимков, интервью и, собственно, было совершенно плевать на все на свете, кроме единственного «как же так, Гарри», вдруг покоробило его. Мужчина не ожидал увидеть такие чистые, тронутые печалью и слезами глаза. В какой момент твоя жизнь пошла под откос, Гарри? В какой момент ты, из счастливого человека, превратился в разведенного мужика, которому изменила твоя избранница? И это всего-то через полгода. Как же так, Гарри?***
Говорят, что Голливуд — это то место, где тебе платят тысячи за поцелуй, и всего пару центов за твою душу. Возможно, это и впрямь так, но Шаму повезло с агентом. Заботе Мишель и ее помощницы Софи, которая вот уже несколько месяцев, как была на подхвате у своей начальницы и все это время была практически ангелом-хранителем Гарри, не было предела. Мишель никогда не наседала на Гарри, никогда не упрекала, и позволяла ему самому просматривать проекты и выбирать. Конечно же, она часто давала советы и, даже, настаивала, если сам он упорно отказывался от чего-то, что Мишель казалось стоящим, и в чем Гарри не видел никакого смысла, однако же, их сотрудничество можно было назвать идеальным. Возможно, Мишель без лишних слов и доказательств знала, насколько Гарри упорен и трудолюбив. Возможно, она понимала, что ей не нужно настаивать, вызванивать, умолять — он сам хотел добиться определенной цели, и сам жил своей мечтой. Жил танцами, по большей части. Но с тех пор, как кино, словно какая неведомая болезнь, начало забираться Гарри под кожу, Мишель и вовсе расцвела и стала невероятно уступчивой. И сочувствующей. Иначе это и не назвать. Ее звонок, побеспокоивший Гарри рано утром в пятницу, был красноречив. Женщина желала знать, как у него дела, а еще сообщила о том, что ему просто необходимо попасть на самолет, чтобы отработать в одном проекте. — Это займет всего пару дней, Гарри. Ты сам этого хотел и они были рады, заполучив тебя. Не отказывайся, слышишь? Я перенесла многие встречи и пробы, некоторых проектов мы, конечно же, лишились, но, Гарри… — Я знаю, Мишель. Я помню. Я там буду, спасибо. Это был один из крайне редких разговоров — Мишель никогда не приходилось умолять или уговаривать. Никогда, но вот теперь — да. В тот день, когда он из женатого человека превратился в холостяка, разведенного холостяка, Гарри пришел домой совершенно подавленный. В его ушах все еще стоял гул журналистов, а перед глазами он видел ту девушку в толпе с таким подавленным выражением лица, что…. Он даже поколотил кухонный стол, хоть тот и не был в чем-то виноват. Кулаки еще долго саднило, а содранные костяшки кровоточили. Холодный душ, на который Шам возлагал надежды, зарываясь пальцами в мокрые пряди волос и откидывая назад голову, плотно закрывая глаза и рот, чтобы не нахлебаться воды, когда подставлял под струи воды лицо, совершенно ему не помог. На душе по-прежнему было гадко. Не помогали и тренировки. Гарри совершенно потерялся во времени. Не знал, какое нынче число. Он постоянно тренировался, заказал на дом еду, и теперь его кухня была забита пустыми коробками из-под пиццы и китайской еды, а в холодильнике мышь повесилась; и он, уставший после тренировок, бродил туда-сюда по пустому дому. Душ, зал, душ, сон. И так бесконечно. Пока его не вырвал из его сомнамбульной реальности звонок Мишель. А потом был полет в Чикаго, трехдневные съемки для танцевального проекта, и возвращение назад в Лос-Анджелес. Снова душ, тренировка, заказ пиццы на дом. Он уснул на полу в зале, решив дать себе пятиминутный отдых.***
Трель дверного звонка выхватил Гарри из ритма. Он бежал по дорожке, воткнув в уши наушники. Следил за сердечным ритмом на экране, не переставая дышать через нос. Волосы, мокрые от пота, прилипли к шее, вискам и ко лбу. Третий час подряд. Футболка липла к груди, а ног он уже и не чувствовал — приятная истома говорила сама за себя. Четвертый звонок заставил остановиться. Выдернув наушник, Гарри сошел с дорожки, прислушиваясь. Снова трель. Он схватил с другого тренажера полотенце, вытер лицо, забрасывая его себе на шею и направился к двери, потягивая из бутылки воду. Сердце бешено колотилось, а колени слегка подрагивали. — Слушай, Гарри, я знаю, что лучший способ отвлечься — это работа, но столько тренироваться…. Ты себя в могилу загонишь! — Софи причитала над ним, когда заглянула накануне к актеру, чтобы, по поручению Мишель, убедиться, что с ним все в порядке, не сводила с Гарри глаз. — Нет, оно тебе, определенно, идет на пользу, но… Девушка буквально пожирала Гарри глазами и тот, улыбнувшись краем губ, убедил помощницу Мишель в том, что все хорошо и он не сошел с ума. Она покинула его дом явно не поверив ни единому его слову, но, зато, он почувствовал себя лучше — с момента, как он вернулся в Лос-Андежес, не перекинулся ни с кем и единым словом. Софи была первой. Поэтому теперь, открывая дверь своего дома, Гарри снова ожидал увидеть на пороге Софи. Или Мишель. Но никак не Кэтрин и Доминика. — Хэй, Гарри! — девушка ринулась к нему, обнимая за шею и целуя мужчину в щеку. Дом издал какой-то приветственный звук. В его руках было две упаковки пива. — В машине еще две! — он протиснулся в дом следом за Кэт, хлопнув Гарри по плечу. — О, да ты весь в делах. Гарри лишь растерянно кивнул. Он сжимал в ладони бутылку с водой, когда его глаза встретились с глазами Мэттью. Даддарио, подошедший к двери, держал в руках четыре коробки с пиццей. Ничего себе аппетит! — Привет. Мэттью улыбнулся, указывая на свою ношу, чтобы в следующую минуту спросить, где у него в доме кухня, или куда можно отнести пиццу. — Иди за мной, — делая очередной глоток из бутылки, Гарри пошел на кухню. Закрыв за собою ногой дверь, Мэттью двинулся следом. Кэтрин и Доминик уже включили телевизор, обосновавшись в гостиной. Гарри слышал их веселые голоса. Кажется, Шервуд вновь подтрунивал над девушкой. — Неожиданный визит, — Гарри указал жестом на стол, на который Даддарио тут же пристроил коробки с пиццей. Он кивнул на его реплику, собираясь что-то ответить, но не успел — его перебила вбежавшая на кухню Кэтрин. — Прости, Гарри, — она замерла в паре шагов от Шама. — Мы знаем, что случилось. — Нам очень жаль, — Доминик, который уже вырос позади рыжеволосой, поджал губы. — Да, и я бы тебя обняла, но тебе лучше принять душ! — Это точно, — закивал Доминик, а после отдал Даддарио приказ тащить одну коробку в гостиную. Шаму ничего не оставалось, как пожать плечами, глубоко вздохнуть и наконец выпалить свой вопрос. — А что вы тут делаете? Не помню, чтобы я устраивал пижамную вечеринку с Кэтрин, Домиником и…тобой, — их взгляды встретились. Коробка с пиццей, которую Мэттью держал в руке, едва не упиралась Гарри в грудь. Мэтт отвел руку в сторону и виновато пожал плечами. — Я видел тебя по телевизору. В тот день, когда ты…вы… В общем, мне жаль. И ребята…они хотели тебя приободрить. Да и всем уже надоело торчать в студии канала, вот и решили наведаться к тебе. Софи сказала, что ты «жив, здоров» и тебе не повредит живое общение, вот мы и… — Чья это была идея? — кивает Гарри на слова Мэттью о Софи. Ему хотелось бы оставить себе мысленную пометку отчитать девушку за самодеятельность, но в глубине души он ей благодарен. Шам знает, что ему действительно нужна компания. Столько молчать, изматывать себя тренировками и отказываться от работы, которая «еще терпит» — не нормально. — Моя, вообще-то. Брови танцора взмылись вверх, теряясь где-то в мокрых прядях его волос. Внезапная улыбка тронула его губы. За все это время, Гарри ни разу не вспоминал Сан-Франциско, бар и тот поцелуй. Ему казалось, что все это было так давно и так нелепо, словно абсурдная сцена в дешевом кино, что вспоминать это попросту не хотелось. Хоть губы Мэтта определенно запомнились ему. Он смотрел на Даддарио, и тот, замерев с коробкой пиццы, смотрел на Гарри в ответ. Неловкого молчания не было. Как и не было желания кому-то куда-то поскорее убраться. Напротив, было крайне уютно, удобно, комфортно. Комфортно просто вот так стоять, глядя друг на друга. Комфортно, даже если затекли ноги, и прилипшая к груди футболка доставляла дискомфорт. — Ребята! Серия вот-вот начнется! Голос Кэтрин вывел обоих парней из ступора. Мэттью пару раз моргнул, а после, облизывая языком свои губы, на что Гарри залип, не отрывая пытливых глаз от кончика его языка, кивком указал на гостиную. — Я, пожалуй, пойду. Ребята проголодались. И Гарри кивает. Оно и заметно: четыре коробки с пиццей, несколько упаковок пива и, если верить Доминику, есть еще в машине. Ребята точно проголодались, и точно решили развеять скуку своего коллеги. — Да, да. А я… приму душ и присоединюсь. Мэтт, я… — голос Гарри, чуть дрогнувший, заставил Мэттью развернуться к мужчине вновь. Даддарио удивленно изогнул брови, облизнув губы вновь. Такой, удивленный, с чуть вытянувшимся лицом, Мэттью всегда казался Гарри моложе, чем был. Казался ему до безумия красивым и таким чистым и прекрасным, что не хватало слов, чтобы его описать, и не хватало дыхания, чтобы дышать рядом с ним. — Ничего, — выдыхает, едва не задохнувшись, глотая слова, а после направляется наверх, чтобы принять душ.