Дар

      Первым делом Ларин убрал оружие разбойника под ворох одежды в шкафу. Туда же пошла верёвка и любые тяжёлые вещи в спальне Хована. Это было сделано для того, чтобы граф остался единственным владельцем какого-либо оружия. Затем закрыл ставни на окне, чтобы никто не помешал им. И лишь затем приступил к основной части плана.       Дмитрий взял тот самый нож, которым уже однажды пытался убить Главу бандитов, и, сняв с себя рубашку, точными движениями срезал на ней рукава. Теперь некогда постыдная женская рубаха была похожа на чуть менее постыдный жилет с красной вышивкой. Надев рубаху-жилет, граф взял оставшуюся ткань, нашёл ещё какие-то подушки в шкафу и засунул всё это под одеяло, создавая иллюзию, что там кто-то лежит. Выглядело не очень правдоподобно, но в темноте всё равно было плохо видно, потому Ларин быстрым движением зачесал волосы назад и, уже слыша шаги по лестнице, спрятался в тени шкафа.       Дальнейшая ночь была самой странной в жизни Дмитрия. Все события были почему-то очень расплывчаты, как будто он был сильно пьян, но даже в таком виде они врезались в память. Ощущения, запахи, яркие эмоции — всё это смешалось и мелькало теперь в голове Ларина, как солнечные блики. И по своей давней привычке граф начал анализировать. В ту ночь Дмитрий Ларин наделал слишком много глупостей: заключил сделку с Главой самой хитрой и увёртливой шайки, проиграл спор из-за своих эмоций и несдержанных чувств и в завершение ко всему получил удовольствие от рук «толстой грязной мрази», чего просто не мог себе простить. Объяснить, почему это произошло, он смог ни на следующее утро, когда проснулся в пустой кровати, привязанный железной цепью к кровати так, чтобы мог ходить по комнате, но не дальше порога комнаты; ни через день, когда к нему пришёл Юлик с каким-то разбойником и принёс еду, пытаясь поговорить; ни через два дня, когда ему после перебора всех возможных вариантов, надоело ломать себе мозг и стал просто играть любимую музыку, обдумывая, что будет делать, когда вернётся местный главарь.       Но на третий вечер Ларину всё это надоело, и потому, когда пришёл Юлик с дикарём, Дмитрий отложил укулеле и жестом подозвал друга.       — Мне нужно с тобой поговорить, — осипшим от долгого молчания голосом прохрипел граф. — Парень кивнул и что-то тихо сказал второму разбойнику. Тот смерил обоих подозрительным взглядом, но всё же кивнул и вышел из комнаты.       — Что случилось? — Юлик присел на кровать, смотря в глаза друга.       Ларин хотел спросить о том, что разбойник думает об Ховане, но понял, как это прозвучит, потому задал первый вопрос пришедший на ум:       — Скажи, когда вернётся Хован?       — Ну… где-то через дня четыре.       — А куда он поехал?       — Я точно не знаю, потому что, как видишь, мне тут не особо доверяют, — парнишка усмехнулся. — Но слышал, что у него там какие-то разборки в городе. Так у тебя есть надежда, — Юлик подмигнул графу, зная что тот понял о чём он.       — Хорошо, спасибо. Это пока всё. Можешь идти.        Юлик кивнул, но, подходя к двери, всё же обернулся и с мягкой улыбкой сказал:       — Дим, мой тебе совет: хватит, — граф поднял вопросительно бровь, потому парень с более серьёзным лицом продолжил. — Хватит сопротивляться. Твои люди не знают, где ты (уж об этом местные позаботились), я сейчас не смогу помочь тебе с побегом; Хован только ещё больше свирепеет, если ты продолжаешь стоять на своём. Так что смирись со своим положением здесь. Иначе тебе будет только хуже. Начинай уже привыкать жить в таких условиях и хотя бы попытайся вести себя спокойней. Я обещаю тебе, — Юлик заглянул в зелёно-карие глаза, — слышишь, обещаю, что придумаю план побега. Но пока веди себя более-менее вежливо. И речь не только о Ховане. Скоро, по приказу Главы, тебя начнут водить к общему костру, а здешние люди очень вспыльчивый народ, не надо их злить. И то, что ты… живёшь с главарём, тебя не спасёт. Понимаешь?       Дождавшись кивка, Юлик махнул Дмитрию рукой и вышел из спальни. А сам граф вновь взял в руки укулеле. В каком-то смысле Юлик был прав. Однако сдаваться просто так Ларин даже не планировал. Он решил последовать совету друга, но лишь наполовину. Дмитрий решил, что будет вести себя спокойно и смирно, но ровно до того момента, пока Хован не расслабится, и граф не сможет отправить весточку своим людям, а ещё лучше - сбежать. «И то, что главаря сейчас нет в лагере, мне только на руку» — понял Ларин, на автомате играя нарастающий ритм — «Я смогу узнать от Юлика как можно больше, объяснив это тем, что хочу вписаться в „местный бал“. И тогда у меня будут все шансы на успех». Задорно усмехнувшись, Дмитрий, наполненный новой идеей, стал играть какой-то задорный ритм и дико широко улыбаться.       Наконец его месть была так близка. Ларин решил влюбить в себя Хована (что, судя по недавним событиям, будет не очень сложно), а затем сбежать, воспользовавшись доверием Главы бандитов. И первым делом, ему нужно было стать на время тем, кем хотел видеть его главарь разбойников — смирной шлюхой. «Да уж, это будет самое противное, что я делал когда-либо» — скривившись, подумал Дмитрий, запуская пятерню в волосы. Однако план был великолепен, и потому граф мысленно договорился сам с собою о том, что сможет пойти на это, чтобы затем сбежать и прийти сюда со своим войском, дабы разгромить лагерь, а затем долгими месяцами или годами пытать местного Главу в самом тёмном подвале поместья.       Положив инструмент, зажатый в руке, Дмитрий пошёл к столу, где стоял поднос, и впервые за эти дни поел и даже отпил немного разбавленного вина. Теперь ему будут нужны силы, чтобы осуществить то, что он задумал. И ликование наполнило сердце графа, когда он понял, что он наконец не беспомощен и у него есть план и цель.       Когда Юлик зашёл в комнату на следующее утро, Ларин уже ждал его. Он взглядом попросил младшего разбойника поговорить, и вот, спустя полминуты, они были в комнате одни.       — Юлик, я обдумал твоё предложение и согласен попробовать. Но с условием. Мне будет нужна твоя помощь.       — Да, хорошо. Как скажешь, — разбойник улыбнулся. — Чем тебе помочь?       — Я знаю, что ты был и остаёшься мастером узнавать информацию. Расскажи мне всё, что узнал о Ховане.       Юлик нахмурился, пытаясь что-то вспомнить, а затем начал медленно и немного протяжно:       — Та-а-ак… хорошо. Из того что я узнал здесь, Хован стал Главой четыре года назад после смерти предыдущего главаря. На церемонии он выбрал себе новую кличку, под которой все его теперь знают. Прежнюю кличку мне никто пока не сказал, все лишь смеются. А сегодняшняя кличка, я слышал, образована от места, где он когда-то жил. Там река или что-то вроде того. Вот этого не знаю точно. Но говорят, что он пришёл именно оттуда и в память о прошлой жизни взял такую кличку. Глава он хороший, мудрый, только пьёт очень много, но это ты и без меня знаешь. Он победил в…       Дальше Ларин уже почти не слушал друга, уйдя в свои собственные мысли. Ему вдруг стало интересно, кем был Хован до этой жизни. Крестьянином или дворянином? Скорее всего второе, так как крестьяне редко могут управлять народом. Тогда чей он сын и из какого рода? Дмитрий пытался вспомнить дворянский род, у которого потерялся или ушёл сын, однако в голову ничего не лезло. «Что же случилось с тобой, Хован, что ты ушёл из родительского гнезда?» — спрашивал вопрос в никуда граф, смотря за окно. И всё больше погружался в омут своих мыслей, пока…       — Дим! — Ларина толкнули в плечо. — Ты меня вообще слушаешь? Для тебя же распинаюсь!       — Да, прости. Я задумался, — Дмитрий стряхнул остатки забвения мыслей. — Спасибо, Юлик. Ты мне очень помог. Но у меня ещё один вопрос, который не касается Хована, но который мне очень поможет. А почему ты ушёл из семьи?       — Ну… — парень замялся, — так получилось, что я не смог жить под одной крышей с родителями и старшими братьями. Я не чувствовал себя там на своём месте. Да и, честно говоря, надоели мне их издёвки, — разбойник слабо улыбнулся.       — А почему подался в разбойники? Насколько я помню, ты был очень милым и добрым мальчиком. А здесь такие… жестокие люди.       — Ты не прав, Дим. Если не объявлять себя сразу их врагом и не обещать их убить, — Юлик с намёком посмотрел на графа, — То они вполне дружелюбные. Даже после того, как я помог тебе, после дней презрения и почти ощутимой ненависти, они уже прощают меня. Один местный старожил сказал мне, что тут все делают-промахиваются первое время, так что через неделю меня и вовсе простят все. Все, кроме, пожалуй, твоего Хована.       — Он не мой, — резко огрызнулся граф, сверкнул глазами.       — Ошибаешься, — Юлик рассмеялся, поднимаясь. — Ладно, мне пора. Завтра снова приду и ещё поговорим. Хорошо?       — Да.       Разбойник вновь лучезарно улыбнулся и ушёл, закрыв за собой дверь. А Ларин упал на кровать и провёл весь день думая и анализируя. И единственное, к чему он пришёл, — это то, что он хочет поговорить с Хованом. Ну, и в процессе разбить ему лицо, однако это потом.       Но на следующее утро пришёл только разбойник со шрамом. Он хмуро посмотрел на графа, молча поставил поднос на стол и ушёл. Дмитрий даже не успел что-то спросить. «Может, Юлика убили за то, что он разговаривал со мной?» — подумал Ларин, но тут же отмёл эту мысль. Если бы это было так, то они бы убили его ещё в первый раз. А убивать его теперь не имело смысла. Значит, тут что-то другое.       На следующий день никто не пришёл вообще. Граф ждал до полудня, пока живот не запел китовьи песни, и думал, что может быть, весь лагерь убили этой ночью, а в дом главаря просто не зашли, так как… «Хотя нет, бред. Они бы точно зашли в спальню главаря, чтобы забрать тут всё» — быстро понял Ларин, беря в руки любимый инструмент и, от нечего делать, стал играть.       Но вот, когда Дмитрий играл какой-то очередной унылый ритм на укулеле, в комнату кто-то постучал, и затем вошла девочка лет шести с большой корзиной в руках. Она сделала глубокий реверанс и, поймав удивлённый взгляд, спросила:       — Вы месье Уткин? — Дмитрий скривил губы, но всё же кивнул. Девчушка ещё раз осмотрела его и лишь затем, приподняв подбородок и пытаясь говорить чётко и ясно, начала:       — Месье Хован прибудет завтра вечером. Он желает видеть вас в новой одежде, чистым и хорошим. Одежда и еда в моей корзине, завтра утром вам принесут ведро с водой и тряпку для мытья. После приезда Главы состоится пир, куда вы приглашены вместе с месье Хованом. Будьте готовы к девяти часам, — в конце девочка вновь сделала реверанс и уже собиралась уйти, но её остановил сам Ларин.       — Юная мадемуазель, а можно вопрос? — граф усмехнулся сосредоточенным глазам ребёнка. — Ты передала послание слово в слово?       — Нет, месье, мне диктовали более грубым и вульгарным языком, однако я сочла нужным не осквернять свой язык и ваш слух подобным выражениями.       Дмитрий, отвыкший от подобного общения, даже слегка онемел. Однако видя, что девочка ожидает ответа, кивнул головой и отошёл к окну:       — Благодарю за заботу, мадемуазель. Передай тем хозяевам послания, что я буду готов к девяти часам, — девочка кивнула. — Можешь идти.       — Благодарю, месье — сделав реверанс, девочка вышла за дверь, оставив корзину.       Ларин смотрел наружу и видел, как девочка вышла из-за поворота, подошла к компании каких-то верзил и, сделав реверанс, быстро что-то им сказала. Те разразились весёлым хохотом, а отсмеявшись, кинули что-то не поменявшей лица девочке и та, кивнув, ушла. Вряд ли эти люди хотя бы догадывались, что тот взгляд, которым она одарила их во время смеха и тот факт, что она не сделала прощальный реверанс, означало, что ей они с этой секунды противны и общаться она с ними больше не желает. Такому обучали лишь детей из очень благородных семей и, скорее всего, Дмитрий уже знал, кто этот ребёнок.       Самое странное было то, что он сам не понял, почему это был первый ребёнок, который не вызывал у него отвращения, как остальные дети, а скорее наоборот — восхищение. Возможно потому, что девочка напомнила ему его младшую сестру в далёком детстве, а возможно от юной мадемуазель веяло впитавшимся в кровь и кожу благородством. Такое нельзя навязать или вбить в ребёнка. Это бывает лишь у детей, которые настолько сильно уверены в своих убеждениях, что оказавшись даже в таком месте, как это, они не меняются и не портятся, а несут свою мысль в умы окружающих. Так что граф был уверен, что девочка, даже живя здесь, до конца жизни останется «мадемуазель», а не станет «девкой», каких полно в этом лагере.       Отойдя от окна, Дмитрий упал на постель спиной и прикрыл глаза. Мысли о «мадемуазель» ушли, и до него лишь сейчас дошло, что сегодня вечером ему предстоит новый вид унижений от Хована. Ведь он был уверен, что главарь бандитов будет издеваться весь пир и ещё и после прибавит. За эту странную и полную информации неделю Ларин уже совсем забыл о той ненормальной ночи. Да и план уже не казался таким лёгким. Всё было слишком запутанно. Но месть всё равно свершится. В этом Дмитрий был уверен.       Граф пролежал на постели до вечера, пока к нему вновь не постучали и какой-то парень не поставил тазик с водой и тряпкой на пол. Ларину пришлось вставать, мыться и повторять себе «Я убью эту суку, как только будет возможность. Убью». Одевшись в точно такую же одежду и вытерев голову своей старой рубахой, Дмитрий сел за стол и стал ждать.       За ним пришли через минут десять. Какие-то вандалы открыли его кандалы и вытолкнули к лестнице, а затем на первый этаж. Там его ждала свита Главы: Черников и Кузьма. А сзади них сидел Хован и с почти вальяжным видом пил вино. Заметив графа, он усмехнулся и жестом приказал отпустить Ларина.       — Уткин, я рад видеть Твою Светлость. Надеюсь, ты уже отошёл от той ночи, когда весь лагерь слышал, как ты замечательно проигрываешь споры, — разбойник улыбнулся шире от зелёной вспышки в глазах врага. — Вижу, что да. Тогда позволь пригласить тебя на пир. При чём это будет не обычный пир. Сегодня к нам прибудут гости, которых мы должны встретить как следует. И ты, как послушная шлюха будешь сидеть у меня в ногах. А если захочешь высказать своё «безумно важное мнение», то будешь отдан гостю для утех. Понял? — главарь бандитов, прищурив глаза, посмотрел на Дмитрия. Ларин лишь зло посмотрел на разбойника. Слишком уж вежливо, хоть и отплевываясь желчью, с ним разговаривал Хован. И что-то тут было не так. Однако закончить эту мысль ему не дали.       — Ну что же, нам пора идти на пир. Связывать тебя не будут, но, — разбойник подошёл к графу и, склонившись к уху, едко напомнил, — попробуешь бежать — стонать будешь уже не подо мной, — услышав тихий хмык, Хован улыбнулся и пошёл первым. За ним — Черников и Кузьма, а за ними — Ларин, по обеим сторонам которого шли два вандала. Так что когда они вышли за улицу, мысль о побеге была самым глупым, что было могло прийти в голову.       Перед самым входом в пещеру, Дмитрий неслышно вдохнул и выдохнул. «Я сбегу. И убью их всех. А пока надо играть роль. Начнём» — продиктовал сам себе граф и, сделав покорный вид, зашёл вовнутрь.