***
Исполняющая обязанности директора Секретного Токийского Управления Паранормальных Расследований (СТУПР) — Йоруичи Шихоин любит свою работу. Она до поздней ночи может засиживаться в собственном кабинете, зарывшись в книги, ломая голову над очередной загадкой, или запросто возглавить оперативную группу. Она красива, умна, успешна, сильна духом и опасна. Шихоин — вампир. Конечно же светлый, не пивший человеческой крови уже очень-очень давно, даже от добровольных доноров. Она совершенствуется, посвящая долгие часы медитации, что настоятельно рекомендует и всем своим подопечным. В её ведомстве всегда полный порядок и лучшие показатели, подчинённые её уважают, слушаются и даже побаиваются, а те, кто нет (коих очень мало) всё равно беспрекословно выполняют все её требования просто, чтобы не вступать в длительные споры и не нарваться на праведный гнев начальницы. Шихоин — лидер. Она уверена в своём непоколебимом авторитете и контроле над любой ситуацией. Была уверена, пока… Пока в её распоряжение не поступили два совершенно… совершенно! неуправляемых, неорганизованных, упрямых, беспардонных, заносчивых балбеса, портящих ей показатели и статистику. Заставляя злиться, смущаться и восхищаться при каждой встрече, они заражают своим нигилизмом всех и каждого, превращая слаженную, отточенную как часовой механизм работу в полнейший балаган, и приносят больше вреда, чем пользы. Как бы не хотела Шихоин от них избавиться — нельзя — приказ свыше. Один из них слишком ценен, чтобы упускать из виду, а другой обладает слишком ценной информацией, которую не спешит выкладывать по первому требованию. И в довершение всего эти двое настолько тесно связаны, что в прямом смысле не могут жить друг без друга. Поэтому, нравится-не нравится — терпи красавица. И Шихоин терпит. Сжимает зубы и терпит все идиотские выходки невыносимого дуэта, но и в долгу не остаётся, поручая несносной парочке самые запутанные, странные, а иногда до смешного нелепые задания, за которые нормальные агенты не берутся. Лифт мелодично звякает, зеркальная створка бесшумно отъезжает в сторону, Шихоин выходит в холл и направляется к нужной двери. За ней по пятам следует высокий брюнет гайдзинской наружности. Йоруичи уже бывала в этой квартире, но предпочла бы не бывать и вообще никогда не знать её жильцов, а всё потому, что из-за связи они испытывают постоянную потребность поддерживать ментальный и физический контакт, обмениваясь реяцу друг с другом всеми возможными способами, которые не только энергетически напрягают окружающих, но иногда могут и шокировать своей пикантностью. И если в стенах Управления вампирская парочка ещё худо-бедно сдерживает свои безумные порывы, то дома даже не пытается, поэтому никогда не знаешь, что можно увидеть, войдя внутрь. По этим причинам большинство агентов СТУПР не желают иметь с ними никаких общих дел. Лишь немногим дано понять, как на самом деле сильна кровная связь, особенно, если её постоянно укреплять. Шихоин понимает, поэтому всегда отдаёт распоряжения лично, кроме того никого другого они и слушать не станут, каким-то непостижимым образом (не без угроз и шантажа) она нашла к ним подход, чему уже не рада. После того как на звонок и стук никто не отреагировал, Йоруичи толкает входную дверь, та легко поддаётся напору. Не заперто. А чего бояться двум безбашенным вампирам? Концентрация переплетённых между собой реяцу почувствовалась ещё в лифте, но здесь она гораздо сильнее. Виски начинают пульсировать от давления, в голове всплывают яркие неясные образы и тут же рушатся, и снова всё по кругу. Бесконечно. Если не обладаешь крепкой силой духа, это может стать опасным. Шихоин бесшумно выдыхает, сосредотачивается, выставляя энергетический барьер для себя и на всякий случай для своего спутника, хотя он не вампир и не должен чувствовать невидимые потоки; переступает порог, брюнет следует за ней, чувствуя себя вором, тайно пробравшимся в чужое жилище. Из глубины квартиры слышится возня и усердное пыхтение, больше напоминающее мычание новорожденного телёнка. — Сдавайся, ягодка… — доносится хрипловатый голос с придыханием. — Сначала догони!.. — следует игривый ответ. Шихоин закатывает глаза, проходя чуть дальше. Эти двое могут заниматься только двумя вещами — драться или тра… эм… обмениваться энергией. Для драки слишком тихо, мебель цела и всевозможные предметы не летают по квартире, значит… Неподходящий момент выбрала начальница, лично явившись с поручением, хотя в случае этих двоих любой момент не подходящий. Снова возня, сопение и тихие смешки. — Ну-у… Ещё чуть-чуть… — голос на гране мольбы. — Да! Да! Да! Уф… Да-а… Шихоин закусывает губу. Символически прикрыв глаза ладонью, она громко кашляет, чтобы привлечь к себе внимание. Из-за высокой спинки чёрного кожаного дивана сразу же высовывается растрёпанная рыжая макушка, а следом такая же растрёпанная голубая. Йоруичи складывает руки на груди и строго смотрит на своих подопечных, словно это не она вломилась без приглашения в чужую квартиру, впрочем она звонила — трубку надо брать. — Здрасьте… — бормочет Ичиго, поспешно поправляя на себе помятую одежду, не то чтобы он очень удивлён появлением начальницы, пятнадцать намеренно пропущенных вызовов на мобильном говорят об обратном, но вот незнакомый мужик рядом с ней заставляет напрячься, — мы это… не слышали… «Ну, конечно! Кто бы удивлялся!» — думает Шихоин, разглядывая раскрасневшееся лицо Куросаки и довольное Джагерджака, вопрос почему никто из них не брал трубку отпадает сам собой — они и слона не заметят, когда увлечены друг другом, ну или сделают вид, что более вероятно. Гриммджоу видит, как неловко Ичиго и незнакомому парню — Шихоин уже привыкла — хоть это и кажется ему забавным, все же решает прояснить ситуацию. Поднимается и демонстративно откидывает джойстик от приставки в сторону, указывая пальцем на потемневший экран плазмы, где медленно плавает надпись «Game Over». — В гонки играли, — с хитрой ухмылкой сообщает он и подмигивает незнакомцу, умолчав о том, что надпись плавает по экрану уже минут пятнадцать. Но они играли. На желание. И Ичиго даже выиграл, а Гриммджоу честно расплатился. Гриммджоу откровенно рассматривает незнакомца. Красивого незнакомца. Чёрные волнистые волосы, выразительные зелёные глаза, тонкие брови, чувственные губы. Простая белая футболка обтягивает широкую грудь, а синие джинсы — длинные стройные ноги. И слышно, как бьётся пульс под тонкой оливковой кожей. Джагерджак сглатывает вязкую слюну — прямо идеальный обед с доставкой на дом. Держится парень очень достойно для того, кто только что стал свидетелем бурных компьютерных гонок, разглядывает обитателей странной квартирки без особого смущения и даже понимающе улыбается. Гриммджоу облизывает нижнюю губу — ему всё нравится — и, не сводя глаз с незнакомца, выдаёт одну из своих фирменных распутных улыбочек. Ичиго и Шихоин одновременно закатывают глаза, зная что последует дальше — провокация — проверка на вшивость так сказать. — Милые губки, — Гриммджоу в своём репертуаре, — как насчёт карамельки между ними? — Джагерджак, уймись, — брезгливо морщась, обрывает Шихоин, — он тебя не понимает. — Ещё как понимает, — Гриммджоу снова подмигивает незнакомцу, не обращая внимания на слова начальницы. — Он итальянец, он не говорит по-японски, — не без злорадства поясняет Шихоин. — Хм, вряд ли это станет проблемой, — ничуть не смутившись отвечает Джагерджак, — впрочем я всё могу показать наглядно, — упирается языком в щёку и продолжает игриво стрелять голубыми глазами, гипнотизируя незнакомца. Йоруичи устало качает головой — этот кошак просто невозможен, и смотрит на Куросаки, молча требуя приструнить своего… своего. В Сейрейтее так и не определились кем эти двое друг другу приходятся. Определённо, не друзья. Не пара, по крайней мере не в традиционном смысле этого слова, да они даже сами не знают, что чувствуют друг к другу, большинство эмоций им заменяет жажда. Постоянная жажда друг друга из-за инициации, которая делает каждого из них рабом и повелителем одновременно. Возможно партнёры?.. Вынужденные. Да, это, пожалуй, наиболее подходящее слово. — Перестань, — с нажимом говорит Ичиго, легко касаясь плеча Гриммджоу. — Ладно, — тот поднимает руки с раскрытыми ладонями, сразу же прекращая все двусмысленные намёки в сторону иностранного красавчика. Не то что бы он не может найти на Ичиго управы, просто ему самому интересно, зачем пришла Шихоин и кого привела с собой. — И что же привело Киску в нашу скромную обитель сегодня? — спрашивает он. Итальянец сникает, когда Гриммджоу теряет к нему интерес, и начинает разглядывать квартиру — хай-тек, необычный дизайн и куча дорогой навороченной техники — ему здесь определённо нравится. Шихоин облегчённо выдыхает, довольная тем, что наконец может перейти к делу; даже при выставленной защите находиться здесь с каждой минутой, становится всё труднее — энергетика, которой пропитана квартира давит и нервирует. — У меня для вас задание, — невозмутимо отвечает она. Гриммджоу складывает руки на груди и хмурится, Ичиго снова легко касается рукой его плеча, но Джагерджак дёргается, уходя от прикосновения. Он ненавидит эту дурацкую работу, которой должен заниматься из-за Ичиго, он ненавидит Сейрейтей и его правила, ненавидит свою несвободу, в такие моменты, как сейчас, он ненавидит даже Ичиго и свою проклятую зависимость от него. Потому что из-за неё он застрял здесь, из-за неё его хочет убить и Эспада, и Сейрейтей, и из-за неё же он всё ещё жив. А ещё он больше не модель и вообще безработный, «ЕspadaGroup» отказалась от его услуг, и устроиться он теперь сможет разве что хостом в самый грязный бордель в квартале красных фонарей и то в тот, что не будет принадлежать корпорации. К счастью, пока входил в Эспаду, он успел заработать достаточно, чтобы какое-то время бездельничать, сохранив квартиру, машину и не снижать число своих потребностей, например, в дорогой одежде или постоянных гулянках. Однако дело вовсе не в деньгах, Гриммджоу нравилось красоваться на рекламных плакатах, но, увы, его изображения исчезли со щитов буквально за одну ночь. Ичиго послушно убирает руку с его плеча, надо ли говорить, что существуют моменты, когда он чувствует то же самое. — Это Антонио Ангелос, — представляет Йоруичи незнакомца, услышав своё имя, итальянец отвлекается от изучения большого аквариума, в котором почему-то никто не плавает, и снова смотрит на Гриммджоу, но тот не обращает на него никакого внимания. — И он одержим демонами, — заканчивает начальница, не в силах сдержать ехидную ухмылку. — Чё? — Гриммджоу ещё раз внимательно осматривает парня, который снова пытается разглядеть в аквариуме хоть что-то живое. Он, определённо, не вампир и даже не экстрасенс. Обычный человек. — Ты издеваешься, Киска? — Джагерджак опасно щурится. — В моём ботинке больше реяцу, чем в нём. — Точно, но он уверен в обратном, — совершенно не испугавшись, продолжает начальница. — Он приехал в Токио как турист, а вчера ворвался в отделение полиции с просьбами посадить его за решётку, чтобы он кого-нибудь не убил. Когда нашёлся переводчик и смог объяснить его бредни полицейским, беднягу направили в психиатрическое отделение местной больницы, где он и был замечен агентами СТУПР. Мы проверили его вдоль и поперёк, он не вампир. Он под влиянием очень сильного внушения, которое, как вы понимаете, мы разрушить не смогли. Это работа для тебя, Ичиго. — Но, — Ичиго немного растерян, — я не могу ломать иллюзии, направленные не на меня лично, ты же помнишь, что случилось в прошлый раз, — его глаза снова становятся пристыжёнными, как в тот раз. — У тебя отличная возможность потренироваться, — не скрывая веселья, отвечает Шихоин, вспоминая тот раз, и продолжает уже серьёзно, — он должен улететь в Италию через два дня. Найдите способ вправить ему мозги! А до того, не отходите ни на шаг, пока он реально кого-нибудь не прикончил! — Почему мы?! — не сдерживается Гриммджоу. — У Сейрейтея полно настоящих дел! — Шихоин огрызается в ответ, чувствуя, как тяжёлая энергетика квартиры проникает сквозь её защиту. Ей пора уходить отсюда. — В общем, кроме вас этим заняться некому. Я ему сказала, что вы профи в области изгнания демонов, и что… — Ну спасибо! — …он может пожить здесь, пока вы не найдёте способ помочь ему. — Это тебе не комната в мотеле, Киска! — продолжает возмущаться Гриммджоу, а Шихоин продолжает его игнорировать. — Он ничего не знает о вампирах, так что не болтайте много, он думает, что вы кто-то вроде экзорцистов. — Отлично! — Гриммджоу делает маленький шаг вперёд, Шихоин неосознанно отступает к двери. — Да как с ним вообще разговаривать, если он ни хрена не понимает! — Не ты ли говорил тут о наглядности?! — ядовито припоминает Йоруичи. — Словарь купи! Хоть на изнанку вывернитесь, но через два дня он должен лететь в свою Италию и помнить только о том, как замечательно провёл отпуск! Нам не нужен международный скандал. Это понятно?! Ей срочно нужно покинуть квартиру, защита полностью разрушена, виски пылают, в голове стоит шум, ещё немного и начнутся галлюцинации, если Гриммджоу попытается что-то ей показать… Признаться в том, что настолько беззащитна она не может, иначе какая же она начальница. С другой стороны, любой вампир начинает медленно сходить с ума, долго находясь рядом с этой парочкой, особенно, в их логове, где буквально всё пропитано их совместной энергией. Шихоин хорошо держится, ей нечего стыдиться. Ичиго кивает, отвечая, что они обязательно помогут. Он догадывается о том, как чувствует себя начальница. Это Гриммджоу всегда забавляется, посылая весёлые картинки коллегам, а он только и успевает его одёргивать. Он провожает Йоруичи и обещает связаться с ней завтра. Девушка кивает и выходит за дверь. С облегчением выдохнув, она направляется к лифту, чувствуя, как голова проясняется с каждым шагом. Какими бы балбесами эти двое не были, она все же доверяет им, ну по крайней мере Ичиго. Антонио, может, и не знает языка, но он не идиот. Он прекрасно понимает, что все его считают сумасшедшим, да он сам уже сомневается в здравости своего рассудка и готов добровольно лечь в психушку, потому что мерзкий голос в его голове расписал кровавые убийства — хороший получился отпуск, ничего не скажешь. Антонио не совсем понимает, кто те люди, что забрали его из больницы, но ему достаточно того, что они ему верят, ну может не всему, что он говорит про демонов, но по крайней мере согласились помочь, а не отмахнулись как от прокажённого, не напялили смирительную рубашку и не пичкали наркотой, хотя так возможно было бы даже безопаснее, согласитесь, чувак, который твердит, что хочет убить кого-нибудь и заранее приходит в тюрьму, не внушает доверия; так что Антонио без разницы кто эти люди, лишь бы помогли пережить и забыть весь этот кошмар. И всё же сомнения его не покидают. Эти двое, что сейчас уставились на него словно он какая-нибудь мумия из музея древностей — с интересом и лёгким отвращением — не очень-то похожи на профи по изгнанию демонов, они даже на врачей не смахивают. Особенно ему не нравится хмурый рыжий — слишком молодой, чтобы быть профессионалом в какой-либо области и слишком серьёзный для своего юного возраста. Студент. И ещё он, похоже, главный в этой паре, а в том, что эти двое пара сомневаться не приходится, не в гонки же они играли в самом деле, и это Антонио тоже почему-то не нравится. Вот второй — красавчик — более зрелый и наглый явно хозяин квартиры ему нравится гораздо больше, ещё бы убрать рыжего, которого тот почему-то безоговорочно слушается и тогда можно будет совсем расслабиться, если уж он спятил, то хоть весело проведёт последние дни, прежде чем окунутся в мир кровавых убийств. Антонио очень удивлён своими эмоциями, ещё пару часов назад он сходил с ума и готов был покончить жизнь самоубийством, но как только переступил порог этой квартиры ему необъяснимо стало легче. Все его переживания немного поостыли, и их место заняло странное чувство… симпатии? к крашенному красавчику. Неловкое молчание продолжается уже минуты две. Ичиго заговорил бы, да только ни слова не знает по-итальянки, и пусть он пообещал Шихоин помочь, он никогда раньше не был так растерян. Любое дело нужно начинать со сбора информации, а тут… Языковой барьер стал неприступной крепостью. И ещё этот иностранец ему почему-то ужасно неприятен, исходит от него какой-то негатив, может, и вправду одержимый? — Salute, [1] — с жутким акцентом выдавливает Куросаки. — Konnichiwa, [2] — с ещё более жутким акцентом выдаёт итальянец. Снова воцаряется полная тишина. Гриммджоу замечает, как эти двое сверлят друг друга тяжёлыми взглядами, устало вздыхает и понимает, что это задание не предвещает ничего хорошего. Ичиго не живёт с Гриммджоу. Ну как не живёт… формально он по-прежнему проживает в общежитие университета, хотя появляется там крайне редко, только когда хочет по-настоящему выспаться перед важным тестом, например. Во первых добираться из Минато до университета значительно дольше, а во-вторых Джагерджак просто не даст ему спокойно спать. Гриммджоу ни одного вечера не может усидеть на месте — они либо идут в клуб и напиваются, либо остаются дома и обмениваются энергией до умопомрачения. И нет, они не помешанные на сексе и уж тем более не парочка влюбленных придурков, просто у Гриммджоу всегда хороший аппетит и повышенное либидо, а Ичиго… Ичиго девятнадцать. Кроме того связь… требует. Ощущение единения в момент эмоционального напряжения просто непередаваемо. Совсем не как у обычных людей, даже простые прикосновения вливают и забирают энергию, переворачивают всё внутри, рушат и собирают заново, меняют настроение, управляют желаниями и распаляют неутолимую жажду. Инициация всё равно что сильнейший наркотик — чем чаще принимаешь, тем сильнее пристращаешься, а пропуск дозы означает неминуемую ломку. Хотя никто из них не умрёт, конечно, если они разойдутся на несколько дней, но голод… Голод нарастает с каждым часом разлуки, а жажда туманит мысли и гораздо проще не расставаться. Находясь в одной квартире, они часами могут не разговаривать и заниматься каждый своим делом, просто обоим спокойнее, когда другой в поле зрения и в любой момент можно получить новую дозу густой, сладкой, бурлящей силы. Сегодня Ичиго остаться не может. Завтра в университете важный тест по биологии и Куросаки должен его написать, иначе рискует вылететь. С каждым днём изображать обычного студента становится всё сложнее и нередко он задаётся вопросом, зачем вообще продолжает это делать. Его жизнь уже безвозвратно изменилась и никогда не станет прежней, теперь у него есть обязательства, которые он не в силах нарушить, есть зависимость, которую он не в силах побороть. Он необычный человек и все его мечты о будущем, наверное, пойдут прахом, но он продолжает верить и притворяться — хотя бы на несколько часов чувствовать себя нормальным. Ему пора уходить, он собирался ещё перед тем, как пришла Шихоин и задержался, чтобы получить свой приз за победу в гонках. Но уйти в свете последних событий… Гриммджоу никогда не останавливает его, но и никогда не просит уйти. Иногда Ичиго кажется, что ему абсолютно всё равно и что нет никакой зависимости, может, поэтому он сам чаще, чем необходимо использует свою власть, чтобы приказывать Гриммджоу, в то время как тот практически никогда этого не делает, за исключением случаев когда они в постели, в такие моменты Джагерджак настоящий деспот и всегда получает то, что хочет. Мысли бурлящим потоком проносятся в голове Куросаки, он в полном замешательстве. Он должен уйти. Он должен жить хотя бы малой частью своей собственной человеческой жизни. Он должен сдержать обещание, данное Шихоин, что, теперь уже их подопечный будет в порядке, под защитой и в счастливом неведение. Он должен больше доверять Гриммджоу. Доверять — не приказывать. В свои девятнадцать он слишком много всего должен. — Куросаки, — прерывает затянувшееся молчание Гриммджоу, — а тебе не пора возвращаться в свою задротскую нору и выяснять разницу между тычинкой и пестиком? — его голос пропитан иронией и фальшивой заботой. Ичиго прячет негодование за едким смешком, он удивлён, что Гримм вообще помнит про его важный тест, хотя и использует это знание, чтобы выставить его. Выставить. Впервые за всё время, что они вместе. Он всегда говорит то, что думает и сейчас ясно даёт понять, чего хочет — чтобы Ичиго ушёл. И это даёт лишний повод для беспокойства. — Не терпится остаться с ним наедине? — не меньше иронии в голосе, показывать свои истинные эмоции ни к чему, хотя это смешно, конечно, если захочет, Гриммджоу легко считает настоящие. Но он этого не делает. Никогда. Не копается в его голове, словно вовсе не желает ничего знать и продолжает притворяться бесчувственным засранцем. Жаль, Ичиго знает, что это не так. Гриммджоу можно назвать каким угодно: наглым, заносчивым, упрямым, самоуверенным, жестоким, но не бесчувственным. Он делает шаг ближе к Ичиго, наклоняется и мурлычет прямо в ухо нагло и… сладко так, как он один умеет: — Неужели ягодка ревнует? Ичиго с трудом сдерживает дрожь от прикосновения горячего дыхания к чувствительной коже и не позволяет себе вестись на провокацию. Вместо этого он поворачивает голову, и теперь дыхание обжигает губы. Слишком близко. Между ними давно нет границ личного пространства. И им давно плевать, как это выглядит со стороны. — Веди себя хорошо, — шепчет Ичиго так же сладко, их губы соприкасаются. Поток реяцу устремляется в тело партнёра, дыхание сбивается от обмена энергией и смешения сущностей, от новой дозы. Так всегда, при каждом малейшем контакте. Гриммджоу чуть склоняет голову набок, чтобы сделать поцелуй полноценным, но Ичиго не позволяет. Он бросает короткий взгляд на растерянного итальянца, и шепчет всё так же сладко: — Он не еда! Не смей, понял?!, — и отстраняется. Всего минуту назад он размышлял о том, что должен больше доверять напарнику, но неприкрытое желание Гриммджоу выставить его, охлаждает этот порыв и причиняет боль. Что ж, теперь Ичиго хотя бы уверен, что пока будет изучать «тычинки и пестики», этот Антонио будет в безопасности. Относительной, но всё же. Гриммджоу насмешливо фыркает, но послушно принимает очередной приказ. И это бесит. Чертовски. Равнодушное подчинение, за которым обязательно последует изощренная, но такая же равнодушная месть, когда они останутся наедине. Гриммджоу всегда движет только жажда вызванная зависимостью, только непреодолимое желание получить новую дозу. Только это. А что, собственно, ещё должно быть? Разве Ичиго движет не тоже самое? Они не хранят друг другу верность, не признаются в любви, не ревнуют — они не пара. Они просто не могут существовать по отдельности и это скорее проклятие, чем сила. Ичиго старается не думать об этой стороне вопроса и просто плыть по течению. Пока. Антонио наблюдает за пикантной картиной, и пусть он не понимает ни слова, но интонации и жесты вполне очевидны — рыжий снова показывает кто в доме хозяин, и красавчик снова подчиняется. Ангелос почти ненавидит этого мальчишку. Да что в нём такого?! Выскочка! Захомутал охренительно красивого парня и строит из себя невесть что! А с виду-то дурачок провинциальный. Как бывает обманчива внешность. И почему синеглазый красавчик смиренно всё терпит? Бедняжка. Наверное, очень любит этого рыжего деспота. Ну ничего, ему, похоже, нужно уйти, это к лучшему, уж Антонио-то найдёт способ пожалеть несчастную синеглазку. Странно, раньше у него никогда не возникало такого влечения к другим парням, наверное, он просто сильно проникся несправедливостью рыжего. Ну нельзя же так не доверять и тиранить свою половинку. Ичиго проходит мимо Антонио к двери, и тот едва не задевает его плечом. Намеренно. Куросаки закатывает глаза и устало вздыхает, игнорируя выпад итальянца. «Ну что за идиот?! — думает он. — И десяти минут не знаком с Джагерджаком, а уже попался на крючок». Хотя чего удивляться, полгода назад Ичиго сам точно так же по самые уши вляпался в этого невозможного кошака — нахальное обаяние Гриммджоу невозможно игнорировать, при чём неважно мужчина ты или женщина — и уж, если Куросаки самому теперь не освободиться до конца жизни, то он по крайней мере должен уберечь от этого других ни в чём неповинных людей. Пусть этот Антонио ему совсем не нравится, но это не значит, что можно отдать его на растерзание всегда голодной Пантере. Остаток вечера проходит в молчании, точнее медленно, о-о-чень медленно тянется под негромкое бурчание телевизора. Гриммджоу чувствует себя престарелой домохозяйкой — и часа ночи нет, а он сидит дома и пялится в телек. Неслыханное дело! Он бы сейчас с удовольствием натянул свои клубные шмотки и отправился пить и развлекаться, только без Куросаки это вовсе не весело. С некоторых пор. Господи, они расстались всего пару часов назад, а голод уже с ума сводит. Да ещё этот Антонио — словно стопка обжигающей текилы, запотевшая, с блестящими кристалликами соли по краям, так и манит облизать — пялится на него с противоположной стороны дивана. И ведь не постебёшься над ним даже, он же ни хрена языка не понимает. Хотя… ему, языку в смысле, всегда можно найти применение. Будь проклят Куросаки и его проклятая биология! Гриммджоу очень скучно. Антонио чувствует себя неуютно. Рыжий ушел несколько часов назад, а напряжение осталось, красавчик не обращает на него никакого внимания, пялится в дурацкие телешоу. А что ему ещё делать? Антонио и сам не знает, чего ожидал. Они не могут поговорить нормально, но двое мужчин уж, наверное, нашли бы общий язык даже, если он у них разный. Двусмысленно звучит, не правда ли? И тем не менее… Ах да, Антонио же сумасшедший, по крайней мере считал себя таковым ещё сегодня утром, но с тех пор как попал к этим странным людям — экзорцистам? — никаких видений и голосов в голове не появлялось. Может, он уже излечился? Было бы здорово, он хочет скорее вернуться домой, но вдруг впадёт в буйство в самолёте и перережет всех нахрен. Он очень этого боится. Самого себя. Хотя раньше никогда не испытывал тяги к насилию и уж тем более к кровопролитию. Сеньора Шихоин обещала помочь, но пока Антонио чувствует только неловкость и необъяснимое, стыдливое желание подсесть к голубоглазому красавчику поближе. Гриммджоу не то чтобы умеет читать мысли, просто его жертвы всегда очень громко думают. Что ж похулиганить можно и не разговаривая. Он переводит взгляд на итальянца, тот не отводит глаз, как обдолбанный кролик, честное слово, только слюни не текут. Такая лёгкая добыча сама идёт в руки и нельзя попробовать. Гриммджоу облизывает губы. Чёртов Куросаки! Смотрит куда-то за спину иностранца и растягивает губы в озорной усмешке, легонько кивает, мол, посмотри тоже. Антонио разворачивается. Позади аквариум. Большой, с прозрачной голубой водой и яркими декорациями — явно дизайнерской работы. Но в нём по-прежнему ничего нет, может красавчику просто нравится смотреть на пузырьки воздуха, медленно поднимающиеся снизу вверх? Антонио напряжённо вглядывается в прозрачную воду, Гриммджоу за его спиной щурится и вытягивает губы, произнося беззвучное: «Бу!». Акула, разинув огромную пасть, стремительно двигается прямо на Антонио. Её чёрные мёртвые глаза зловеще блестят в прозрачной воде, а острые как бритва зубы сейчас вопьются в беззащитную плоть… Сердце несчастного итальянца подпрыгивает и едва не вылетает через горло, он дёргается, падает с дивана и в ужасе орёт что-то по-своему, пытаясь отползти как можно дальше и желательно забиться в какой-нибудь угол. Гриммджоу откидывается на спинку дивана и ржёт, даже не пытаясь сдержаться. Короткая иллюзия уже исчезла, а этот чудик всё ещё трясётся от страха. — Oh, mio Dio! Il demone! Via! [3] — вопит Антонио озираясь по сторонам в поисках несуществующего демона и, сам того не замечая, подползает к ногам Гриммджоу, хватаясь за его щиколотки. Гримм заливается хохотом, пытаясь отпихнуть итальянца, чьи пальцы больно впиваются ему в ноги. — Пусти ты, блять! — брыкается Джагерджак, но итальяшка вцепился мёртвой хваткой. — Il demone! Il demone! Egli è venuto per me! Signore, io non voglio morire! [4] — продолжает орать Антонио, плотнее прижимаясь к ногам Джагерджака. Гриммджоу уже не смешно, ему не остаётся ничего, кроме как сползти на пол и попытаться успокоить припадочного. Он хватает его за плечи и встряхивает: — Здесь никого нет! Заткнись! Уши вянут! Не помогает. Итальянец продолжает выдавать непрерывный поток тарабарщины, плавно перетекающий в ультразвук. Всё больше раздражаясь, Джагерджак уже не рад своей шутке, похоже, он здорово напугал парня с и так нестабильной психикой. — Я ничего не понимаю! Заткнись ты! Звонкая оплеуха приводит Антонио в чувства, и он замирает, прижимая ладонь к горящему лицу, со страхом и одновременно с благодарностью пялясь в потемневшие от злости глаза Гриммджоу. Тот облегчённо выдыхает, радуясь желанной тишине и пытается всё же отцепить от себя дрожащего парня. Это оказывается сложнее, чем предполагалось. Антонио ни в какую не хочет отпускать своего «спасителя» и всё ещё панически косится на аквариум, будто там и вправду может поместиться акула. Гриммджоу смотрит в расширенные зрачки парня, ощущает дрожь его тела, его запах — сейчас это запах страха. Слышит, как громко и часто стучит его сердце, как кровь бешено плещется в венах. Как под гладкой загорелой кожей на шее бьётся тонкая жилка, манящая как валерьянка для кота. Он облизывает губы и тяжело сглатывает, наклоняется чуть ближе. Его жертва доверчиво подаётся навстречу и прижимается к широкой груди. М-м-м… Может, Куросаки был прав, поставив свой запрет, единственный, от кого тут нужно защищать Антонио — это сам Гриммджоу. Не смей, понял?! В комнате раздаётся громкий звонок мобильного, и Гриммджоу точно уверен, кто звонит — блядская ягодка — знает его как облупленного и звонит именно тогда, когда он так близок к срыву. Грубо оттолкнув успокоившегося было итальяшку он дотягивается до телефона на журнальном столике. — Да! — раздражённо рявкает в трубку. — Он жив? — переходит сразу к делу Куросаки. — Ха-ха! Как раз доедаю! — язвит Гримм. — Я бы не удивился, — в тон ему отвечает Ичиго. — Ты сам ушёл! — сквозь зубы шипит Гриммджоу. — Ты меня выгнал! — такое же шипение в ответ. — Всё из-за твоего блядского экзамена! — Скажи ещё, что это забота! — фыркает Ичиго. — Устрой его на диване. Иди в душ. Подрочи. И ложись спать! — припечатывает Куросаки и сам удивляется своим словам, распалённая аура Гриммджоу чувствуется даже через телефон. — Понял?! — Пошёл ты! Гриммджоу отключается, не дождавшись ответа. Бросает злой взгляд на несостоявшийся ужин в лице итальянца, наконец поднявшегося с пола на диван, и молча идёт в душ. Ичиго, конечно, не пользовался своей властью сейчас, но совет дал очень даже дельный. Если Гриммджоу сейчас же не сбросит напряжение, он точно кого-нибудь покусает.***
Ичиго сдал свой дурацкий тест. Не так хорошо, как планировалось, потому что вместо того чтобы готовиться, он всю ночь переживал и беспокоился за сеньора свалился-на-его-голову-Антонио и, конечно, за Гриммджоу. За Гриммджоу больше. Он ведь тёмный. И темпераментный. И сейчас на строгой диете. Оставив его наедине с беззащитным человеком, Ичиго всё равно что привязал голодную пантеру тонкой цепочкой рядом с аппетитной антилопой, и только бог знает, сколько эта цепочка выдержит. Если рваться достаточно сильно, то… А ведь, что бы Гриммджоу не сделал, Ичиго всё равно останется рядом с ним. Хочет он того или нет. Ну или просто сойдёт с ума. Конечно, он мог бы вчера остаться, завалить проклятый тест, но присмотреть за партнёром. Он так и собирался сделать, пока Джагерджак очень даже нетонко намекнул ему на обратное. Почему? Этот вопрос не даёт Куросаки покоя со вчерашнего вечера. И, конечно, каких бы установок он не давал Гриммджоу, он всё равно переживал за жизнь мать-его-Антонио, поэтому готов сейчас обогнать автобус, чтобы быстрее попасть домой. Квартира, как всегда, не заперта, Ичиго останавливается в коридоре, выдыхает и напускает на себя беззаботный вид, словно это не он бежал впереди лифта по ступенькам. Мебель цела. Крови не видно. Ни криков, ни стонов. Только тихое бормотание телевизора. Может всё не так уж и плохо. На диване, свернувшись и обняв себя руками, спит Антонио. С синяком под глазом правда, зато живой. Дышит. Только замёрз, похоже. Гриммджоу ужасный хозяин — мог хотя бы кондиционер выключить или одеяло парню дать, не говоря уж о подушке, душе или накормить. Ичиго устало вздыхает и достаёт из шкафа плед. На часах уже полдень, но то, что Джагерджак до сих пор не соизволил вытащить свою задницу из постели — нормально, его биологические часы абсолютно сбиты, странно, что шатаясь вместе с ним по клубам, Ичиго продолжает подниматься рано утром. Привычка — вторая натура. Гриммджоу лежит на животе, лицом в подушку, подложив под неё руки. Простыня сползла до пояса, оголяя спину, и Ичиго залипает взглядом на двигающейся во время вдохов и выдохов пантере. Мышцы медленно перекатываются под гладкой кожей… Бли-и-ин, этот гад такой красивый. Куросаки закусывает губу, он уже забыл, что вроде как злился и беспокоился, прикоснуться к Гриммджоу необходимо, как дышать — они не виделись тринадцать часов, двадцать четыре минуты и шесть… семь секунд. Ичиго подхватывает пальцами край простыни и легонько тянет на себя, ткань медленно соскальзывает с поясницы Гриммджоу, открывая вид на… Ичиго краснеет, чувствуя себя преступником, вуайеристом и фетишистом в одном лице, ведь уже не раз всё видел, но по-прежнему стыдно и по-прежнему невозможно удержаться. Джагерджак без белья на чёрном шёлке, он вообще носит его, бельё-то это? Ичиго не видел ни разу. Хотя нет, видел — на рекламных биллбордах. — Когда закончишь трахать меня взглядом, может сделаешь кофе? — хриплый со сна голос выводит из прострации, и Ичиго поспешно возвращает простыню на место. Гриммджоу ловким движением перехватывает его руку и опрокидывает на кровать, подминая под себя. Даже через одежду Ичиго чувствует жар его тела, а бедром некую утреннею проблему. Сопротивляться совершенно не хочется, как бы это не выглядело со стороны, для них двоих тесный тактильный контакт — нормальное приветствие. Никаких ограничений, словно они одно целое. — Как твой экзамен? — шепчет Гримм и облизывает мочку Ичиго, выдыхая ему в ухо горячий воздух. — Тебе правда интересно? — Ичиго втягивает воздух сквозь сжатые зубы, млея под прикосновениями. Мурашки тёплой волной разбегаются по телу. Он запускает пальцы в спутанные волосы любовника и притягивает его ещё ближе, хотя ближе уже некуда. Но им всегда мало. Хочется забраться под кожу и слиться, чистой энергией растекаясь по венам. — Нет, — Гриммджоу тихо смеётся и накрывает губы Куросаки своими. Не поцелуй — укус и сладкие алые капли, которые он с наслаждением слизывает с податливых влажных губ. Ичиго шипит и коротко стонет, когда горячий язык проникает к нему в рот, давая почувствовать вкус собственной крови. Отвечает тем же, тоже желая получить свою дозу. Гриммджоу рычит от удовольствия и охотно делится своей кровью, за запястье тянет руку Ичиго вниз, заставляя прикоснуться к своей уже немаленькой утренней проблеме. Всё это непотребство может изрядно затянуться и плавно перейти в полноценный акт слияния. Но. Из гостиной доносится шум, кто-то ходит по комнате, и увлёкшаяся друг другом парочка вспоминает о своём подопечном. — Что мы будем с ним делать? — спрашивает Ичиго, неохотно отстраняясь, чтобы посмотреть в потемневшие глаза Гриммджоу. — Мы? — ворчит Джагерджак. — Мне всё равно, что ты будешь с ним делать, это ты подписался избавить его от несуществующих демонов, я и так нянчился с ним всю ночь, теперь оплачивай. Ещё укус и тихий стон. Губы истерзанные, чувствительные до безумия у обоих саднят немного, посылая волны возбуждения по всему телу. — Переусердствовал, — ехидничает Куросаки, намекая на нехилый синяк на лице Антонио. — Он же жив, — невозмутимо отвечает Гриммджоу и пожимает плечами. О да, это огромный плюс. Пантера справилась с искушением, пусть и не без помощи Ичиго, хотя нарушить приказ в его отсутствие было вполне возможно. Это добавляет ему ещё больше очков, Ичиго едва удерживает себя от желания, вознаградить любовника за старательность прямо сейчас. — Ну, надо что-то делать, у нас не так много времени осталось. — Сделай что-нибудь с этим, ягодка, — Гриммджоу снова нетерпеливо тянет руку Ичиго к стратегически важному месту и облизывает его шею. — Уймись, — просит Ичиго, не получая никакой ответной реакции. — Перестань, — ещё попытка — ноль эмоций. — Хватит! Не сейчас! — он чуть повышает голос, при этом не отрывая своих рук и губ от кожи Гриммджоу, тот тихо посмеивается, но всё же отстраняется, поднимаясь, без тени стеснения демонстрируя себя во всей красе. Гад и провокатор! Ичиго это нравится. Пока Гриммджоу принимает душ, Ичиго идёт на кухню — хромированная сталь, идеальная чистота — Гриммджоу никогда не готовит, Ичиго и подавно, они вообще не уверены зачем здесь все эти странные штуки. Зато у них есть дорогой кофе, крекеры и всегда под завязку набитый бар. Это всё, что нужно двум парням. Наверное. Ичиго включает кофемашину и достаёт три чашки, украдкой наблюдая за итальянцем. Тот сложил плед и уселся на диване, исподлобья разглядывая рыжего. В воздухе снова сгущается напряжение. Антонио чувствует себя неуютно в присутствии Куросаки и не хочет оставаться с ним наедине. Гриммджоу привлекает его куда больше. Знал бы он чем это может быть чревато. Ичиго протягивает гостю чашку горячего ароматного напитка и думает как бы начать разговор. Ну то есть не разговор, но как-то общаться нужно, за ночь он пару фразок выучил. — Colazione.[5] Антонио принимает чашку, делает маленький глоток — кофе отличный — и думает, будет ли ещё что-нибудь на завтрак, а то он не ел со вчерашнего утра, но заметив идеальную чистоту кухни и отсутствие каких-либо запахов еды, понимает — не будет. Эти двое похоже вообще не знают зачем нужна кухня. Быстрее бы уж демоны его заграбастывали, а то так и от голода помереть не долго. Гриммджоу появляется с мокрой взъерошенной головой и в одном полотенце на бёдрах, кто бы сомневался, игнорирует приготовленную для него чашку и пьёт прямо из колбы. Ичиго закатывает глаза. Антонио думает, что Гриммджоу смотрится чертовски горячо (можно подумать Ичиго с ним не согласен), а потом замечает тату и впивается взглядом в пантеру, и — ну это уже ни в какие рамки — Гриммджоу ещё и потягивается, снова распуская по всей квартире свои блядские феромоны. — Может хотя бы штаны наденешь?! — требует Ичиго. Дело тут вовсе не в ревности, он просто переживает за жизнь несведущего итальяшки, что если тот подойдёт к пантере слишком близко, когда его не будет рядом. Гриммджоу не всегда такой спокойный. Джагерджак бросает игривый взгляд на обоих парней и бубнит, что-то вроде «может и надену». Ичиго в который раз устало закатывает глаза. Этот кошак невыносим! В комнате уже топор можно вешать от сгустившегося напряжения, а этому всё шуточки! Ичиго достаёт мобильник и забивает в поиск переводчик с итальянского — нужно уже начать общаться. — Il mio nome è di Ichigo, — коверкая слова читает он. — Dicci cosa ti è suc… бля, successo?[6] Итальянец молчит с минуту и с недоверием пялится на собеседника. С ним пытаются общаться? Ну, собственно, для этого он здесь, чтобы рассказать, что с ним случилось и чтобы ему смогли помочь. Он только надеялся, что это будет синеглазый полуголый красавчик, а не рыжий. Решив, не выпендриваться, Антонио отвечает, быстро затараторив на родном языке (специально и мстительно, не иначе) и проглатывая половину слов. Ичиго и так ничего не понимает, а теперь ещё и голова разболелась от этого бессмысленного словесного потока. Он тупо открывает рот, пытаясь вставить хоть слово или остановить Антонио, но тот совершенно не собирается затыкаться, видимо, решив пересказать историю своей жизни. Ичиго хватается за голову, посматривая на минибар, но не уверен, что это поможет. Какой же противный голос у этого итальяшки. Гриммджоу возвращается в комнату в футболке и джинсах, на взгляд Ичиго излишне облегающих его тело для домашней одежды, и сразу морщится от резких звуков непривычной речи. Куросаки разводит руками, мол, не знаю как его заткнуть. Джагерджак приближается к иностранцу, смотрит в глаза и тот мгновенно замолкает, не сводя взгляда со своего спасителя. Хм! — Я думал это будет легче, — признаётся Ичиго, облегчённо выдыхая и радуясь тишине. — Я ничего не понимаю из его тарабарщины. Что делать? И почему это он тебя слушается?! — Потому что я великолепен, — самодовольно отвечает Гриммджоу и усмехается, не оборачиваясь зная, что Ичиго снова страдальчески закатил глаза. — Ну, просто просканируй его, — уже серьёзнее добавляет он. — Куросаки, демонов не бывает, он не одержим. Просто мозгами поехал. Вот именно! Мозгами. Легко сказать — просканируй. Ичиго более-менее научился разрушать иллюзии, направленные на него самого или те, в которых он случайно оказывается, но вот избавить от внушения другого человека у него пока не очень выходит. Честно признаться, он просто боится повредить что-нибудь, копаясь в чужих мозгах, но сейчас очевидно нет выбора. Или он сканирует Антонио, или Шихоин разозлится и поручит еще более нелепое задание или, что совсем плохо, отдаст на растерзание Кенпачи, или ещё хуже — Маюри. Тяжело вздохнув, Ичиго подходит ближе и хочет взять Антонио за руку, но тот отстраняется и жмётся ближе к красавчику. Ну не доверяет он хмурому рыжему мальчишке. — Не дёргайся! — Гриммджоу удерживает парня, и тот слушается, расслабляется и, недоверчиво, но всё же протягивает Ичиго руку. Ну вот как Гриммджоу это удаётся? Всё феромоны! Даже языковой барьер пал перед ними. Ичиго фыркает, бросая на Гриммджоу недовольный взгляд и сосредотачивается на одержимом. Она смеётся. Смех заливистый звенящий, словно ручеёк. Приятный. Заразительный. Её губы пухлые, яркие от красной помады. Она стоит к нему спиной и сейчас развернётся, увидит, и её улыбка станет ещё шире. Он улыбается тоже. Хочет взять её за руку, хочет обнять и облизать её красные губы. Да… Он делает шаг, протягивает руку… Хватает за длинные белокурые волосы, тянет на себя. С силой, беспощадно. Наматывает на кулак. Она вскрикивает, и улыбка испаряется с её лица. Оно искажается болью и удивлением. Он впечатывает её лицом в стену. Сразу ломает нос, и алые разводы остаются на бежевом. Пальцы вцепляются в затылок, сдавливают череп и снова, и снова прикладывают правым виском о твёрдую поверхность. Из её горла вырываются хрипы и всхлипы, из его — звериное рычание. Он так хочет её, так жаждет, что не в состоянии отпустить, разжать пальцы и остановиться. Она не смеет улыбаться, не смеет подчёркивать свою красоту и показывать её окружающим. Никому. Красивое личико уже стало сплошным кровавым месивом и только глаза широко открыты, потускневшие, но по-прежнему голубые. Красивые. Он разворачивает её к себе лицом и смотрит в эти глаза, из которых уходит жизнь. Он так их любит. Склоняется и целует опухшие, разбитые губы, с жадностью слизывая с них кровь и сладковатую помаду, пока они не становятся холодными, бледными, безжизненными. Отталкивает безвольное тело и переступает через него, лежащее на полу словно сломанный манекен. Она так прекрасна… Ичиго отдергивает свою руку, выпуская вспотевшие пальцы итальянца. Страшно. Липкие мурашки бегут по телу, а в голове намертво застыла картинка красных губ и безжизненных голубых глаз. Он отшатывается назад, опускается на колени, хватается за голову. Мозг кипит и плавится, взрываясь фейерверками боли. Дыхание сбилось и хочется забиться в тёмный уголок и забыть об увиденном, вычеркнуть из памяти. Он знает — это всего лишь чья-то изощрённая фантазия, но она теперь останется с ним навсегда, как ещё одно доказательство человеческой жестокости, жадности и алчности. — Ну и что там? — тихий голос выводит из оцепенения, Ичиго поднимает голову и встречается с яркими голубыми глазами Гриммджоу. Полными жизни и любопытства. По телу снова пробегает мерзкая дрожь. Они совсем не такие, как в его видении, это были не его глаза, и Гриммджоу постоять за себя может, но… Ичиго не в состоянии представить, что с ним будет, если из этих голубых глаз уйдёт жизнь, если он сам её отнимет. Он стряхивает остатки оцепенения и отвечает, надеясь, что голос не будет дрожать. — Страшно… Он… Кровь и её глаза… — бессмысленные обрывки речи, он не может рассказать, не может описать картинку. Не хочет даже пытаться, хотя к Гриммджоу она не имеет никакого отношения, но глаза… были очень похожи. Гриммджоу видит, чувствует, как неуловимо дрожит голос Ичиго, как ладони сжимаются в кулаки, как бледнеет лицо и тонну беспокойства, непонятно откуда взявшегося. Ичиго — вампир, светлый, хранитель — полная противоположность Гриммджоу, необратимо с ним связанная. Он не трус и не неженка, и крови видел достаточно, но что-то напугало его достаточно сильно. Гриммджоу хочет подойти к нему, опуститься рядом, обнять, успокоить и сказать: всё, что он увидел — неправда, это лишь плод чьего-то извращенного разума. Вложить в объятия всю нежность и заботу, которую он испытывает к своему упрямому мальчишке. Но ничего из этого он не делает, оставаясь невозмутимо холодным и бесстрастным. Усаживает впавшего в коматоз от энергетической перегрузки Антонио на диван, подходит к бару и наливает Ичиго виски. — Сможешь сломать? — протягивает стакан и остаётся в шаге, не приближается, не нарушает личное пространство, границы которого давно уже стёрты, но сейчас вырисовываются яркими толстыми линиями, чётко ограждая их друг от друга. — Не знаю. Нет. — Ичиго отпивает, забывая, что ещё начало дня, и это совсем дурной тон для молодого парня. Но ему только по паспорту до сих пор девятнадцать, по факту намного больше. Крепкий алкоголь обжигает горло, быстро струится по венам, успокаивает, но не так как кровь его любовника с привкусом текилы после горячей ночи. — Так что там было? — снова спрашивает Гриммджоу, готовясь налить Ичиго ещё. И себе тоже. — Ты сам можешь посмотреть, — бесцветно отвечает Куросаки, злясь на себя за то, что безразличие Гриммджоу его расстраивает больше чем должно. Вообще не должно. Гриммджоу может, ему достаточно лишь взять Антонио за руку и покопаться в его мозгах, или ещё проще — заглянуть в голову Ичиго, чего он упорно не желает делать, сохраняя последние невидимые границы между ними. — Не хочу, — ответ упрямый и твёрдый, и совсем не неожиданный. — Он любит кого-то так сильно, что готов убить, — сдавшись, отвечает Ичиго, — и демон шепчет ему, что так будет правильно. Гриммджоу усилием воли заставляет своё сердце биться ровно. Игнорирует шёпот собственных демонов. Он всё-всё контролирует. И только кровь и сила имеют значение для него. — Какая глупость, — усмехается он, бросая презрительный взгляд на свернувшегося на диване человечешку, — всегда считал, что люди дураки. Хочешь убить, — чуть запинается и отчаянно надеется, что Ичиго этого не заметил, — убей. Для этого не нужен демон. О да, Гриммджоу легко проливает кровь, без жалости и без помощи демонов, ему не нужно сваливать на кого-то свою работу, но вот, чтобы кого-то защитить… И это он ненавидит. Он чужими услугами не пользовался очень давно, потому что защищать ему было некого, и был бы очень рад, если бы так и оставалось впредь. А вот Ичиго, наоборот, чтобы любить и защищать не нужна ничья помощь, только он сам. Демоны — зло. Они приносят только разрушение. Так ведь?.. Всё это они читают в глазах друг друга, и в который раз каждый из них молчаливо проклинает то, что так крепко связывает вместе две их противоположные сущности. Эта связь… они оба боятся дать ей имя, которое давно известно всем и каждому. Антонио вскакивает с дивана. Его глаза горят безумием. Он кричит и мечется, расшвыривая попадающиеся под руки предметы и мебель. Переворачивает стеклянный столик, звенит открытая бутылка виски, запах дорого алкоголя ударяет в нос, янтарная жидкость медленно растекается по светлому паркету. Парень беснуется, словно раненный зверь запертый в клетке. Из глаз его текут слёзы, а с губ слетают проклятия, перемежающиеся с мольбами. Не нужно знать язык, чтобы понять его стенания. Он любит. Так сильно и безответно, что разум отказывается жить с таким осознанием. Он сам себя проклял, свалил всё на нечистую силу и сбежал. В людях, как и в вампирах, есть светлая и тёмная сторона, и сейчас в Антонио они схлестнулись в смертельной схватке — Антонио-человек любит страдает и плачет, Антонио-демон любит так, что готов убить объект своих страданий, лишь бы они прекратились. Гриммджоу перехватывает его, стискивает в крепком захвате и приставляет два пальца к вспотевшему воспалённому виску, в ту же секунду парень отключается, безвольно обвисая в чужих руках. — Ты заключил его в куб? — спрашивает Ичиго, помогая уложить парня на развороченный диван. — Ага, и он сойдёт с ума уже через пару часов прибывания там, он же человек, — беззаботно отвечает Гриммджоу. — Сука! Целую бутылку разбил! — Тогда нам нужна помощь, — Ичиго старается не думать, что Гриммджоу больше трогает разлитая бутылка виски, чем жизнь человека. Он достаёт мобильник и набирает номер Кискэ. Ему нужна помощь. Он не может разрушить то, чего нет. Антонио сам убедил себя в одержимости, чтобы сбежать от самого себя и от раздирающей его душу боли. Уничтожить объект своих страданий, свалив кровавую расправу на демона, что может быть проще. Ичиго ничем не может помочь ему, но он обещал и более того теперь он сам этого хочет, вот только времени у него совсем мало, Гриммджоу прав — обычный человек в энергетическом кубе, в полной темноте и изоляции, сойдёт с ума очень быстро.***
— Это просто идиотская затея! — возмущается Гриммджоу, застегивая наручники на запястьях итальянца. — Его в психушку надо сдать, как и твоего безумного шляпника! — отступает на шаг, оглядывая свои труды. Тело парня крепко привязано к стулу, а теперь и руки скованы за спиной. — Не ной, Гримм, в психушке из него овощ сделают, — отвечает Ичиго и передаёт партнёру что-то похожее на чёрный балахон. — Ну и что? — с искренним недоумением продолжает возмущаться Джагерджак. Ичиго закатывает глаза. Гриммджоу разворачивает вещи и ужасается — в его руках наряд священника. — Ты издеваешься?! Где ты это взял? Я это не надену! — Оденешь. Кискэ дал. Всё должно быть правдоподобно, — тоном, не терпящим возражений, командует Куросаки и сам облачается в точно такой же наряд, стараясь не думать откуда это у Кискэ и для чего он мог это использовать. — На, это твоя часть, — протягивает Гриммджоу пару листов с мелко напечатанным текстом и внимательно осматривает их импровизированную жертву. — Это те наручники, которыми ты меня… — голос обрывается, а Гриммджоу едва сдерживается, чтобы не заржать, глядя, как мило краснеет его ягодка. — Извини, других у меня нет, — с плохо скрываемой издёвкой отвечает он, — но для тебя, святой отец, я обязательно куплю новые. Эти ведь теперь осквернены одержимым. Ичиго сжимает челюсти, удерживая себя от ответной колкости, эти наручники не только на его запястьях побывали, но сейчас у них более важная миссия, чем обсуждение и споры о доминирующих позициях. — Ты готов? — спрашивает он, поправляя белый воротничок. Поднимает взгляд на Гриммджоу и его охватывает адская смесь эмоций — стыд, смех и возбуждение — Джагерджак — порочный демон в наряде священника. Оу! М-да… — Нет! Я не желаю участвовать в долбаном цирке! — продолжает возмущаться Гриммджоу, но он готов. — Отлично, — Ичиго игнорирует его нытьё и пытается игнорировать своё расшалившееся воображение, стараясь сосредоточиться на деле. — Убирай куб. Гриммджоу обреченно вздыхает и снова приставляет пальцы к виску привязанного к стулу парня. Антонио выныривает из темноты и дёргается. Его глаза полны отчаяния и страха, но очень быстро они наливаются ненавистью, злостью. Безумием. И жаждой крови. Вокруг враги. Враги всей демонской братии и они хотят затолкать его обратно в преисподнюю, низвергнуть назад в адский котёл, где нет ничего, кроме боли, смерти и одиночества. Он рвётся из оков, кричит и сыплет проклятиями, рычит и стонет от раздирающих его сущность слов священников и капель святой воды, брызнувшей в лицо. Каждое слово, как удар молота, оставляет уродливые шрамы на его теле, жжёт огнём и клеймит, принося нестерпимую боль, заталкивая в Ад. Ичиго заканчивает читать свою часть, теперь очередь за Гриммджоу, и он искренне надеется, что своевольный кошак ничего не испортит. Что ни говори, а затея с изгнанием действительно идиотская. По-хорошему, несчастного Антонио нужно отвести к психиатру, а не подвергать его и так расшатанную психику ещё большему стрессу, с другой стороны, с точки зрения медицины, как утверждал Кискэ, экзорцизм* — самое верное решение. — Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas… бля, пиздец, это херня полная! Да кто в это поверит?! Ты эту муть в интернете скачал? — неловко размахивая чётками в одной руке и «святой» водой в другой, снова возмущается Гриммджоу. — Заткнись и продолжай читать! — сквозь зубы шипит Ичиго и посылает напарнику убийственный взгляд. Если их затея провалится, парню потом и психиатр не поможет. — Per Christum Dominum nostrum. Amen, — выдавливает из себя Гриммджоу, уже планируя в голове адскую месть напарнику за идиотскую клоунаду. Она смеётся. Смех заливистый звенящий, словно ручеёк. Приятный. Заразительный. Её губы пухлые, яркие от красной помады. Она стоит к нему спиной и сейчас развернётся, увидит, и её улыбка станет ещё шире. Он навсегда запомнит её яркие губы и сияющие счастьем глаза. Он будет лелеять воспоминания в своём сознании и будет улыбаться. Он будет любить её и будет счастлив от того, что счастлива она. Её образ постепенно блекнет, растворяется в неуловимой дымке, становясь размытым и далёким, но он никогда окончательно не покинет его сознания. Память будет хранить счастливые моменты и греть сердце тем, что его любимая жива и счастлива, тем, что когда-то он встретил её, мог наслаждаться неповторимой улыбкой и тонуть в синеве её глаз. Он всегда будет хранить этот образ в своём сердце и жить дальше. Но уже без неё… Злость отпускает, исчезает ненависть, гаснет жажда. На их место приходит стыд за ещё несовершенное деяние, но одно только осознание заставляет понять на какой опасной, насквозь прогнившей ступени он стоял. Никогда больше Антонио не встанет на неё снова. Не позволит мерзкому демону взять верх. Он — человек! Он светлый! Он умеет любить, прощать и проигрывать с достоинством. Он умеет ценить жизнь и радоваться тому, что преподносит ему судьба. Там, наверху, знают лучше чем он, и он будет им верить. И когда придёт время, он улыбнётся и сможет закрыть глаза с твёрдым осознанием того, что он хороший человек. Из глаз текут слёзы. Запястья болят он наручников, всё тело сдавливает жёсткая верёвка, но в груди, в груди так тепло… — Grazie…[7] — шепчет Антонио. Снова и снова. Ичиго чувствует прилив тепла и счастья, когда снова прикасается к Антонио и видит в его усталых глазах покой, там нет больше крови, злости и боли, он очень надеется, что смог помочь. Через несколько часов измотанного, но полностью исцелившегося Антонио забирает Шихоин. Завтра она посадит его на самолёт до Италии. Он вернётся домой. И теперь весь Сейрейтей (очень быстро узнавший об очередной безумной выходке экстраординарной парочки) переживает за парня и красивую незнакомку из его воспоминаний. Ичиго устало опускается в кресло, сейчас бы не помешало выпить. После таких вот заданий, он начинает понимает потребность Гриммджоу в постоянных развлечениях и выпивке. Нельзя пропускать через себя чужие эмоции, так глубоко, отчаянно чувствовать и проникаться. Нельзя. Иногда Ичиго думает, что хотел бы относиться ко всему так же, как Гриммджоу, с лёгким налётом иронии и сарказма, несерьёзно, предвзято, поверхностно. Но Ичиго — светлый, он не может иначе. Да и Гриммджоу, быть может не ценит чужую жизнь, но как бы он не прятался за своей извечной маской невыносимого ублюдка, Ичиго кое-что про него знает. Кое-что очень важное… — Куда пойдём развлекаться? — спрашивает он, когда Гриммджоу подкрадывается сзади, легко сжимая его плечи, переползая пальцами на шею и поглаживая. Так хочется прикасаться. Больше. Сильнее. К коже. К крови. Жажда. Голод. — Неа, не пойдём, — хитро усмехается Гримм и склоняется к шее любовника, проводя языком по тонкой вене влажную полосу, — ты ведь не вернул костюмчик праведника, правда? Он был тебе так к лицу, — горячий, похотливый шёпот щекочет кожу и будоражит сознание, заставляя вспыхнуть щёки стыдливым румянцем, — хочу ещё поиграть в ангелов и демонов, — зубы прикусывают нежную кожу, обещая наслаждение и силу. — А ты? Конечно же Ичиго не может ответить отказом. Он хочет. Ещё как…