Байки о Черепахах

      — А спорим, в следующей серии она его все-таки грохнет? — Микеланджело потянулся к лежащему рядом на полу на матрасе Леонардо и горстью зачерпнул из ведерка в руках брата попкорн.       — Ты можешь не тарахтеть под ухом? Мы вообще-то смотрим, — Кейси несильно пнул черепаха ступней в бок. Майки мешал хоккеисту во всех смыслах: уже минут пятнадцать юноша боролся с желанием устроить ноги на пластроне друга, как на пуфике. Но чувствовал, что такой поступок закончится потасовкой. И все бы ничего, если бы рядом не сидела Эйприл, как Цербер, зорко поглядывая на всех возможных провокаторов.       — Да и так все ясно, сейчас тут будет грандиозный махач! Она всех Бешеных нашинкует, как пекинскую капусту! Интересно, а они будут по воздуху летать?       — Майки, будь добр, помолчи, — теперь уже покосился на младшего брата Леонардо, на всякий случай отодвигая ведерко. Весельчак уничтожал угощение слишком быстро; пока лидер зависал, приоткрыв рот, распахнув глаза, глядя в экран, мелкий умудрился вытаскать уже половину.       Микеланджело действительно замолчал. Секунд на тридцать. А потом, неудобно вывернув шею, снизу вверх уставился на сидящего на диване сенсея. Дождался, пока старый крыс оторвался от фильма и опустил глаза на сына, и бодро спросил:       — А вы нас научите таким приемчикам, мастер?       — Да Майки же! — Кейси и Лео толкнули ниндзя с двух сторон. Тот послушно отвернулся, прилипнув взглядом к телевизору. Как улыбнулся Сплинтер, никто не заметил. Поерзав на панцире, Микеланджело затих на несколько мгновений, жадно ловя все приемы в грандиозной, развернувшейся в зале киношного ресторана, драке, потом снова отвлекся и, обернувшись, нашел глазами Рафаэля.       — Слышь, Раф! Вон тот лысый бугай на тебя похож! — и рассмеялся, ожидая, что старший брат немедленно взбесится и примется спорить. Но, к удивлению весельчака, тот даже не услышал — сидел в самом дальнем углу, положив на колени комикс, а на него какой-то лист бумаги, и что-то сосредоточенно записывал. Кино не смотрел. Майки это показалось, как минимум, любопытным и, повысив голос, он крикнул, — эй, Раф! Ты что, конспектируешь? Не парься, бро, фильмец на диске, потом пересмотришь! — и замолчал. Леонардо косился, у Кейси чесалась нога наподдать черепаху еще раз. Эйприл сдержанно вздохнула, кажется, вертлявая юла в оранжевой маске начинала раздражать и ее. Только Рафаэль, похоже, снова ничего не услышал. Друзья начали переглядываться. Донателло, читавший книгу и присутствовавший в гостиной больше за компанию, чем из интереса к картине, заметил, что началось какое-то шевеление, оторвался от страниц, поднял голову. Удивленно взглянул на Рафаэля, задумчивого и непривычно сосредоточенного. Становилось ясно — он тут тоже не ради Билла* с компанией.       — Рафаэль? — тихо позвал Леонардо. Никакой реакции.       Братья обернулись к мастеру Сплинтеру, но старый крыс только пожал плечами. А потом, потянувшись, осторожно постучался посохом в панцирь своего сына. Рафаэль, вздрогнув, поднял голову и невольно отпрянул: шесть пар глаз изумленно и вопросительно смотрели на него. Сглотнув, темперамент поспешно отложил комикс в сторону, подальше от братьев, чтобы не дотянулись, и попытался придать лицу привычное недовольное выражение, но не сумел. Все равно казался растерянным.       — Че вы так на меня уставились? — фыркнул он.       — А что ты там делаешь? — тут же спросил Микеланджело, опасно приподнимаясь. Кажется, готовился кинуться к старшему и отобрать таинственную писанину силой.       — Я… я пишу… конспект. Конспект, да. На завтрашнюю тренировку. Список вопросов, — он лгал и понимал, что это звучит чертовски неубедительно. Однако тут же нахмурился, всем своим видом предупреждая, что любому усомнившемуся немедленно даст в зубы. А Мастеру Сплинтеру и Эйприл просто не ответит.       — Да ладно! Покажи! — и Микеланджело в следующую секунду уже был на ногах. Вскочил резко, забыл о телевизионном пульте, и тот звонко стукнул Леонардо по пластрону, за что лидер немедленно толкнул кулаком весельчака в голень. Младший не заметил, глаза загорелись любопытством. И — хуже того! — немедленно поднялся и Кейси.       — Давай, чувак, показывай свои конспекты! — воскликнул юноша. — Я вообще думал, ты ни читать, ни писать не умеешь! А мы тут сразу и разберем все!       — Это личные вопросы! — Рафаэль дал «петуха», срываясь с пола, сгребая комиксы и листы и кидаясь к лестнице.       — Лови его, Кейси! — задорно заорал Майки, и оба бросились следом.       Оставшиеся в гостиной, не зная, смеяться или нет, с тревогой обернулись, забыв о фильме на экране и переключившись на куда более занятную живую картину по дороге к комнатам. Микеланджело нагнал Рафаэля в прекрасном прыжке, и оба, сцепившись, покатились по полу. Кейси, не мудрствуя лукаво, нырнул между двумя черепахами, выдирая из рук друга и комикс, и непонятные записки. Крики Рафаэля — больше жалобные — перекрыл веселый смех друзей, грохот опрокинутого кресла, дрожащий гул зацепленного металлического ограждения лестницы. И, наконец, Кейси с победным воплем выбрался из потасовки, потрусил обратно к дивану, перепрыгнул через спинку, приземлившись рядом с Эйприл.       — Майки, брось его, я отобрал бумажки! — крикнул хоккеист. Братья все еще возились, причем Рафаэль явно хотел освободиться от младшего брата, а тот все никак не мог успокоиться и не слезал с братского панциря, наслаждаясь своей неожиданно легкой победой. Джонс, удобно вытянув ноги, принялся просматривать листы. Эйприл, хоть и понимая, что нехорошо интересоваться тем, что темперамент собирался скрыть, все же не смогла удержаться, скосила глаза на кривые буквы.       «Мне хотелось проводить все вечера на соседней крыше, глядя на Ваше окно…»       «Все, что я могу — молча наблюдать за Вами и беречь Ваш покой…»       «Если бы набрался смелости показаться Вам на глаза…»       — Черт побери, Раф! Да это какая-то сопливая любовная ерунда! Ты… Ты кому это пишешь? — воскликнул Кейси. И подавился репликой, наткнувшись на сердитые, осуждающие взгляды Донателло и Леонардо. Братья уже давно заметили, что с хулиганом творится что-то не то, да и само слово «хулиган» подходило ему все меньше, но ни один не решался так бестактно влезать в личную жизнь Рафаэля. Джонс пожал плечами, — а что я такого сказал?..       — Колода бесчувственная, — спокойно констатировала Эйприл. — Если сам на такое не способен, лучше просто помолчи. Верни ему листы!       — Гхм, — Кейси кашлянул, отчего-то чувствуя себя неловко. Непонятно, почему, но шутка перестала быть веселой. Странные они все какие-то, нет бы посмеяться — восприняли, как конец света! Поднявшись, Джонс подошел к черепахам, молча протянул Рафаэлю листы. Но тот, смущенный и какой-то чересчур притихший, покосился мимо него на братьев.       — Вы не считаете, что это смешно? — спросил он негромко, заворачивая уголок недописанного письма в трубочку и явно не замечая этого. — Я… я не глупо себя веду?       — Почему ты считаешь глупым увлечение кем-то, сын мой? — проговорил мастер Сплинтер и остальные мгновенно обернулись к нему. — Влюбленность — это прекрасно, и ты не должен стесняться своих чувств. То, что ты пишешь письма той, к которой привязан, замечательно. Но ответь мне, она знает о нас? Твои чувства взаимны?       — Ну… не совсем, — замялся темперамент. Майки хихикнул и тут же получил в ответ злобный взгляд. — Я хотел подарить ей что-нибудь… и написать письмо. Чтобы она не ломала голову, от кого… Но… это оказалось так сложно! — неожиданно воскликнул он. — Я извел кучу бумаги! То получается александрийский свиток на половину пачки, то слишком коротко и сухо! И я не знаю, как написать правильно… о чем…       — Иди сюда, присядь, — улыбнулся сенсей. Рафаэль подошел, послушно устроился на полу около стола, теперь уже без страха разложив свои наброски и ожидая, что скажет отец. Тот задумчиво посмотрела на сына, пряча улыбку, и произнес, — нет ничего прекраснее прочувствованного хайку. Если ты ощущаешь в себе силы написать его, то это многое бы сказало адресату!       — Ха, учитель, вы шутите? — Микеланджело вернулся на свое место, уселся на матрасе в ногах Леонардо. Ухмыльнулся. — Раф — и хайку! О чем?

Ночь без луны Враг поверженный Кровища везде!

      — Хайку — лирическая поэзия, а не военная, — сквозь зубы пробормотал Леонардо.       — Не обязательно, — не остался в долгу младший.       — О, да, Раф у нас вообще воплощение лирики! — поддержал весельчака Джонс. — Послушай, Лео, что он может написать возвышенного, когда сам только и делает, что крошит футов или пришельцев? Нет, Майки прав, это точно не про него. Надо другое придумывать.       Рафаэль сник. Сидел, глядя на семью со смешанным чувством. С одной стороны, было неловко, что все обсуждают его переживания (какие бы они ни были), с другой — отчаяние все надежнее вгрызалось в душу черепаха. Действительно, что такого может он написать, чтоб красивая человеческая женщина хотя бы задумалась о таком, как он. Но Донателло заметил, что брат совсем расстроился, и ободряюще улыбнулся:       — Не вешай нос, сын самурая, сейчас придумаем что-нибудь.       — Ты хоть не лезь, — засмеялся Кейси. — Случай с тычинками и пестиками — точно не для него!       Донателло немедленно сощурился:       — Анатомия еще никогда никому жизнь не портила!       — Но не тогда, когда надо объясниться в нежных чувствах, Донни, — мягко перебила Эйприл. — Это слишком деликатный вопрос, к нему нельзя походить так необдуманно. Вы вот все шутите, а мастер Сплинтер прав, чтоб удивить ее, послание должно быть необычным! И искренним.       — А я знаю очень искренний вариант! Нежно напиши ей, что она такая крутая, что ты бы отжарил ее прямо на подоконнике, — посоветовал Джонс, закидывая руку на плечо Эйприл и играя бровями. В ответ получил кислое выражение лица и острый локоток под ребра. Микеланджело рассмеялся, Леонардо закатил глаза.       — Не слушай этого дурака, Рафаэль, — буркнула девушка. — Он думает не головой, а другими частями тела! Простите, мастер Сплинтер.       — Не извиняйся, дитя мое, здесь я с тобой солидарен, — спокойно отозвался старый крыс; братья загоготали.       — Письмо должно быть романтичным, нежным, волнительным, таинственным, неожиданным… — не унималась О`Нил, явно размечтавшись, вспоминала то ли фрагменты собственной биографии, мутантам неизвестные, то ли переживания, вызванные чтением романов.       — Таинственным, неожиданным, — передразнил Микеланджело, укладываясь удобнее на матрасе, подвинув боком Лео и закидывая руки за голову. Взгляд стал хитрым. — Короче, Раф, ты просто поставь на окно цилиндр фокусника, пусть она оттуда в волнении вытягивает кролика за уши!       Хохот, ладонь Кейси шлепнула о трехпалую руку мутанта. Рафаэль смотрел на этих двоих чуть ли не с ненавистью. Кажется, они действительно не понимали, насколько важно ему было это послание и как тяжело оказалось его составить.       — Используй больше метафор и красочных сравнений, — посоветовал мастер Сплинтер.       — Это как? — тут же оживился Раф. Похоже, только подруга и отец настроены были ему помочь. Леонардо и Донателло на роль писателей не годились, отмалчиваясь, а тех двоих паяцев хотелось просто прикопать в пол убежища.       — Тебе же нравится в ней что-то? Лицо? Волосы? Фигура? Ты можешь сказать, что кожа ее нежнее лепестков сакуры…       — А руки и ноги длинные и гибкие, как лианы! — снова хохот.       — Майки, да заткнись ты хоть на минуту! — воскликнул темперамент. — Отец, повторите, я не успел записать. Что там цвета сакуры?       — Мозги у тебя, Раф, точно такого оттенка! — заливистый смех теперь уже и остальных членов семьи.       Рафаэль взглянул на веселящихся. Отсмеявшись, Джонс только отвернулся, понимая, что еще немного — и он выхватит по полной программе от сидящих рядом Донателло и Эйприл. Весельчак неожиданно провел рукой по лицу, мгновенно став серьезным и точно смывая беззаботную улыбку.       — Ладно-ладно, хватит, пиши давай, — произнес вкрадчиво. — Когда я увидел ваши прекрасные очи, сияющие, точно звезды на бескрайнем ночном небосводе… — смех затих, семья удивленно покосилась на младшего ниндзя, но тот, похоже, вошел во вкус. Рафаэль, сообразив, что шутки кончились, быстро застрочил под диктовку на двадцатом уже по счету листе. — Написал? Мои собственные глаза вывалились из орбит, и я еще долго искал их в переулке!       — Ай, да ну вас! — в сердцах Рафаэль швырнул ручку на стол.       Поднялся и, скомкав все листы, направился к двери. Вслед ему неслись крики братьев, пытавшихся успокоить и остановить темперамента, но он не слушал. Надоели хуже горькой редьки со своими советами, и умными, и не очень! Стремительно бежал по подземным коридорам и переходам, выбрался на поверхность, с грохотом захлопнув за собой крышку люка. Хотелось, чтобы там был Майки, и металлический блинчик впрессовал бы брату расхулиганившиеся словечки обратно в голову. Быстро и легко взобравшись на крыши, хулиган остановился, глядя по сторонам. Надо было что-то придумать. Надо. Надо…       Она подошла к окну, как и всегда, задернуть перед сном шторы и опустить жалюзи. Ночь пахла летней сладостью, и щемяще-нежно где-то внизу, в клумбах, стрекотали сверчки. Звезды. Разбросанно сверкали на небе, точно кто-то невидимый каждую ночь опрокидывал над городом корзину сверкающих камешков, застывавших на небе и таявщих в свете солнца каждое утро. Летние ночи удивительны! Подошла к окну, как и всегда. И замерла, удивленно глядя на оставленный на подоконнике букетик фиалок. Высунулась на улицу, оглядывая карниз, крыши соседних домов. Никого. Только ночь. Должно быть, это он — тот самый, кто рассыпает звезды, принес нежные весенние цветы. Улыбнувшись, согревая в ладонях холодные стебли, она поднесла букетик к лицу. И показалось, что тонкие лепестки еще хранят тепло коснувшихся их чужих губ…