***
— Готова? — голос Миры чуть приглушен шторкой. Я смотрю на себя в зеркало. Странные вкусы у этого мужского сборища! Тесный наряд цвета чайной розы для стриптиза категорически не подходит — как я буду эротично расстегивать все эти крючки? Да еще и трусики… Одни только трусики, ни юбки-пояса, ничего из того, что можно медленно снимать, растягивая танец. — Да, — бормочу я, подкрашивая ресницы. Низ живота вдруг начинает странно тянуть, и я сосредотачиваюсь, вспоминая свой календарь. Да нет, все в порядке, никаких конфузов произойти не должно. Но болит ведь! Ноет и ноет, как зануда. — Мира, у тебя есть таблетки от… спазмов? — Ага, — подруга заглядывает в гримерку. — Одну, две? — как хорошо, когда вопросов не задают. — Одну, — это нервное, вот и все. Мира, похожая с новой прической на Нэнси Каллахан, протягивает мне белый кругляшок. Все, Крис, выключай мозг, ты ведь любишь танцевать. Все будет хорошо. Кто бы ни оказался там, в третьей комнате, ты улыбнешься, как будто своей жизни без них не мыслила. Шаг. Еще один. Полутемная комната и лица, которых мне не разглядеть. Четыре человека… Нет, пять. Двое обнимаются. Девушка? Пришла посмотреть на стриптиз? Шторку не дернуть, иначе заметят. — Крис, — шепчет мне в ухо Марлен, а я подпрыгиваю, чуть не подворачивая ногу на высокой шпильке. — Блять, ну зачем так подкрадываться?! — шепотом выговариваю я. — Чего? — Сегодня не стриптиз. Они почему-то хотят просто акробатику, — ну, спасибо, что хоть не в процессе прокричали! — Почему раньше не сказали? — да, я злюсь. Имею право. — Иди! — и мягкий толчок в спину, которого хватает, чтобы я неуклюже проковыляла в комнату. Хорошо, что здесь так темно. Мимо пилона, впрочем, не пройду. Вот он — гладкий, хромированный пункт назначения. Источник продолговатых синяков на бедрах и мозолей на порвавшихся мозолях — пока Мира не надоумила купить перчатки. Я уже упоминала, что все мои извилины — не в голове? Знакомство с почтенными гостями проходит в одностороннем порядке: они меня видят, а я их — не очень. Щедро раздаю посетителям улыбки, на всякий случай, задерживая взгляд на каждом безликом силуэте. Я не знаю вас и не вижу, но уже вас хочу. Вы не назвали своего имени, но я готова танцевать для вас. Через десять минут я перестану быть нужной, но сейчас я вся ваша. Музыка и впрямь не для стриптиза — что-то задорное, в самый раз для выступления с претензией на акробатику. Душащее молчание со стороны диванчика. Даже пилон мне, кажется, не рад. Холодный, чужой… Корсет неприятно впивается металлическими косточками в грудь. Симметрично еще так, зараза! И ребра жесткости, сгибаясь, похоже, оставляют синяки на моей дорогой тушке. Надеюсь, прибыль стоит моих страданий. Я подумала «прибыль»? Конечно же, удовольствие гостей важнее. Давай Крис, детка, задирай ножки, тяни носочек, да страсти, страсти в глаза побольше. Вот так! Я же вас хочу! Просто мечтаю вылизать ваши деньгоносные гениталии. Ох… Я едва не прерываюсь посреди движения от острого, колючего спазма. Как будто ткнули в живот длинной спицей и оставили там, как новый пирсинг. Стоп, Кристина, дыши: шоу продолжается, нельзя показывать, что что-то пошло не так. Стараюсь поменьше напрягать пресс и демонстрирую растяжку, но легче не становится. И ребро корсета еще загнулось, давит на больное. Уйти удается с достоинством, но к этому моменту меня не волнует ни девичье хихиканье, которое долетало до меня сквозь музыку, ни зрелищным ли получился танец. За шторкой едва не падаю на Миру, а она испуганно ахает и почти на себе тащит меня к стулу. Пиздец всегда приходит не вовремя. Больно. Ох, как больно. — Крис? — испуганно спрашивает Мира. Какие у нее огромные глазищи. А я бледная, как упырь, в отражении с этой красной помадой. Миру кто-то оттаскивает. Вспоминаю, что я уже не на сцене и можно застонать, но почему-то не получается. Спица разрослась и пустила корни, а вот я сейчас отключусь. Сейча… Лучше бы, Эрик, ты меня пристрелил.***
Ненавижу запах антисептика. Такой въедливый, что щиплет в носу, а глаза слезятся, как на морозе. Белый больничный потолок. Все белое и чистое, и я кажусь тут такой неуместной, что хочется за это извиниться. Кто меня сюда привез? Я точно помню, как огромные глаза Миры исчезли, исчезло вообще все… Наверное, Юрайя увидел, что я загибаюсь, и кого-то ко мне отправил. Сраный ты мой родной дом терпимости… Как это интимно — меня раздели чужие руки. Незнакомые люди узнали обо мне что-то, чего я еще не знаю и сама. Живот. Я помню, что весь мир скорчился до чего-то острого и неприятного там, внизу. Меня нарочно оставили одну, чтобы я сама решила эту головоломку? И балахон этот… Парашютного размера. Для чего? Я тут застряла? Не успеваю соскучиться, как появляются они — абсолютно одинаковые парни, санитары, наверное. Поднимают, ведут куда-то, заставляют сесть в кресло. Всем похер, что голову ведет как после бутылки дешевого пойла, которое Педрад гордо кличет текилой. Обморок? Херня! Идти не можешь? За те деньги, что Хозяин платит местным докторишкам, они и плечико подставят, и ручку подадут, когда будешь заваливаться на вылизанный до блеска кафельный пол. Безразличные лица, дежурные улыбки и продажная вежливость. Все как дома! Даже в пизду пихают что-то подозрительно фаллическое и твердое. С мокрым и холодным гелем. Расслабься детка, уже не отмажешься. Крутит, надавливает. «Сейчас будет неприятно», — отдает горечью на языке. Себе бы запихнул эту хуйню в жопу и покрутил. Я уже и сама готова реализовать эту светлую идею, неизвестно где в моем тельце возникшую, да рожа его безразличная как-то резко скисает. Седеющие брови уже стремятся преодолеть складочки на коже и воссоединиться. Что за нахер?! Давит, вкручивает в меня эту херовину и молчит… Блять, блять, как мне все это не нравится! — Что там? — требую, не спрашиваю. Молчит, сука и всматривается, и двигает своей «волшебной палочкой». Что, Крис, избегала всю жизнь УЗИ? Получи сразу оптом, блять. — Что?! — срываюсь. — Подождите тут. Можете опустить ноги, — вынимая насадку. Ну спасибо! А я уж решила, что он немой. И съебывает из кабинета. Мне должно стать легче или как? Экранчик с черными разводами, белые стены и тупая боль в животе — вот и вся компания. Настенные часы отбивают рваный ритм на моих нервах. Все молчат. Анализы. Иголки. Бесконечные пальцы на животе. И снова фаллический символ какого-то пиздеца с черно-белой размазней. Горьковато-сострадательная рожа доктора и слова, написанные рваным почерком. Такие, что их страшно вслух произнести. Дура ты, Кристина, дура. Тогда надо было бояться и не верить в свою ветреную фортуну. Тогда бы и Эрик тебя давно размазал, и не читала бы этих веселых строчек. Жаль, так пляшут перед глазами буквы. У шлюхи и Фортуна — шлюха.***
— Крис, с тебя хватит, — увещевает меня бармен. Я бы обязательно его послушала — вчера, позавчера и вообще в любой прошедший день. Мне не хватит двух бутылок, чтобы перестать по-детски удивляться тому, как неплохой вечер запросто перерастает в нескончаемый пиздец. Нет, неправда, это самый окончательный пиздец в моей жизни. Венец всех финалов. Апогей! Слово-то какое… Видать, надуло откуда-то. — Три, я сказала, — сквозь зубы выдаю я. Парень, я мысленно уже три раза сдохла, продай мне пойло. И разойдемся. Он сдается. По моей роже, наверное, можно прочесть, насколько я весела и доброжелательна. Хочу забыть. Все хочу забыть. И себя, и всех, кто бывал у меня между ног, во рту и в мыслях. И тот странный силуэт, похожий на женский, скрывающийся в темноте комнаты номер три.