Загадывай!

      — Да-а-а, — выдыхаю я, совершенно обессиленная, когда его язык снова проходится по клитору. Тело непослушно выгибается, но куда же ему деться, если длинные пальцы сжимают ягодицы, не давая отстраниться. Медленно, ме-е-е-дленно лижет, засранец. Знает, что я на грани, истекаю вся, и издевается, пытает, заводит.       — Быстрее, — невнятно умоляю я. Разбежалась, детка, не будет тебе быстрее, пока Хозяин не решит. А Хозяину и так нормально — я же тут извиваюсь, горю, шепчу, почему бы не продлить удовольствие? Никуда Кристина не денется, потерпит, постонет и кончит, когда пора настанет.       Горячо. Язык порхает и порхает, щелкает, облизывает, а мне хорошо. Перед глазами все меркнет, ноги дрожат, а он на этот раз не останавливается, растягивает меня изнутри пальцами, разводит их, как ножницы, поглаживая стенки влагалища. Я кричу, как животное, совсем уже себя не контролируя…       И просыпаюсь.       Клиент спит, повернувшись ко мне спиной. Как уж его зовут — Уилл? Билл? Не помню… И прозвище какое-то назвал забавное — то ли Бакс, то ли Доллар, и игра была дурацкая — крестики-нолики в три круга на бесконечной доске. Умный парень оказался, мое везение не сработало, а вот желания оказались простые, даже попу подставлять не пришлось.       «Gespeel» никогда не засыпает по-настоящему. Пока одни девушки дремлют, другие бодрствуют: обслуживают, играют, выполняют. Такая уж у нас работа. Порой очень даже приятная — я мысленно улыбаюсь, вспоминая Уилла. Вскоре нужно будет его разбудить и вежливо выпроводить — здесь не гостиница.       Работа как работа, не хуже и не лучше любой другой. А для меня — настоящее золото. Так уж мне повезло. Фортуна всегда на моей стороне.       Кто бы мог подумать, что девочка, родившаяся в семье полубезумных пьяниц, вытянула счастливый билет? Да никто не подумал бы, но я-то этого не знала. Я родилась в рубашке. Меня обходил стороной гнев пьяного отца, облетали нацеленные в голову бутылки, даже в по нескольку дней не менявшихся подгузниках не заводилась инфекция.       А потом были карты, задымленные комнаты, удивленные лица мужчин. Все более хитроумные желания — о-о-о, чего мы только не пробовали! Случайные знакомые, волей случая втянутые в партию со мной, узнавали меня порой ближе, чем гинеколог. И мне это чертовски нравилось. А им — не всегда. Принципы игры чтят свято, но эго — орган почувствительнее члена. И его носители неоднократно пытались меня убить, изнасиловать, подсадить на наркоту, а один превзошел все ожидания — целую неделю нанимал шулеров и подсылал ко мне. А я что? Я просто везучая.

***

      — Ты проиграл, — самодовольно ухмыляюсь я, ловким движением сгребая с доски шашки. Подмигиваю Педраду в объектив дальней камеры, не сомневаясь, что он смотрит. Три белых дамки против пяти рассеянных черных — так себе расклад. Хорошо хоть в шахматы не предложил. Спроси меня, какая фигура как называется, и я не отвечу, не смогу. Не укладываются такие сложные сведения в моей брюнетистой головушке. Не для того она создана.       — Загадывай, — мрачно произносит Хозяин, похрустывая костяшками на сложенных домиком ладонях. Ух, как смотрит исподлобья, аж волосы дыбом. Не смотри так, не смотри; давно бы уже загадала тебе страстную ночь со мной, но ведь ты же меня наутро пристрелишь, как Шахерезаду. Слишком уж я несговорчивая для шлюхи. Сама знаю, нечего меня глазами испепелять. Растягиваю губы в улыбке и произношу, собрав в кулак гипотетические яйца:       — Хочу куннилингус. — И Эрик встает. Явно не за тем, чтобы прямо на столе меня вылизать.       На меня смотрит черное дуло, знакомый щелчок — тысячу раз его слышала, когда отчаянные девицы выбирали игру в русскую рулетку — оповещает, что через пару мгновений меня может уже и не быть. Допрыгались мы с тобой, Кристина. Захотела Хозяина обставить? Всему есть предел. Да, детка, ты приносишь ему денежки, но самолюбие не за денежки покупается, а за то, что такие же, как ты, глотают свою гордость вместе с его спермой. А ты к этой цене пока не готова.       — Выебываться любишь? — холодно интересуется он. Люблю, люблю, чего пристал? Да, так жить опаснее, но и интереснее, чем в поддавки с тобой маяться. Ну, не дано тебе в игры играть, милый, не дано, что уж тут поделаешь? А у меня мало извилин в башке, зато удачливая.       Может, и сейчас повезет?       Да и все в рамках правил. Даже более чем! Хотя три скупых предложения и правилами приличного заведения-то назвать язык не поворачивается: «Нельзя „заказывать“ Хозяина. Клиентам запрещено портить товар. Никаких животных!» А так… Любой каприз за ваши деньги. Правда, капризы порой приходится выполнять самим плательщикам.       Пятка чешется, предательница. А вот в затылок что-то холодком не веет. Значит, пока еще не все твои нервы вышли, Хозяин. Значит, сегодня ты меня не пристрелишь. Ты чтишь законы игры, Хозяин: проигравший выполняет пожелание выигравшего. Неудивительно, что бордель с голландским именем «Игра» — единственный в своем роде.       — Думаешь, тебе все с рук сойдет за красивые глазки? — интересуется Эрик, чуть опуская дуло. А в эти самые глазки, сука, даже не смотрит! Зато теперь морду не испортит. И о чем я только думаю? Велико утешение — похоронят не в закрытом гробу.       — Нет, за тонкую талию и умение работать языком, — глубокомысленно сообщаю я, громко цокая своим рабочим инструментом. — Ах да, забыла. Ты же мой язык не опробовал еще. Не сложилось.       Я уже слышу, как крошится его белоснежная эмаль от трения плотно сжатых зубов. Еще и услуги своего стоматолога из моего заработка вычтет — с него станется…       На мгновение мне кажется, что он сейчас зарычит. Или выстрелит. Или въебет мне рукоятью по виску.       Непредсказуемый Эрик привычно выбирает четвертый вариант. Он опускает пистолет. И наблюдает, наблюдает, вот сволочь. Думаешь, расслышишь, как я облегченно выдыхаю? Хер тебе, громила, я тренировалась. Не первый ведь раз.       — Прямо здесь лизать или к тебе поедем? — преувеличенно спокойно интересуется Хозяин, гоняя желваки по скулам. Доиграюсь я, ох, доиграюсь. Самолюбие заживает плохо, ценой огромных усилий, к которым наверняка придется приложить и ловкий язык, и глотательные навыки, и кроткие глазки. Но не сейчас еще, не сейчас. Я снова выиграла, Эрик.       — Наверх поднимемся, — отвечаю я. Заткнуться бы пора, но отдать проигрыш — дело чести. Откажусь — точно пристрелит, бабья жалость — блюдо кислое, пресное и несъедобное. Не оценит.       Хождение по острию его нервов возбуждает похлеще афродизиака. Опасность, предвкушение и… кайф на грани оргазма, когда удается уйти не выебанной. Возможно, я адреналиновая наркоманка… Да что уж там — точно! Но пока мое везение со мной, я и дальше дразню его, слишком рьяно покачивая бедрами, поднимаясь по лестнице, и задумчиво — вот было бы чем, не страдала бы этой хуйней — прикусывая край губы, оборачиваясь на серьезного Эрика, тяжело ступающего за мной по обитым тканью ступенькам.       Отступать некуда, шторки задернуты, кровать ждет. Вид у Эрика деловой и сосредоточенный, а мне хочется захихикать. Глупо. Оба мы знаем, что рано или поздно он меня трахнет, всю душу вытрясет и отыграется за все мои выкрутасы, а пока все есть так, как есть. Я раздеваюсь, не пытаясь казаться соблазнительной — чего он там не видел? — но и не особенно спешу. Да он и не смотрит, расстегивает свою гигантскую пряжку. Интересно, все у него такое мощное?       — Вам можно не раздеваться, Хозяин, — нежно мурлычу я ему в спину. Ага, разбежалась, не избежать тебе секса. Поздно беспокоиться, если дюжий молодец уже привел на сеновал, расслабься и получай удовольствие… Эрик хмыкает, подтверждая мои домыслы, и сбрасывает джинсы. Эй, а носки снять? Хотя какая проститутке романтика? Спасибо, что хоть не веником.       Кровать тут жесткая и не скрипучая. Под моими стройными ста десятью фунтами едва прогибается. Мужчины любят все упругое. А вот под мощной накачанной тушей Эрика — прогибается, еще как.       — Прошу, Хозяин, — я призывно раздвигаю ноги, подсовывая под бедра подушку. — Не люблю, когда меня обсчитывают.       С такими лицами, наверное, наемные убийцы ходят. Профессиональная деформация. Не отводить взгляда, не отводить, и дышать поглубже, чтобы сиськи эротичнее вздымались, а у Эрика кровь от головы отливала. От мстительной, умной и хитрой головы, которой я выбрала столь прозаичное применение.       — Можешь не сдерживаться, — сообщает он мне с оттенком самодовольства, и русая голова наконец-то занимает оговоренное место. Первое движение, второе, третье. И мое недоумение. Он серьезно?       Сперва я думаю, что он даже не старается — показывает наглой шлюхе ее место, не особенно-то усердствуя ради ее удовольствия. А потом понимаю. Он не умеет делать куни? Не случалось? Или прежние партнерши его хвалили, даже не задумываясь? Как-то это… мокро, скользко, как медицинская процедура. Даже хуже — там хоть стерильное все, а тут… Я задумчиво пересчитываю складочки на бордовом балдахине.       — Хозяин, вы неправильно меня поняли, должно быть, — стараюсь вложить в голос поменьше ехидства, а то ведь и правда убьет. — Я хочу, чтобы вы сделали мне куннилингус, от которого я кончу.        — А давай так, — говорит Эрик, влажно облизываясь и, кажется, даже не обижаясь. Выпрямляется, не теряя самодовольного выражения. — Покажи, как это делается. Можем Миру позвать или эту твою подружку, как ее… Трис.       — Ну зачем же? — урчу я, стоя на коленях напротив него. — У меня есть все, что нужно. Запоминайте, Хозяин, — я чуть подаюсь вперед и бережно сжимаю ладонью его член, которым он, наверное, надеялся меня сегодня трахнуть. — Во-первых, водите по кругу, это очень приятно.       Обвожу под головкой — по кругу, по кругу, то легко, то нажимая. Эрик не стонет, но на члене набухает прозрачная капелька. Нравится? Мне — на удивление — да. Размер впечатляет, но тем интереснее.       — А потом можно слегка пососать, — продолжаю урок я, нежно посасывая головку в подтверждение своих слов. И вот теперь он стонет, тихо, по-мужски сдержанно, но похотливо. Я мысленно победно улыбаюсь. Расслабился ты, суровый Хозяин. Немного отстраняюсь и, касаясь самым кончиком языка чувствительной плоти, продолжаю «лекцию»: — Не забывайте про руки, Хозяин. Пальчиками спускайтесь ниже, — веду ноготками от уздечки к самому основанию, медленно, почти без нажима. Почти. — Разминайте, — невесомо перебираю шершавую кожу подушечками, — запустите глубже, — ладошкой веду дальше, — поиграйте, — сжимаю его яички и перекатываю их под кожей, не забывая возвращаться губами к сочащейся смазкой головке. Хочется, безумно хочется сжать посильнее его мошонку, но я еще не закончила       Слышу как хрустят его суставы, когда он с силой сжимает кулаки, сдерживая следующий стон. Близко. Чертовски близко, но пока не то.       — Поцелуями спуститесь ниже, — сразу демонстрирую, прихватывая растянутую возбуждением кожу губами, оставляя ярко красные следы от вульгарной помады на стволе Эрика. Ниже. Еще ниже. — Не забывайте про клитор. — Отпускаю его яички и большим пальцем размазываю его смазку и свою слюну по головке, надавливаю. Останавливаюсь у самого основания члена, едва касаюсь его языком, дразню, выжидаю и… беру в рот стальные яйца Хозяина, слегка засасывая, перекатывая языком. Сильнее надавливаю на головку.       Жаль, не вижу выражения его лица, но вырвавшийся стон уже о многом мне говорит. Он на грани!       Пользуюсь его замешательством, сжимаю напоследок твердый орган ладошкой, освобождаю рот и соскакиваю с кровати. Не оборачиваюсь. Если увидит мою довольную рожу, точно пристрелит. У порога комнаты все-таки не удерживаюсь и делаю веселый жест ручкой — отдыхай, милый! — и только тогда ускользаю окончательно. Ох, как сегодня не повезет кому-то из девочек — до утра ведь долбить будет, самоутверждаясь и выкидывая из головы мои ехидные слова и юркий язык.