ERROR

Где-то вдалеке шумел Город Ангелов. Ночь окутала Голливудские Холмы тяжелым бархатным покрывалом, погружая жителей в сон, но Ламберту не спалось. Лежа в кровати под тонким шелковым одеялом, он смотрел отсутствующим взглядом в темное окно, зная, что со стола, на котором стоит монитор, за ним безмолвно наблюдает никогда не спящий глазок веб-камеры. Граница между реальным миром, в котором находилась эта кровать и это окно, и виртуальным, где в белой комнате без окон в полном одиночестве заточен виртуальный Китти, казалась одновременно и призрачной, и неприступной. И это сводило с ума. За какие-то пару часов мир перевернулся с ног на голову. Всего несколько дней назад он мчался домой, подгоняемый желанием поскорее оказаться в своей спальне, нацепить на себя этот нелепый костюм из проводов, отгородиться от всего внешнего мира и с головой погрузиться в мир своих фантазий и грез, где его ждал ОН - нежный, соблазнительный, всегда умопомрачительно красивый и всегда готовый. Эта готовность заводила, пьянила, провоцировала. С ним можно было позволить себе все, не спрашивая разрешения, не боясь отказа. Это безумно возбуждало и порой лишало контроля над собой. Дикое, животное желание, затмевающее разум. Хотел ли он когда-нибудь, чтобы все это стало реальностью? Безусловно. Но если глубоко задуматься, то это было нечто сродни детской фантазии – легкой, наивной, в которой нет причинно-следственных связей. Ведь так? Когда дети мечтают завести ручного жирафа, они меньше всего думают о том, что он банально не поместится в доме. А как поведет себя взрослый? Правильно. Взрослый человек тут же начнет прикидывать высоту потолков, месячный расход на кормежку и особенности организации отхожего места для жирафов… Ровно так же ощущал себя сейчас Адам. Резко и внезапно повзрослевшим. На самом деле он никогда не думал о том, как бы все было, если бы его Китти вдруг стал реальным. Поэтому сейчас замешательство в его голове напряженно соседствовало с паникой. И пускай Китти не стал полностью материальным объектом, внезапно появившаяся способность мыслить и чувствовать полностью изменила весь расклад. Они проговорили чуть больше часа, и с каждой минутой музыканта все сильнее мучило осознание того, что перед этим целый месяц он ежедневно использовал его… как шлюху. Доступную, безотказную, обученную лишь искусно доставлять удовольствие и только на это и годную, потому что ей чужды человеческие чувства и эмоции. Ну да, так было задумано, предусмотрено программой, но теперь все было по-другому. Этой ночью он понял еще одну вещь: он долгое время лгал. Лгал самому себе. Он уверял себя, что только с Китти может быть самим собой, и даже говорил об этом Терренсу и Сутану. Каждый второй: друзья, продюсеры, фанаты – мечтают его изменить, «вылепить» из него что-то свое, и только Китти он нужен таким, какой есть. Но на деле это было не более чем лукавством. Он не был нужен машине, потому что машина не умела думать и не могла давать оценку человеку, его желаниям, его поступкам. Это давало обманчивое чувство свободы. Теперь Ламберт вынужден был признать: он не может больше чувствовать себя свободно и раскованно с Китти, потому что Китти уже другой. Он больше не безотказная игрушка – он личность. Неужели он просто боится? Ответственности? Чужого мнения? Боится быть отвергнутым, не оправдать чьи-то ожидания? Может быть и так… Может быть, все эти кофемашины, умные замки и фитнес-браслеты давали ему комфорт, создавая иллюзию контроля над своей жизнью? Он не может ничего контролировать на самом деле… Подмена понятий. Глупая, детская. Он так устал соответствовать чьим-то представлениям о себе самом, что окружил себя безмолвными электронными игрушками, которыми можно управлять. Только вот одна из них вдруг вышла из-под контроля… Под утро он все-таки провалился в сон, но уже в восемь ноль-ноль будильник бесцеремонно оповестил о том, что встречу с новым звукозаписывающим лейблом никто не отменял, даже если дома у тебя техно-апокалипсис и восстание машин. Певец протер глаза, присел на кровати и первым делом взглянул на монитор. «Доброе утро, Адам». - Доброе утро, Китти. Компьютер радостно пикнул, и из колонок полилась тихая музыка: I know you I walked with you Once upon a dream I know you The gleam in your eyes Is so familiar, a gleam* Ламберт даже усмехнулся: - Китти, перестань. Чувствую себя Спящей Красавицей. «Ты правда красивый, когда спишь». - Мне нужно в ванную, - музыкант поспешил спрятать лицо за упавшей на глаза спутанной челкой и выйти за пределы обзора камеры, чтобы не выдать свой некстати вспыхнувший румянец. Ну где это видано? Он еще будет краснеть от комплиментов какой-то электронной штуковины! – И сделай музыку потише, на улице ведь слышно! Подумают еще, что взрослый мужик слетел с катушек и смотрит мульты про любовь. Со стороны все это выглядело чистым безумием. Человек, разговаривающий с машиной, которая с утра пораньше еще и делает ему комплименты. Хотя, если уж быть до конца откровенным, внимание Китти ему было приятно. «Слава богу, что он хоть в д̀уше за мной наблюдать не может», - с облегчением подумал Адам, прикрывая за собой стеклянную дверцу душевой кабины. Собственная нагота перед Китти почему-то вдруг начала его смущать, хотя до этого целый месяц он спокойно «ходил» к нему на аудиенцию в чем мать родила, и это было в порядке вещей. *** - Решение за Вами, мистер Ламберт, - молодой, но уже заметно седеющий менеджер протянул ему толстую папку с документами и снова откинулся на спинку своего кожаного кресла. – Наша компания готова выпустить сингл и спродюсировать клип, но при условии, что Вы готовы поменять направление своего творчества и подкорректировать свой имидж. Видите ли, мы хотим, чтобы продукты, выходящие под нашим лейблом, ассоциировались у аудитории с определенным образом жизни. В настоящий момент Вы… эммм… не совсем в него вписываетесь. - Я подумаю, - сухо ответил Адам, взял папку, вежливо кивнул и поднялся с кресла. – Спасибо, что уделили мне время. - Всего хорошего, мистер Ламберт. На душе отчего-то было паршиво. Нет, этот напыженный и высокомерный гусь был не первым и не последним в череде тех, кто хотел заставить его петь о политике или сладкой жизни, покрасить волосы в черный-рыжий-платиновый-баклажановый цвет, одеться в смокинг-лосины-вязаный свитер или даже шотландский килт. Бывало и хуже. Но вот «продуктом» его пока еще никто не называл… Всякий раз после таких вот встреч с потенциальным продюсерским штабом ему хотелось выстирать себя с порошком, желательно антибактериальным, вымыть себе рот, а еще лучше – голову снаружи и изнутри, чтобы избавиться от ощущения грязи, от этого унизительного чувства продажности. Может быть, он и правда продукт? Товар? Машина для воспроизведения звуков? Чем он тогда отличается от Китти? *** - Выглядишь уставшим, - Китти сочувствующе взглянул на Ламберта. - Есть немного, - грустно улыбнулся певец, поправляя на себе шлем. Уже второй день подряд он цеплял провода к верхней одежде и надевал шлем, потому что не мог перебороть в себе это гнетущее чувство стыда вперемешку с чувством вины. Но и отказать себе в том, чтобы снова увидеть Китти, тоже не мог. Это было странное, безумное, иррациональное чувство. Ему хотелось видеть его – постоянно, каждый час, каждую минуту. Слушать его тихий вкрадчивый голос, смотреть в кофейные глаза, но… Пойти дальше он почему-то больше не мог. В темных глазах Китти то и дело читался немой вопрос, но озвучить его вслух парень тоже как будто не решался. Возможно, он тоже не хотел терять его - единственную ниточку, тянущуюся между их мирами и спасающую его от смертельного одиночества в белой комнате. - Чем занимался? - Да так… Читал кое-что. Смотрел твои детские фотки. - МОИ??? Где ты их взял? - В твоем семейном альбоме! – Китти не удержался и съязвил. – Где я еще могу найти фотографии, кроме как у тебя в компе? У тебя есть папка «Home». Там много чего лежит… интересного. - Оу… - Ты забавный. И у тебя веснушки! Система их не отображает. - Я… - Ламберт почувствовал неловкость и опустил глаза. – Я их прячу обычно. Ну… замазываю. Чтобы не видно было. - Зачем? - А разве это красиво? - Дело не в красоте. Они отличают тебя от других. Здесь, - он обвел глазами окружающее пространство, - все одинаковое. Гладкое, чистое. Идеальное. А у тебя есть то, чего нет у других. Неидеальность - это то, что делает людей людьми. Адам хотел было что-то ответить, но на секунду задумался. Он никогда не пытался рассуждать об идеальном в таком ключе. Разве идеал – это не то, чего все желают достичь? - Наверное, в этом есть логика, - согласился певец. – Но ведь человеку свойственно стремиться к идеалу. Это заложено в нем генетически. - Мне так не показалось, - покачал головой блондин. - Когда ты долго не приходил, я от скуки изучал социальные сети. Вчера я уже извинился за это. Надеюсь, ты не держишь на меня зла. Так вот, знаешь, что я заметил? Так называемое стремление к идеалу людям методично навязывается. «Ешь ягоды годжи – и получишь идеальную фигуру», «Идеальная задница Ким Кардашьян», «Покупай наш пылесос – и в доме будет идеальная чистота», «Намажься нашим кремом, чтобы кожа стала идеальной» и все в таком духе. Но нигде, НИГДЕ нет ответа на самый логичный вопрос, который лично у меня возник первым: А ЗАЧЕМ? Зачем иметь идеальную кожу, идеальную задницу и жить в идеальном доме? - А… Ну… Наверное, чтобы… - Чтобы ЧТО?! Вот видишь, Адам. Ты тоже не знаешь ответа. Потому что на самом деле его нет. Все познается в сравнении. Если бы ты хотя бы день провел здесь, - он снова бросил взгляд куда-то в пространство, но на этот раз взгляд этот был полон неприкрытого отвращения, - ты бы понял. И ты все бы отдал за возможность жить в том, НЕидеальном мире. Последние слова он буквально выплюнул и тут же отвернулся – возможно, чтобы Ламберт не видел его эмоций. Но Адам их чувствовал. Чувствовал, как больно этому прекрасному существу, которое в один «прекрасный» день очнулось в белоснежной клетке без единого шанса выбраться. Он имел право смотреть на мир лишь сквозь крохотный глазок веб-камеры, но и этот мир был ограничен чьей-то вечно неприбранной спальней, в которой царил бардак, и абсолютно чужие друг другу неидеальные люди иногда занимались сексом. Ламберт смотрел на его худенькую спину, подрагивающие плечи и не находил слов, чтобы хоть чем-то облегчить его страдание. Все это было бы ложью. А Китти был единственным в этом мире, кому он не хотел бы лгать. Только теперь, в эту минуту Адам осознал, что симулятор не был совершенным. В нем отсутствовала одна простая, но оказавшаяся вдруг такой необходимой сейчас опция. Хваленая игрушка, прорыв в сфере IT-технологий, позволяла все: воплощать свои самые сумасшедшие сексуальные фантазии, примерять на себя роль актива и пассива, быть грубым и нежным, властным и послушным, пользоваться всевозможными сопутствующими предметами… С виртуальным партнером можно было сделать все, что угодно. Кроме одного. Его нельзя было поцеловать. Паутина проводов опутывала тело. Электронные датчики крепились повсюду – на лицо и тело, включая самые интимные его участки, но… Прилепить датчик на губы было невозможно. И какими бы передовыми ни были технологии XXI века, ни одна из них не смогла симулировать самое, казалось бы, простое – поцелуй.