A Story Of One Town

Разместив девушку в своей спальне, Румпельштильцхен устроился на небольшом диванчике в гостиной. Конечно, он бы мог оправдать свою бессонницу теснотой и неудобством, но истинная причина крылась в лихорадочных мыслях, что не давали ему покоя. Стоило мужчине лишь на мгновение прикрыть глаза, как тут же из темноты выплывали образы его утраченных воспоминаний. Самым тревожным в этом было то, что, несмотря на общее принятие, он никак не мог до конца прочувствовать свою любовь к сыну и то, что от него бесконечно ускользало что-то невыразимо важное, сводило мужчину с ума. Ему отчаянно необходимо было вспомнить намного больше, но ничего не получалось. В этих бесплодных попытках познать себя постепенно зарождался страх… Что, если он не готов к этому знанию? Может ли оказаться так, что слепое неведение куда лучше, чем правда, сокрытая во мраке? В мгновения самых яростных сомнений перед ним вновь представал образ мальчика. В глазах Бэйлфаера и его детской, исполненной любви улыбке, Румпельштильцхен находил для себя утешение. Вне всякого сомнения, он должен был сбросить с себя оковы проклятия, отыскать своего мальчика и покарать виновных. Слёзы душили Белль, но она старалась не поддаваться этой слабости. Подтянув колени к груди, девушка крепко обняла руками вторую подушку и зарылась в неё лицом, вдыхая дорогой сердцу аромат хозяина дома. Больше всего Белль хотелось, чтобы он был сейчас рядом, но эту ночь каждому из них необходимо было провести отдельно, даже ей, хоть и казалось, что одиночество вот-вот сломает её окончательно. Постепенно истерика ослабила свою хватку на горле девушки и усталость взяла верх. Провалившись в неглубокий, полный тревожных образов сон, Белль окончательно потеряла счёт времени. Всё же, несмотря ни на что, она верила, что у них с Румпельштильцхеном есть будущее, даже если ей, как и впредь, придётся одной бороться за них двоих. Лишь в одном Белль не была уверена: надолго ли хватит у неё сил, чтобы продолжать эту битву, в которой против их воссоединения, казалось, была сама судьба? Утро встретило девушку ярким солнечным светом, игриво ластившимся к ней проникающими сквозь плотную занавеску лучами, и ароматом грядущего завтрака. Приободрившись, Белль выскользнула из-под тёплого одеяла и вышла из спальни. Под тихое бормотание телевизора Румпельштильцхен суетился на кухне, накрывая на стол. Спрятавшись за стеной у арки, Белль с нежностью наблюдала за ним, умилённая его сосредоточенным видом. Словно почувствовав, что за ним подглядывают, мужчина резко обернулся и смущённо поджал губы в улыбке, вскинув брови. Добродушно рассмеявшись, Белль шагнула к нему и крепко обняла, прильнув к его груди. Раскинув руки, слегка перепачканные в шоколадном соусе, он склонил голову, прижавшись щекой к её макушке. — Ничего больше не вспомнил? — робко поинтересовалась девушка, жадно вдыхая его аромат и наслаждаясь долгожданным ощущением покоя в его объятиях. — Прости, — пробормотал Румпельштильцхен, сдвинув брови. — Не бери в голову, — тряхнув головой, Белль неохотно отстранилась от мужчины, подарив ему теплую улыбку. — Покормишь меня? Перемена темы возымела свой эффект, как и необходимость позаботиться о девушке. Быстро кивнув, Румпельштильцхен широким жестом пригласил Белль к столу, а сам ловко подскочил к стойке, на которой его внимания дожидались блинчики с бананом. Довершив блюдо, он перенёс тарелки на стол и утроился напротив Белль, немного взволнованно наблюдая за её реакцией. — В этой жизни у тебя кулинарный талант? — полюбопытствовала девушка, страшась неловкой тишины между ними. — Похоже, что так, — пожал плечом. — Раз уж прясть золото из соломы я больше не в силах, пришлось научиться чему-то ещё, — скривил губы в неуверенной улыбке. — Очень вкусно, — искренне похвалила Белль, осознав, что голод намного сильнее, чем ей казалось прежде. — Послушай, Румпель, я думала о том, что ты мне вчера сказал… — Подожди, — прервал её мужчина, отложив вилку в сторону, не имея никакого аппетита. — Я знаю, что потребовал от тебя слишком многого. Теперь, когда я вспомнил своего сына и небольшой кусочек своей прошлой жизни, мне кажется, что я стал лучше понимать тебя. Возможно, прежде я был совсем другим человеком, гораздо лучше, чем сейчас, но ты должна знать, что и сейчас моя любовь к тебе искренна и глубока, — умолкнув, он поддался порыву и протянул к ней руку, задев стоявшую рядом чашку, которая тут же полетела вниз, издав плачущий звук. — Чёрт! Белль и сама поразилась своей проворности, оказавшись на полу вперёд Румпеля. Подхватив чашку, она прижала её к своей груди, встречая взгляд изумлённого мужчины. Смущённо улыбнувшись, девушка показала ему надколотый бокал и покачала головой. — Почти целый, — промурлыкала девушка, не сводя глаз с Румпельштильцхена. — Это ведь всего лишь чашка, — ошарашенно пробормотал мужчина, переведя взгляд с неё на девушку. В этот самый миг перед его глазами промелькнули десятки различных образов, без остановки сменявшие друг друга, словно кадры киноленты, а затем он оказался в удивительно знакомом по ощущениям месте, вспомнить которое, вопреки всему, ему всё же не удавалось. Воображение поражала необычайная роскошь и то, с каким вкусом была оформлена зала. Пройдя немного вперёд, он услышал, как под ногами захрустело битое стекло, и будто в один миг комната преобразилась: распахнутые настежь створки зеркального шкафа ещё дрожали, покачиваясь от обрушившейся на них ярости, повсюду была битая посуда и отброшенные в приступе слепой злости предметы. Гнетущее ощущение непоправимой беды, в которой он постепенно растворялся, переполняло его душу. Повинуясь странному, интуитивному желанию, он подошёл к шкафу, скользнув по его полкам страждущим взглядом: именно здесь, как подсказывало ему подсознание, от него скрывалось нечто очень важное, что ему необходимо было найти, и лишь в самом низу, посреди невообразимого хаоса, он увидел то, что могло принести покой в его мятежную душу. Взяв в руки бело-голубую чашку, он прокрутил её в своей руке, коснувшись кончиками пальцев небольшого скола, почувствовав приятную шероховатость в повреждённом фарфоре и его остроту на вершинке. Эти ощущения подняли в его душе невероятную волну щемящей нежности, отозвавшуюся в сердце приятной болью, почти невыносимой, но именно она, казалось, питала его самой жизнью. Задыхаясь в плену охвативших его эмоций, он на мгновение прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, что именно связывало его с этой чашкой, отчего она так дорога ему, но вместо столь необходимого воспоминания Румпельштильцхен вновь оказался во мраке, вынырнуть из которого ему снова помог голос Белль. — Румпель, — мягко позвала его девушка, ласково прикоснувшись ладонью к щеке, — вернись ко мне. — Я видел чашку, — пробормотал мужчина, ещё не пришедший до конца в себя, — надколотую… — Что ещё ты вспомнил? — придвинувшись ближе, она обняла его за плечи, проведя ладонью по волосам. — Я хотел вспомнить, почему она так важна для меня, но не смог, лишь чувствовал, что с ней у меня связано что-то очень важное и ещё, что именно эта чашка поможет мне пережить нечто ужасное, — распахнув глаза, Румпельштильцхен взволнованно посмотрел на девушку. — У меня было такое чувство, будто я всё потерял, — на мгновение умолкнув, он нерешительно добавил, заметно севшим голосом, — будто ты умерла. — Возможно, на какое-то мгновение так и было, — крепче прижавшись к нему, Белль прижалась щекой к его щеке и прикрыла глаза, — но теперь я здесь, рядом и никуда больше не уйду. Никогда. К обеду им предстояло встретиться в пустующем цеху со всеми остальными членами их импровизированной трупы, но Дэвид ещё до полудня сообщил о том, что будет занят в парке помощью Кэтрин в организации фестиваля, да и у Лероя организовались какие-то неотложные дела в доках. В обычный день Газ наверняка бы рассердился на своих друзей за такую неорганизованность, но сегодня Румпельштильцхен был даже рад тому, что они не смогли собраться. Его жизнь круто изменилась с прошлой ночи, и теперь он был совершенно другим человеком. Вновь обретённые знания не добавляли ясности и не избавляли его от необходимости решать насущные вопросы, но Румпель нутром чувствовал, что решать их отныне тоже надо по-другому. Со временем ему наверняка удастся найти все интересующие его ответы, но прежде всего он нуждался в небольшой передышке, которая позволила бы ему до конца принять себя нового.