Город Грехов: Переворачиватели игрушек

(Время действия: настоящее. Та же ночь, что в прологе) (Играет Linkin Park – «Crowling») Я часто провожу вечера и ночи в этом баре. «1134». Неизвестно, откуда пошло название, но это место часто называют адом: если цифры перевернуть вверх ногами, то получится слово «hEII». Есть еще версия: 11.34 – это именно то время, которое показывали городские часы, когда первый и, пока что, последний, сенатор Города Грехов положил свою правую руку на первое издание Конституции и принес присягу. Мне нравится здесь бывать, это не самое плохое место во всем городе, и тут бывает уютно, особенно, если употреблять горячительные напитки. Но я, к сожалению, не пью, а это было бы преимуществом: я бы мог поговорить на задушевные темы с барменом. А так, мне приходится пялиться на Никиту из своего угла, сидя за крайним столиком, но я довольствуюсь и этим. Все посетители и завсегдатаи «1134» приходят сюда, чтобы напиться и посмотреть стриптиз, а я прихожу, чтобы лишний раз увидеть Алфавита. Без понятия, замечал ли он, что я слежу за ним, как гребаный сталкер, но общается он со мной вполне приветливо. Мы не то, что друзья, просто иногда здороваемся и перекидываемся парой фраз. Внимание барной публики приковано к подиуму с шестом для стриптиза. Я даже удивляюсь, чем этот белобрысый худощавый парень так заводит посетителей. Он выкрикивает какие-то несвязные фразы, что-то про сквирт и шампанское. Сильно подвыпившие посетители одобрительно свистят ему, а я наблюдаю за этим действом, меланхолично жуя свой бургер. Не знаю, возможно, этот парень объективно привлекателен, но явно не для меня, и музыки такой я не понимаю. Он выступает тут каждый вечер, по крайней мере, каждый вечер из тех вечеров, которые я тут просиживаю, затапливая свою депрессию кока-колой без каких-либо вредных для сознания добавок. Каждый раз выступление этого блонди сопровождается восторгами пьяных мужиков. Конечно, ведь этот парень, если и не похож на женщину, то на крайне смазливого гея похож уж точно. Он заканчивает свою мозговыносящую песню и обливает свой оголенный дистрофичный торс соком из бумажного пакета. Выглядит как нечто похожее на кровь, я щурю глаза и вижу надпись на упаковке, свидетельствующую о том, что это морс. Ну и придурок же. Я отворачиваюсь от сцены и снова смотрю на Никиту, мельтешащего за барной стойкой. Он сегодня какой-то дерганный совсем, а еще я замечаю пару свежих ссадин у него на щеке. Мне это не нравится, и я быстро запихиваю в рот остатки булки с котлетой, а затем направляюсь к стойке. Отличный повод поговорить: я все еще не теряю надежды перейти от уровня «просто здороваемся» к уровню «приятели». - Привет, Гена, - Алфавит дружелюбно улыбается. – Налить тебе что-нибудь? - Да нет, спасибо, я не пью же, - я ему говорил это раньше, но он, видимо, забыл. – Слушай, Алф, а ты что, подрался с кем? – я стараюсь говорить непринужденно, чтобы не выдать свои сталкерские наклонности. - Даа неет, - он как-то нервно передергивает плечами. – С другом поспорили просто немного. Я понимающе киваю, хотя все, что мне понятно, это то, что Никита просто не хочет говорить на эту тему. Так, ну и что дальше? Надо что-то сказать, чтобы поддержать разговор. - У меня тут смена заканчивается через 20 минут… Я знаю, что ты не пьешь, но все же… Не хочешь составить мне компанию по распитию вот этого? – он демонстрирует мне бутылку «Jack Daniel’s» , и я невольно припоминаю одного хорошо мне знакомого любителя этого алкоголя или бутылок из-под него. Я очень удивлен и, вместе с тем, рад, что Алфавит предложил это, поэтому соглашаюсь, вискарь так вискарь, я же понимаю, что алкоголь сближает. Через полчаса мы уже сидим у него дома. Он живет недалеко от бара, снимает небольшую квартиру на пятом этаже. Райончик так себе, конечно, хотя в Городе Грехов нет идеально спокойных районов. Алфавит решил приготовить нам стейк, и я, конечно же, забиваю на обещания самому себе не жрать по ночам. Я так понимаю, он хорошо готовит, и мне нравится за ним наблюдать. Попутно он рассказывает мне истории из своей жизни и забавные случаи на работе, про пьяные драки и прочие радости, которыми регулярно изобилирует ночная жизнь Города. Рассказывал бы это кто-то другой, возможно, я бы пропустил все мимо ушей, но мне нравится слышать голос Никиты, нравится с ним общаться. С ним очень легко. Но наше дружеское уединение прерывает звонок в дверь. Никита вскидывает на меня глаза, и я читаю в его взгляде тревогу. - Эй, открывай! – орут за дверью, выражая свое нетерпение стуком ноги об косяк. - Кто это? – я удивленно смотрю на Алфавита и замечаю, что он побледнел. - Гена, извини меня, тебе лучше уйти, я потом тебе объясню. Мне все это категорически не нравится. Я говорю, что не хочу лезть в его дела, и, конечно же, уйду, но сначала мне нужно отлить – кола дает о себе знать. Он кивает, и я удаляюсь в уборную. Пока я делаю свои дела, а затем тщательно мою руки антибактериальным мылом, входная дверь успевает с треском распахнуться – я слышу это отчетливо, так же, как и пистолетный выстрел. Блядь, что происходит? Я слышу голос Никиты, взволнованный, он что-то обещает отдать, слышен звук удара. Я уже собираюсь бежать на помощь как ебанутый Чип и Дейл, но слышу скрип половиц – кто-то идет в сортир. Я еле успеваю залезть в душевую кабинку и задернуть шторку, через просвет мне хорошо видно происходящее. Какой-то накачанный широкоплечий тип с бритой башкой и в ватно-марлевой повязке на физиономии примеряется к очку. Что это за фрик? Я слышу голоса, доносящиеся из кухни: Никита упрашивает дать ему отсрочку, а второй тип говорит, что все сроки вышли и счетчик мотает проценты. Так вот, в чем дело, какие-то утырки угрожают ему, требуя долг, это объясняет причину его нервного поведения, а меня он хотел выпроводить, чтобы я из-за него не попал в неприятности. Он не ожидал, что бандиты заявятся к нему в гости, да еще и не посчитаются со статьей о незаконном проникновении в частную собственность. Хм, ну что же, я избавлю Алфа от этой досадной проблемы. Пока фрик в повязке на морде возится, застегивая свою ширинку, я успеваю беззвучно подойти к нему со спины и приставить лезвие опасной бритвы к его горлу, надавливая, пуская гаденышу кровь. - Одно движение и будет больно, - говорю я спокойным, даже грустным голосом прямо ему на ухо. Он вздрагивает - не ожидал встретить здесь кого-то - но быстро берет себя в руки и цедит сквозь зубы что-то о том, что я совершаю серьезную ошибку, и у меня еще есть время слинять по-хорошему. Но я не особо вслушиваюсь, а только углубляю порез на его шее, наблюдая, как струйка крови затекает придурку за воротник. От него несет алкоголем, он явно сильно пьян. Я говорю в его ухо, как мне кажется, очень внятно о том, что ему не стоит доебываться до Никиты, а иначе я порежу его так, что его будет сложновато опознать. По его глазам в зеркале я вижу, что он боится меня, но терять лицо не хочет. - Ты совершаешь ошибку, - он неоригинально повторяется, мне скучно строить диалог дальше. - Это ты совершил ошибку, когда не спустил за собой воду, - с этими словами я хватаю его за шею сзади и окунаю головой в унитаз. Он бешено вырывается, в один момент мне кажется, что ему это удастся, но я все с большей силой давлю ему на шею, окуная поглубже, и делаю это до тех пор, пока его тело не обмякает, после чего выскакиваю в окно. Через пару секунд он приходит в себя, я могу это слышать, так как стою на карнизе за окном. Оказывается, лишний вес может существенно подпортить такие экстремально-геройские действия – маловато места, и карниз угрожающе скрипит. Сколько раз я обещал себе попрощаться с бургерами и заняться спортом? Я надеюсь, что незаконопослушный гражданин достаточно проникся тем, что я сказал, и сейчас свалит. Я слышу, как он отфыркивается от своей же собственной мочи, попутно выплевывая из своего поганого рта нецензурщину. Через минуту он орет второму типу, чтобы не задавал вопросов, и что они сваливают. - Никаких вопросов, ясно?! За мной! – слышу я. А еще через минуту могу наблюдать, как он почти бегом идет к припаркованной машине. За ним следует его приятель. Пьяный псих в бешенстве палит из своего револьвера в воздух. Конечно, детка, я тебя понимаю: никому не нравится плавать рожей в унитазе. Но в следующий раз он будет умнее, я надеюсь. - Рикки, ты здесь? – это Алф пришел узнать, что за хуйня происходит. – Рикки, что ты с ним сделал?? - голова Никиты высовывается в окно, он видит носки моих красных кед. – Что произошло, я спрашиваю тебя? Почему ты не ушел?! – он еще бледнее, чем раньше, под глазом светит фингал, губы немного разбиты, на них блестит кровь. - Ну, я просто объяснил ему, что не стоит бить моих друзей. Он понял и больше не будет, - я прячу сложенную опасную бритву в карман брюк. - Не будет? – глаза Алфа округляются. – Не будет, блядь? Блядь, Рикки, что ты наделал? Это мое дело, с этим так просто не разобраться! Это же Билли Миллиган, ебаны в рот,– я не особо проникаюсь этой речью, так как знаю таких типов, как этот Миллиган, они трусливые, как шакалы. Я ведь видел в глазах этого уебка священный страх перед смертью, я знаю, что делаю. И что это вообще за фрукт? Билли Миллиган - мне должно это о чем-то говорить? Вообще-то, мне кажется, я уже где-то видел его рожу, но какое это имеет значение. Я пожимаю плечами, глядя, как этот самый Билли делает еще несколько выстрелов в пустоту и, наконец, усаживается в машину. Он орет своему приятелю, чтобы тот рулил в Старый город, и что сегодня чудная ночь для развлечений. О черт, только не это. Я понимаю, что этот тип опасен так или иначе, и если он не совершил преступления здесь, то устроит его в Старом городе. Кажется, я облажался, отпуская ватно-марлевого знакомого Никиты просто так. Я не слушаю Алфавита, я говорю ему, что должен разобраться и спрыгиваю вниз, на траву – получается не так изящно, как хотелось бы – плюс 100 к мотивации пойти, наконец, в качалку. Придурки уже отъехали и мне надо успеть их догнать, я бегу к своей тачке, а Алф что-то орет мне вдогонку. Кажется что-то вроде «стоп», но я не слышу из-за пролетающего над нашими головами вертолета. Нет, Никита, я должен остановить этого ублюдка, извини, это для твоей и не только твоей безопасности. Я захлопываю дверцу, давлю на педаль, поворачиваю ключ, и тачка срывается с места. Я следую за этими двумя на некотором расстоянии, чтобы оставаться незамеченным до поры до времени. Старый город - это обособленная территория, принадлежащая банде, именующей себя «грехами». Я знаком с ними не понаслышке: один из этой компании – мой старый знакомый, тот самый любитель хлебать вискарь из горла. Он называет себя Син, но утверждает, что его имя вовсе не переводится как «грех» с английского, а обозначает что-то другое, но его все равно называют грехом, собственно, название банды пошло оттуда же. И если сейчас эти пьяные мудаки заявятся в Старый город, то кровопролития не избежать. Поэтому я просто обязан остановить их. Миллиган высунул свою голову в окно и что-то орет, размахивая бутылкой. Судя по завыванию сирены позади нас, он привлек внимание патрульной машины. Копы уже обогнали меня и стали теснить тачку этих двоих к обочине, но дуракам везет: начался квартал Старого города. За этой чертой закон олицетворяет мафия, и полиция туда не суется, поэтому патруль плавно разворачивается и уезжает, а Билли и его друг, сбавив скорость, беспрепятственно въезжают на опасную территорию. Я оставляю машину в переулке, и дальше иду пешком, прячась за углами домов. Может быть, все еще обойдется. Я вижу, как щуплый парень идет по противоположной стороне тротуара. Он ковыряется в своем телефоне и, вроде как, игнорирует машину, следующую на медленном ходу рядом с ним. Я знаю его, это Олег Савченко по прозвищу ЛСП. Одному богу известно, как переводится эта аббревиатура, поговаривают, что один из вариантов – это «Lil’Stupid Pig», также есть предположения про силовое преимущество луча над пулей, хотя первый вариант кажется мне более удачным. Олег продолжает делать вид, что он просто прогуливается вечерком по аллее городского парка, но Билли, очевидно, не собирается ему в этом помогать, создавая нужную атмосферу тишины. - Эй, педик! - орет он, высовываясь из окна тачки почти наполовину. – Залазь к нам, прокатимся. - От педика слышу, - наконец реагирует ЛСП, отрываясь от экрана своего гаджета.– Что это за намордник у тебя на роже? Ты заразный что ли? Билли явно не устраивает такой ответ, а меня не устраивает происходящее, я напрягаюсь, готовый в любую минуту выйти из своего укрытия, даже ствол из кобуры достаю. - Стой. Мы следим за ними, так что расслабься, Рикки Ф, - эти слова сопровождает щелчок предохранителя за моей спиной и ироничный смешок. – Отдыхай. Это Син. Я скептично закатываю глаза и разворачиваюсь к нему. Он держит автомат, дуло направлено на меня, и я хмыкаю. Любит он такие штуки, но на меня они не действуют, хотя спорить с ним действительно бесполезно. В Старом городе царят законы их банды. Они тут и присяжные, и палачи, а я лишь гость-наблюдатель. Син видит, что я не протестую, позволяет автомату свободно повиснуть на плече и берет стоящую на асфальте бутылку виски. Говорю же, любит он его очень, хотя иногда Син наливает туда просто чай и пьет его, а все думают, что это алкоголь. Уж не знаю, чем там наполнена бутылка на этот раз, но он даже не морщится. - Ну как там твой бородатый приятель из «1134»? Бармен, кажется? – говорит он вроде как насмешливо, но при этом прожигая меня своими жутковатыми глазищами. - Даня, не время сейчас, - я снова слежу за происходящим на дороге, не хочу сейчас что-то объяснять ему. - Ого-о, я вижу мы не в настроении? – я слышу, как он хлебает свой чай или что там у него, но не оборачиваюсь. – Знаешь, в чем твоя проблема, Фарафонов? Ты слишком много беспокоишься, особенно за других. А еще в мужиках не разбираешься. Раньше было получше. - Я же сказал, не время! – я начинаю выходить из себя, этот придурок может выбесить меня с пол оборота, поражаюсь, как ему это удается каждый раз. - Хорошо-хорошо, - я слышу этот снисходительный тон, и мне ужасно хочется уебать ему по зубам, но я занят наблюдением за передвижениями Олега и чуваков в машине. – Ну, а эти клоуны, я так понимаю, друзья твоего бородатого Азбуки или как там его? - Алфавит, - машинально поправляю я, не придавая значения тупой иронии Сина. – Ну да, я поэтому и приехал, что хочу помочь, эти психи реально опасны сейчас. - Хочешь нас защитить? – я слышу, как Син давится своим пойлом и тихо хихикает мне в спину. – Нас, бедных мальчиков? Ты можешь не беспокоиться, мы все тут в большей безопасности, чем даже Перфоратор в своей резиденции. Если эти козлы сделают что-то не то, мы их быстро успокоим. Тимур их успокоит, - он кладет свою холодную костлявую руку мне на плечо и тычет бутылкой куда-то вверх. Я поднимаю взгляд и вижу там, на крыше здания, худую фигуру, отсюда кажущуюся совсем маленькой. Смертоносный Тимур. Звезда Давида, как его еще любят здесь называть. Он прогуливается по краю крыши, закинув катану на плечо. Отсюда не видно его лица, но я знаю, что на нем всегда одно и то же выражение спокойной отстраненности и, в то же время, предельной сосредоточенности, это сочетание никогда не разбавляется какими-то эмоциями, по крайней мере, я ни разу не видел. - Я вижу тебе нравится испытывать мое терпение, очкастая дрянь, - тем временем увлекательный и взрывоопасный диалог между Билли Миллиганом и Олегом набирает обороты. - Мой тебе совет, ниндзя, по-братски, разворачивайте тачку и валите отсюда, пока еще можно, - ЛСП снова утыкает в экран своего 6s. - Садись в машину, пидор, по-хорошему, - Билли недобро скалится, я даже отсюда ощущаю, что он на грани. - У тебя все равно на меня не встанет, и не потому, что я гей, а ты типа «натурал», а потому что ты пьяная свинья, которой надо проспаться, - ЛСП говорит это, мило улыбаясь неосознанному суициднику. - Ты слышал, Стим, хипстер сказал, что у тебя не встанет, - говорит приятель Билли, ведущий машину. - Заткнись, Мэддисон! – рявкает он и снова обращается к Олегу. – Садись в машину, я покажу тебе кое-что большое, твоей разорванной заднице понравится. - Что-то большое? – ЛСП продолжает давить иронично-уничижительную лыбу. – Я видел все размеры, не удивишь. - А такой видел? – Стим наводит ствол револьвера на Олежкино миловидное лицо. - Вот черт, ты зря это сделал, ниндзя. Теперь уже ничего нельзя изменить, - на лице ЛСП отражается искреннее сожаление. В следующую секунду Стим, он же Билли, орет во всю глотку, а все потому, что в его запястье, держащее ствол, впивается сюрикен в форме гексаграммы с чрезвычайно острыми концами. Из его руки льется кровища, а револьвер падает на землю. - Блядь! – орет Стим и вываливается из салона машины, падает на тротуар, выдергивая из себя сюрикен, отчего кровь начинает хлестать еще сильнее. – Блядь-блядь -блядь, суки! – без понятия, к кому именно он обращается, но в красноречии ему бы стоило потренироваться. Смертоносный Тимур прыгает со здания прямо на крышу машины, пробивая сталь кузова очень острой катаной – ее конец чуть ли не отрезает нос приятеля Стима, которого тот назвал Мэддисоном, кажется. Он истерично орет и давит педаль, разворачивая машину, мчится на всей скорости к воротам, ведущим прочь из Старого города. Тимур почему-то дает ему уйти и ловко спрыгивает на ходу с крыши машины. Ну да, даже один лишний труп нам ни к чему, пусть едет себе и радуется, что сохранил свою шкуру в, казалось бы, бесперспективной ситуации. Тем временем Билли уже подобрал свой револьвер и сжимает рукоятку здоровой рукой, ствол ходит ходуном в его дрожащих от страха и перепоя пальцах. Тимур неспешно приближается к нему, поигрывая своей катаной. - Стоять! Я тебе голову снесу сейчас, мелкая тварь, - Стим прицеливается, а Тимур совершает настолько быстрый и почти неуловимый жест, загоняя в дуло пистолета Билли какую-то железяку, которая входит туда как по маслу, что он, пытаясь сфокусировать свой расползающийся взгляд на мишени, даже не видит этого. - Эй, Билли, не стреляй, - я выхожу из своего укрытия, мне не хочется кровопролития сегодня, не смотря на поганое поведение этого уебка, мне кажется, что он итак уже кое-что понял. - И ты здесь? – Стим шатается, утирая пот со лба раненной рукой, оставляя разводы на своем лице, марлевая повязка сползла наполовину, зачем он ее носит вообще? – Назад, блядь! – он наводит на меня револьвер, и я понимаю, что ошибся на счет уровня нашего взаимопонимания. - Не стреляй, у тебя дуло забито, - делаю я последнюю попытку, особо не надеясь на успех. Так и получается, он нажимает курок, а затем происходит впечатляющий разрыв ствола: отлетающий затвор влетает ему прямо в лоб, между глаз, прошивая кость насквозь. Он оседает на землю, лепеча что-то про то, что ничего не видит и не слышит – еще бы, с железякой в башке это не удивительно. - Ради бога, прикончи его, Тимур. Только быстрее, - Син тоже выходит из подворотни, где мы стояли недавно, допивая остатки коричневой жидкости из своей любимой бутылки. Смертоносный Тимур не заставляет нас ждать. Но он не совсем отрубает Стиму голову, он просто делает ему еще один рот, только на шее. Теперь уже крови многовато. *** Я обшариваю его карманы - мало ли что там может быть - и нахожу кошелек с многочисленными карточками, перебираю их зачем-то: бонусная карта «Пятерочки», кредитная карта «Ашана», дисконтные карты нескольких известных магазинов спортивной одежды и обуви, фотка какой-то бабы, чьи-то визитки, 300 баксов. Последние я отправляю к себе в карман, копу они уже не понадобятся. Мне не жалко этого Миллигана, ведь он сам, с упорством долбоеба, искал смерти, да и Алф обрадуется, узнав, что его бандитский кредитор отправился в страну, где никакие скидочные карточки не действуют. Нет человека - нет проблемы, замечательная поговорка. Но то, что я обнаруживаю в кармане Стима в следующую минуту, заставляет меня переосмыслить ценность данного высказывания: полицейский жетон. У меня трясутся руки, все-таки я неврастеник. «Никита Сергеевич Легостев – детектив-лейтенант ФБР, отдел по борьбе с наркотиками». Так вот, почему его лицо показалось мне смутно знакомым. В прошлом году он был награжден орденом за особые заслуги, об этом писали все газеты, и одну из таких газет я, как раз, читал тогда, сидя в сортире Бургер Кинга. Помню, еще посмеялся с этой иронии, что явный наркоман награжден орденом за успешную борьбу с наркотой. Теперь ясно, что пытался донести до моего слуха Никита: он кричал вовсе не слово «стоп», он кричал - «он - коп». Ебать! Син видит по моей побледневшей физиономии, что что-то не так, и подходит ко мне. - Даня, мы убили копа, - я демонстрирую ему полицеский жетон, и теперь кожные покровы побледнели не только у меня. – Даже не просто копа, а героя. Это конец. Многие годы в Городе Грехов сохранялось вполне устойчивое равновесие между преступным миром и представителями власти, это же касалось и Старого города. Банда «грехов» имела возможность сама строить принципы власти на своей территории, никто не вмешивался в их дела. Такие были правила: полиция сюда не сует нос даже на миллиметр, а банда Сина не пускает в Город сутенеров и мафию. Еще одним бонусом для полиции было то, что они могли получать свою долю прибыли и безлимитный абонемент на разные развлечения, вроде шлюх и наркоты. Но сейчас мы собственноручно нарушили главное правило игры, тем самым перевернув ее с ног на голову: если кто-то узнает, что Стим был убит здесь, то улицы Старого города станут красными от крови. - Он коп?! – ЛСП заглядывает через мое плечо, читая то, что написано на полицеском жетоне. – Что теперь делать?! Будет война! - Заткнись, Олег, - Син раздраженно обрывает его, с сожалением глядя на пустую бутылку «Дэниелса», видимо, жалеет, что не налил туда вискаря вместо чая: сейчас бы было поспокойнее с нервишками. – У нас есть оружие, мы не проиграем, будем защищаться. - Блядь, Даня, что за бред? – я вмешиваюсь в разговор, ощущая, как меня потряхивает от нервов – плохой знак. – Нужна машина, я отвезу труп и спрячу его. - А как же патруль, что ехал за ним? – Син прошивает меня крайне недобрым взглядом. – Они поймут, что концы теряются в Старом городе, и будут искать его труп. Куда ты собрался его прятать?! - Не надо истерить, лучше пойди завари себе еще чая, - я прячу жетон Стима в нагрудный карман рубашки и вытираю взмокшие ладони о джинсы. – Я отправлю его в болото – там точно никто не найдет. - Я что-то не понял, какого Децла ты мне тут указываешь, как и что делать?! – Син отшвыривает свою бутылку в сторону, и она разбивается с ужасным звоном, бьющим по итак натянутым нервам. – Ты пришел сюда, получил от нас, что хотел, получит от МЕНЯ, что хотел, а затем смылся развлекаться к своему бородатому шейкеру! А сейчас снова появился и пытаешься что-то контролировать! Я тебе предлагаю просто съебаться отсюда, Гена!! – Син наводит на меня дуло автомата, снова, как же заебал. Я вижу боковым зрением, что Смертоносный Тимур бесшумно заходит мне за спину: одно слово Сина, и я буду валяться с перерезанным горлом, как и наш неугомонный герой-полицейский. - За дорогами не будут следить, - я устало тру переносицу. – Поэтому дайте мне, блядь, машину и не будем терять время! И убери уже свою пушку, мудак! – я врезаю кулак Сину в скулу – не сильно, но синяк будет, а следующим движением отправляю его автомат полежать на земле. - Сволочь! – орет он в бешенстве, держась за щеку, но останавливает жестом членов банды, уже нацеливших на меня дула своих огнестрельных оружий. – Я забыл о твоей реакции. Наши взгляды пересекаются, и мне кажется, что его глаза вот-вот загорятся, или же я сам вспыхну от этого бешеного блеска. В следующую секунду он впивается мне в губы – и правда пиранья. Я обнимаю его за талию, и мы целуемся несколько секунд, под офигевшие лица собравшихся – мало кто из них знает, что нас связывает что-то большее, чем приятельские отношения. Я отстраняю от себя Сина, так как он, кажется, готов простоять так всю ночь, и даю распоряжения касательно машины и дальнейших действий. ЛСП отпрашивается домой, ссылаясь на то, что с него сегодня хватит крови и ему хочется к Роме. Син отпускает его, предупреждая, что о произошедшем ни с кем не стоит говорить, лучше всего вообще притвориться глухонемым на несколько дней. Олег кивает и уходит, а я иду следом за ним, так как ужасно хочу отлить – столько переживаний, ещё бы. В процессе этого действия, я замечаю, что ЛСП направляется к телефонной будке, игнорируя просьбу Сина «не говорить ни слова», но его можно понять – он хочет услышать голос Ромы. Я бы тоже сейчас позвонил Никите, если бы не поджимающее время, требующее принятия активных мер. Машину они мне находят, правда, в ужасающем состоянии. Багажник не закрывается и приходится усадить Стима на переднее пассажирское сидение. Я бы взял свою тачку, но нельзя светить ее и пачкать салон кровью, особенно кровью копа, которого убили твои друзья. Ну все, теперь, если патруль нас остановит и увидит долбанного Билли Миллигана – мне конец, нам всем конец. В этот момент я очень сожалею о том, что не пью, не курю и не употребляю вещества, да даже валерьянка сейчас была бы кстати. У меня трясутся руки, пальцы скользят по рулю, и вся спина мокрая, но я стараюсь держаться, внимательно следя за дорогой. Мне приходит мысль, что у сотрудника отдела по борьбе с наркотиками явно должна заваляться трава. Так и есть – я нашариваю в нагрудном кармане Стима косяк и тут же его раскуриваю. Не знаю, поможет ли это хоть немного. Колымага скрипит всеми составными частями: ненормальный любитель чая подсунул мне какое-то корыто, дай бог доехать до пункта назначения, и я стану верующим, клянусь, а Сина урою нафиг. - Ну как тебе трава, приятель? – я подпрыгиваю на сидении, и в ужасе поворачиваю голову в сторону рядом сидящего трупа – он не шевелится, все так же прилично сидит, свесив пробитую голову себе на грудь. У меня что галлюцинации? - Конечно у тебя галлюцинации, ведь ты нервный психопат, да еще и обкурился, - я не вижу, открывается ли его рот при этих словах, так как половину его лица, по-прежнему, скрывает повязка. Я мотаю головой из стороны в сторону, пытаясь таким образом прогнать шизофреничные слуховые галлюцинации. - Заткнись, Стим, мне это только кажется. Ты сдох. - Ты прав, - у него в горле что-то тошнотворно булькает. – Однако, это не отменяет того факта, что ты сам не в порядке. Вот и закурил уже. Тебе бы полечиться. А знаешь, что страшно? То, что никому никогда не удается бросить курить: курильщик обязательно закурит снова, когда у него плохи дела. А у тебя они плохи! – из его глотки раздается хриплый смех, машина подпрыгивает на неровности, Стим валится мне не плечо, а я в ужасе отпихиваю его от себя, от чего его голова откидывается назад на спинку сидения, широко открывая кровавый рот на его горле. - Заткнись! Заткнись, гребанный псих!! – мне кажется, меня сейчас вытошнит прямо на мои дрожащие колени. Я кручу колесико автомагнитолы, хочу словить какую-нибудь радиостанцию, чтобы заглушить Стима, если он решит еще что-то сказать. «Ладно, пора мне. Да и ты уже спешишь, вижу Хотя память итак не даст подпустить тебя ближе. Рано или поздно зарубцуются раны от лжи. А тебе ведь с этим жить.» Да что ж такое сегодня? Это же его голос, его песня, я знаю ее, было время, когда она звучала из каждого чайника. Я в бешенстве пытаюсь переключить станцию, но песня не замолкает. «Ты мой дождь непрошенный, девочка из прошлого Мне не говори: "Прости" (Не говори: "Прости")» Я бью кулаком по магнитоле, и только тогда музыка прекращается, меня трясет уже очень ощутимо. Мой взгляд падает на приборную панель: бензин вот-вот закончится. Я точно убью Сина. Если вернусь, конечно. - Видишь, что твои «грехи» сделали? Они знали, как все подстроить, да? Ты не доберешься до этого болота, неудачник, – в виде трупа Стим еще больше раздражающий, чем когда был более живым. - Я доберусь! – у меня стойкое ощущение, что я схожу с ума: а в каких еще случаях разговаривают с покойниками? - Но только, если будешь смотреть на дорогу! Берегись!- выкрикивает Стим. Мои глаза округляются, я выворачиваю руль вправо, чудом избегая столкновение со встречной фурой, и тут же слышу вой полицеской сирены позади – в зеркале отражается силуэт патрульного-мотоциклиста. – Тебе крышка, sad boy, - булькает Стим, а я не могу ему ответить, потому что полицеский на мотоцикле поравнялся с нашей машиной и требует остановиться. Отлично, прекрасная ночь сегодня. Я нащупываю рукоятку пистолета и резко останавливаю машину у обочины, от чего Стим падает головой вперед, с силой ударяясь о приборную панель, загоняя железяку еще глубже в свою безмозглую голову. Полицейский деликатно стучит в окошко, и я опускаю стекло вниз. Похоже, что игрушки закончились. - Патрульная служба, инспектор ХХОС, - представляется он и светит своим фонариком прямо мне в рожу, а заодно и в рожу Билли Миллигана. – Ого, ваш приятель сильно набрался, я смотрю. - Я просто наемный водитель, - я сверлю этого ХХОСа ужасно мрачным взглядом, давая понять, что не намерен обсуждать степень опьянения моего попутчика. В любую минуту я готов выпустить пулю инспектору в лоб – нет другого выхода, трупом больше, трупом меньше – уже не суть. - У вас разбита задняя фара, - он явно не понимает причины моей мрачности и пожимает плечами, его рация трещит, сообщая о каком-то происшествии, куда срочно надо выехать. – Исправьте. На первый раз прощаю. С этими словами он садится на свой мотоцикл и уезжает: ну хоть в чем-то же должно было повезти. Машина глохнет примерно за 500 метров, не доезжая до болота. Я толкаю ее из последних сил, скуренная трава не только не помогает, но и мешает. Я крою Сина матом вслух, чтобы взбодриться. Слава всем мертвым рэперам, что Билли Миллиган заткнулся, или, по крайней мере, мне не слышно, болтает ли он что-то. *** (Тем временем в Старом городе) У Дани Коробова не то, что бы были какие-то проблемы с нервами, но сейчас ему, определенно, нужно было успокоиться. На этом небольшом островке Города Грехов – он за главного, и он же должен отвечать за своих людей в случае опасности. Но Даня казался отчаянным и крутым только с виду, на самом же деле, он боялся едва ли не больше Галата и ЛСП, а, главное, он совсем не знал, что делать дальше. Ведь, если в Старом городе будет резня с полицией, то его банда уже заочно проиграла. Если копы узнают о причастности «грехов» к убийству Билли Миллигана, то можно сразу вскрываться – шансов победить в схватке, на самом деле, ноль. Рикки же был реалистом, Рикки предлагал рабочие решения, именно поэтому Даня и сохранял остатки самообладания – была еще надежда, что все обойдется. Об этой сомневающейся и слабой части личности Сина знали немногие, вернее сказать, не знал никто, кроме Гены Фарафонова. А Гена, в свою очередь, не знал, какое огромное значение играет в жизни Сина. Даня аккуратно заливает свежезаваренный чай в квадратную бутылку из-под «Джека Дениелса», руки почти не трясутся. Он и сам не знает, когда в его привычку вошло пить не из чашки, но ему почему-то нравилась эта личная фишка. Раньше все были уверены, что Син заливается вискарем по самое «не хочу» и имеет потрясающую способность не пьянеть, но маленький секрет раскрылся, когда, однажды, после бурной ссоры, Рикки вылил содержимое бутылки ему на голову. Затем они целовались и Фарафонов понял, что Син весь в заварке, а вовсе не в виски. Рикки был виноват и еще в одном – именно из-за него к Дане приклеилось прозвище Грех. Рикки любил шутить про отпущение и опущение грехов, когда они трахались. Но, на самом деле, слово «СИН» было аббревиатурой – «сигнал из низов». Но именоваться Грехом тоже неплохо, конечно, особенно, когда ты имеешь возможность пафосно разгуливать по своим владениям с автоматом наперевес, контролируя территорию. Син завинчивает пробку на бутылке, обхватывает теплое, почти горячее стекло ладонями, пытаясь согреться. Как же сейчас не хватает Рикки рядом. Только бы у него все получилось. - Ну привет, шлюха, - жесткое дуло утыкается в короткостриженный затылок Сина. – Сиди и не дергайся. Нам все известно. Есть предложение поговорить и договориться. Как ты на это смотришь? – эти слова произносит высокий широкоплечий мужчина, на его голове – кепка-восьмиклинка, делающая его похожим на гопника или же на винтажный образ вора в законе. - А у меня разве есть выбор? – Син только хмыкает, уставившись на бутылку в своих руках, будто упражняясь в телекинезе. - Выбор есть всегда, ну или почти всегда. Тут повсюду мои люди, надеюсь, тебе ясно, что дергаться не стоит? - мужик обходит стол, усаживается напротив Сина и кладет ствол и какую-то бумажную упаковку на поверхность перед собой. – Есть вариант, который устроит всех: вы отдаете нам Старый город, добровольно и без выебонов, взамен получаете возможность пожить в этом мире еще немного. Твой приятель уже кормит крокодилов, а мои наемники возвращаются сюда с трупом Миллигана. Ты же понимаешь, что будет, если он окажется в руках копов? Син понимает, еще как понимает. Он смотрит отстраненно на то, как мужик открывает принесенный пакет, берет оттуда щепотку белого порошка, сует пальцы в рот и облизывает их, причмокивая. - Какао белого цвета, самое лучшее в Городе Грехов, - комментирует мужик, видя недоуменный взгляд Дани. - Тебе и твоим парням сделаю бесплатную дегустацию, если согласишься на сделку. - Серега, а что прикажешь делать с этим? - в комнату вваливаются два мужика в камуфляже и с автоматами, один из них держит за волосы белого как сметана ЛСП, линза в черной оправе его очков треснула. - Он нам помог, поэтому ему полагается награда – быстрая смерть. Хочешь какао? – Серега протягивает пачку в предлагающем жесте трясущемуся от ужаса Олегу. – Ну не хочешь как хочешь. - Не надо, не убивайте меня, пожалуйста! Я же вам помог, я же рассказал вам все! Вы обещали не убивать меня и Рому,– у ЛСП прорезался голос, но все это звучит крайне неубедительно. - Ах ты тварь, - шипит Син. – Ты продался, гнида ты паршивая! Мы могли защитить и тебя и Рому, и кого угодно, но ты выбрал продаться, шкура, - с этими словами Син хватает бутылку и наносит ЛСП точный удар по голове, после чего верзила его сразу же скручивает. - Я вижу, что ты не хочешь цивилизованного диалога, - хмыкнул Серега, продолжая поедать «какао» из своего пакета. – Все равно твой ебарь уже отдыхает где-то на дне. У тебя и у банды твоих недоносков есть только один выход, если не хочешь, чтобы улицы этого квартала были помыты вашей свежей кровью. - У тебя ничего не выйдет! Ничего! Рикки найдет выход, он всегда его находит! – орет Син, истерика подступила слишком близко – даже допускать призрачную мысль о том, что Гена мертв, равносильно харакири. *** Я явно похудел, как минимум, на килограмм, и, заодно, пополнил свой словарный запас новыми изобретенными ругательствами, пока толкал в горку эту железяку. Все, завязываю с Бургер Кингом и прочей вредной химией, записываюсь на фитнес и вообще начинаю новую жизнь. Вот только бы еще выбраться из этой жопы. Мои мысли прерывает пуля, угодившая прямо в грудь, я падаю лицом на землю и предполагаю, что теперь умираю наверняка. Но я все еще почему-то слышу голоса. - Это же просто прекрасный город. Город Грехов, город возможностей, прекрасные условия для жизни. Где еще можно так заработать? - Это уж точно. Заработаем побольше, чем на подрывах аэропортов. Наемники. Они приближаются к тачке, где по-прежнему сидит Билли Миллиган, дожидаясь глубокого погружения в болото. По звукам шагов я понимаю, что их двое или трое, и они остановились у машины. - Ого, ничего себе, они его уделали, - присвистнул один. – Но мы же не потащим целый труп. Серега сказал, что можно отпилить башку, так удобнее, тем более, за нас уже почти это сделали, - что-то забулькало, видимо шея Миллигана, а меня снова затошнило. - Ну вот отлично, клади ее в мешок. - Смотри, что это? Жетон того полицеского?? Блядь, здесь пуля застряла! Я молниеносно перекатываюсь на спину и стреляю одному из наемников прямо в лоб: он валится, как подкошенный. Второй быстро ориентируется и палит в меня из своего ствола, но я быстрее - пули прошивают сначала его грудь, а потом череп. Происходящее становится все интереснее. Я подхожу к одному из подстреленных наемников и вытаскиваю из его мертвой хватки мешок с головой Миллигана. Сейчас к чертям отправлю это все в болото, включая бесполезную четырехколесную штуковину. - Брось ствол, положи мешок на землю и подними руки, - слышу я за спиной спокойный голос. Да когда ж это закончится?! Я не знаю, что там еще за хрен подкрался незаметно, но чувствую, что точно начну пить, если эта ночь закончится положительно для меня, в чем я очень сильно сомневаюсь. Я делаю, как он сказал и, следуя новому приказу, прохожу десять шагов вперед. - Можешь повернуться, - я поворачиваюсь, мое лицо, как никогда, выражает крайнюю меланхолию, но когда я вижу, кто держит меня под прицелом, мои брови удивленно ползут вверх. Это тот самый Мэддисон, друг ныне покойного Стима. Он уже подобрал с земли и мой ствол, и мешок с головой своего приятеля. - В этом мешке мое повышение, - объясняет он зачем-то. – Ты мне очень помог, парень, ну а теперь, мне нужно спешить, - я понимаю, что он сейчас всадит в меня пулю и его рука даже не дрогнет, и закрываю глаза. Я не смог спасти ни банду «грехов», ни Сина. Это самая ужасная смерть – стать мертвяком, не закончив важное дело, не выполнив обещание, но я чертовски устал. Не понимаю, почему этот Мэддисон медлит. Я открываю один глаз и замечаю, что композиция немного изменилась. За спиной Мэддисона стоит Смертоносный Тимур. Моя спасительная Звезда Давида, боже, никогда я не был так счастлив видеть этого, дохлого на вид, парня. Очевидно, он всадил в спину дружка Стима лезвие ножа, потому что Мэдиссон выронил свой пистолет, а на его лице застыла характерная гримаса боли и удивления. Смертоносный Тимур умеет убивать безболезненно – ты ничего не почувствуешь, если он не захочет. Тимур прокручивает лезвие. Мэддисон чувствует. *** Серега присаживается на капот черного бумера и поправляет козырек своей восьмиклинки. Он все еще держит в руках пачку с белым какао, периодически нюхая его. Как следствие этого, все происходящее его вполне удовлетворяет, и он, более чем, уверен, что все идет по плану. С минуты на минуту он ждет возвращения наемников с трофеем в виде головы Никиты Легостева, а еще через какой-нибудь час Грех отдаст ему Старый город в обмен на свою и чужие жизни. А затем можно будет разукрасить улицы этого квартала свежей кровью: весело и практично – два в одном. Очередная затяжка белым порошком еще больше укрепляет правильность этих мыслей, но уютную атмосферу разбивает «звезда Давида», воткнувшаяся в черный бок капота одним из своих шести острых концов, буквально в миллиметре от Серегиной ноги. Серега в лице не меняется, но половину какао все равно рассыпает на землю от неожиданности. Он замечает, что к одной из металлических граней гексаграммы привязана записка. « Голова копа в обмен на Сина. Сейчас. У главных ворот» - написано в ней, и Серега снова уверяется, что все идет, хоть и не совсем так, но в нужном направлении. Похоже, наемники не справились со своей задачей, и Рикки остался жив, но что с того, когда у Сереги есть свои козыри и пол пакета белого какао? *** Вместе с Тимуром мы отправили большую часть Билли Миллигана в болото, вместе с бесполезным транспортным средством – я, в который раз, мысленно желаю Сину подавиться его чаем. Оказывается, Смертоносный Тимур видел, как на территорию внезапно въехал черный бумер с неким Серегой за рулем и еще парочка машин, набитых вооруженными головорезами, а затем наблюдал, как они обезвредили всю банду, и, в том числе, Сина. Поэтому Тимур отправился вслед за мной, и теперь нам нужно было решить, какой из планов действий поможет спасти задницу Греха и всех остальных. Меньше, чем через час мы возвращаемся в Старый город. Тимур отправляет Сереге лаконичное послание, а я уже ожидаю встречи в назначенном месте с головой Стима в мешке – скорее бы от него избавиться, он мне надоел до скрежета зубов за сегодняшнюю ночь. Они не заставляют себя ждать. Люди в камуфляже и с оружием, двое из них волокут побледневшего, растерявшего свой пафос Сина (непривычно его видеть без бутылки «Джека Дениелса») и облитого чем-то ЛСП, на его волосах запекшаяся кровь. Я достаю голову Стима из мешка, держу ее за ухо (так как волос, чтобы за них можно было ухватиться, на черепе нету), чтобы показать товар лицом, так сказать. Чтобы победить, нужно правильно выбрать место для игры. Я стою на возвышении из пустых ящиков и ощущаю себя героем какого-то вестерна. - Давай сюда голову, - говорит мужик, стоящий в центре, очевидно, тот самый Серега, он что-то жрет из бумажного пакета. - Сначала отдайте Сина, - спокойно говорю я. И через несколько секунд Даня уже стоит рядом со мной, а я метко швыряю им голову виновника сегодняшнего веселья. - Стойте, тут что-то не так! – ЛСП пытается вырваться. – Посмотрите, у него изолентой рот замотан. А была ватно-марлевая повязка! Хорошая попытка, Олежик, но уже слишком поздно. Серега поймал башку Стима, а я нажимаю на красную кнопку детонатора. Голова разлетается на части, и всю непрошенную компанию отбрасывает взрывной волной. Вот и все, сейчас начнется бойня. Исход неизвестен, но Тимур уже освободил членов банды: я вижу часть из них, стоящих с оружием наперевес на крышах зданий, окружающих нас. - Я думал, что больше тебя не увижу, - говорит Син, слегка сжимая мою руку в своих холодных пальцах. - Я тоже так думал, но, наверное, я обречен видеть твою рожу снова и снова, - он улыбается моим не слишком приветливым словам. Начинает накрапывать дождь. Дальше разворачивается жесткая перестрелка. Кто в кого палит – сложно разобрать. Главное, успевать уворачиваться от пуль и попадать по людям в камуфляже. Дождь быстро перерастает в ливень, отчего видимость ухудшается. Наверное, это самая ужасная ночь за всю мою жизнь, не представляю, может ли быть еще хуже. Да, сегодня реки крови, вперемешку с дождевой водой, все-таки текут по улицам Старого города – резни избежать не удалось. Не знаю, сколько длится это безумие, но нам удается выиграть общими усилиями, хотя я и сам не верю в это, когда вижу, как черный бумер мчится на полной скорости за ворота Старого города – этот Серега явно везучий. Я оглядываюсь по сторонам, тут и там валяются тела, преимущественно людей Сереги, а не Сина. Я любезно добиваю парочку тяжелораненых, а затем ищу глазами Даню, чтобы сказать ему, что этот кошмар закончился. Дождь не прекращается, и мне сложно различать очертания людей. Наконец, я замечаю его тощую фигуру возле фонаря и бегу к нему навстречу. - Гена, - он кидается мне на шею, как же я не люблю такой сентиментальщины. – У нас получилось, мы выиграли! – его глаза светятся в полутьме улицы, и я машинально обнимаю его, прижимая к своей груди. – Только вот крови избежать не удалось. - Видишь, ты был прав: так или иначе, нам пришлось вступить в противостояние, но хорошо, что все хорошо закончилось, - я провожу ладонью по его спине, наша одежда насквозь мокрая и мне почему-то ужасно хочется заняться с Даней сексом прямо здесь, среди воды и крови. Я целую его в висок, все же я рад, что эта бойня не стала последним моментом, когда мы можем видеть друг друга, как бы Даня меня, порой, не раздражал. (Играет трек Crystal Castles – «Affection») Я тянусь к губам Сина, но он странно всхлипывает и дергается в моих объятьях. Что за черт? Его глаза на мгновение становятся шире, а затем я понимаю, что произошло. Недобитый мудак выстрелил Дане в спину. Я машинально делаю несколько выстрелов, которые обездвиживают вражеское тело теперь уже навсегда, а другой рукой удерживаю обмякшего, словно превратившегося в тряпичную куклу, Даню. Я опускаюсь на землю, продолжая сжимать его в объятьях. Он смотрит на меня своими странными глазами, даже сейчас они выглядят так, как будто там, за их радужкой, горит по мини-костру. Я глажу Даню по лицу, провожу пальцами по синяку на скуле, который поставил ему несколькими часами ранее, и мне кажется, что по моей собственной физиономии стекают не только дождевые струи, но и слезы – не могу сказать точно. - Ты меня любишь? – он спрашивает это впервые с тех пор, как мы познакомились, и я проклинаю его за этот вопрос, у меня внутри что-то рвется. - Я всегда тебя любил, Даня, - говорю я, глядя, как быстро расплывается красное пятно на его груди. – Всегда. «Ты мой грех», - хочу добавить я, но молчу, глотая дождевую воду. Она соленая. - Всегда и никогда, - отвечает он, улыбаясь еле заметно. Его лицо так и застывает с этой улыбкой на губах. В его глазах гаснет пожар, нет больше огня, они просто стекленеют. Вот так вот все просто. Кажется, я думал, что эта ночь не может стать еще хуже. Я ошибался. Небо не может ответить, кем же мне себя считать теперь: выигравшим или проигравшим? Оно только льет свою воду, и я жалею, что не могу захлебнуться в ней.