Revenge/Возмездие

– С чего ты взял, что я стану рассказывать тебе хоть что-то? – насмешливо фыркнул Юнсу, снисходительно глядя на этого слишком уверенного в себе мелкого пакостника, хотя… у него на то были все основания, но сын Джинхёка вступил на слишком опасную почву, признавшись во всем своему главному врагу и решив играть в открытую, ведь предупрежден – значит вооружен, и теперь Ли Юнсу ни за что не собирался сдаваться без боя. Этот ребенок, поддавшись своим эмоциям, поступил весьма и весьма опрометчиво, и Ли Юнсу не собирался упускать такую прекрасную возможностью переиграть эту партию в свою пользу. – С того… Вам же интересно, что на самом деле произошло со всеми вашими друзьями: Минхо, Сонён, Дживон, Минхваном и прочими? Почему Минхо разорился, как управление налоговой безопасности вышло на Сонён, почему повесилась наша горячо любимая Чон Инсон и как застрелился писатель Ким? – с до невозможности милой улыбкой поинтересовался Хёкджэ и, увидев алчный блеск в глазах мужчины, понял, что попал своим предложением в самую точку. – Так вот… Я предлагаю вам обмен информацией, дашь на дашь: вы рассказываете мне все как есть, без малейшей утайки о том, что произошло 22 года назад с моими родителями, а я расскажу вам увлекательную сказку о том, что на самом деле происходило этим в летом в этом маленьком, милом, прелестном городке… – И с чего ты вдруг решил, что мне это может быть интересно? Я все и так знаю из письма Хичоля, так что… Что-то я не вижу своей выгоды в этой сделке. Да и твоей тоже. Я уверен, что ты и без моих рассказов все прекрасно знаешь, – Юнсу наградил мальчишку вопросительным взглядом, действительно не понимая, в чем заключаются истинные мотивы этой его просьбы. Может, он мазохист, который решил посмаковать детали гибели своей семьи? Или… все же не так осведомлен, как жаждет показать это? Что-то здесь было нечисто, но вот что?.. – Я просто хочу услышать вашу версию происходившего 22 года. Практически так же сильно, как и вы хотите услышать мою версию происходящего, вот и… – растерянно улыбнулся Хёкджэ, пожимая плечами и ничем стараясь не выдать свое раздражение, хотя… глупо было ждать, что этот ублюдок после первой же просьбы упадет на колени и начнет исповедоваться ему, но… мечтать не вредно. Особенно после той жуткой смеси психотропных и наркотиков с алкоголем, которая плескалась в бутылке с недопитым скотчем. Но ничего… У Юнсу еще будет время закончить с этим. И у Хёкджэ, разумеется, тоже. – Интересно-интересно… – задумчиво протянул Юнсу и, словно прочитав мысли Хёкджэ, плеснул себе в стакан немного скотча и залпом осушил его, чувствуя, как блаженное алкогольное тепло распространяется по телу, разливаясь до невозможности приятной волной от желудка до кончиков пальцев на ногах и до каждого нервного окончания. – Прости, тебе не предлагаю, – хмыкнул мужчина и, налив себе еще порцию алкоголя и решив, что эта пауза достаточно затянулась, как можно равнодушнее постарался поинтересоваться: – И что же ты так сильно жаждешь узнать в моей версии? – пристально глядя на напряженно задумавшегося над его вопросом мальчишку, сейчас совершенно не похожего на человека, способного совершить все то, что Хичоль приписал ему... А может ли быть так, что этого писаку дезинформировали? Или Канина? Хотя нет, все это было слишком похоже на правду и слишком уж хорошо накладывалось на произошедшее, так что… Вряд ли. Очень вряд ли. Но тогда почему этот мальчишка сейчас сидит напротив него и ведет светские беседы, а просто не возьмет и не пустит своему самому главному врагу пулю в лоб? Или это слишком легкий способ, ведь, кажется, этот гадёныш предпочитает более изощренные способы расправы над своими жертвами? И интересно, что же маленький сынишка Ли Джинхёка приготовил для него... Ощутив странный прилив смелости и адреналина, напрочь заставивший забыть его об осторожности, Юнсу уже было собирался поинтересоваться в открытую, какая же изощренная казнь приготовлена по его душу, но Хёкджэ, наконец-то собравшийся с мыслями, немного опередил его: – Почему мой отец? – глухо спросил парень, впервые в жизни озвучивший вопрос, который столько лет терзал его, и пристально посмотрел на человека, который почему-то решил, что он вправе распоряжаться судьбами других людей, и теперь… теперь пришла его пора оказаться в руках того, кто мнит себя вершителем чужих судеб. В руках Хёкджэ. И прочувствовать все приятные последствия этого на собственной паршивой шкуре. – Что-что? – удивленно переспросил Юнсу, поперхнувшись собственным вопросом и недоуменно глядя на недовольно поджавшего губы мальчишку. – Я хочу узнать: почему мой отец? Почему из сотен, нет, тысяч людей, работавших на вас, вы выбрали именно его, именно нашу семью… для всего этого? – рвано выдохнул парень, не отводя от Юнсу тяжелого взгляда, от которого у мужчины пробежал странный мороз по коже. – Почему именно он, а не кто-то еще? Ведь для вас не имело совершенно никакого значения, кого именно подставлять, или… все-таки имело? – Конечно же, имело, – недовольно скривившись, фыркнул мужчина, чувствуя, как внутри постепенно начинает разгораться старая глухая злоба, кажется, совершенно не имеющая срока давности и с годами становящаяся лишь сильнее и сильнее. – А ты не догадываешься? – со злой усмешкой спросил Юнсу, для которого-то все причины случившегося 22 года назад были просто до безобразия очевидны, и, не дождавшись ответа Хёкджэ, зло прошипел: – Твой драгоценный папаша спал с моей женой. Почти два года спал. У них, видите ли, была большая и светлая любовь всей жизни, которой не могли помешать никто и ничто, – мучительно скривился Юнсу, чувствуя, как раздирающая его изнутри ярость с каждым словом и с каждым воспоминанием становится все сильнее и сильнее, и, кажется, еще чуть-чуть – и она просто спалит его изнутри. – Более того, он умудрился обрюхатить ее. Мою жену. Да-да, – со смешком пояснил Юнсу увидев недоумение на лице мальчишки, – у тебя мог бы быть сводный брат, но все эти стрессы и такое несвоевременное падение с лестницы, увы, спровоцировали выкидыш, – звонко рассмеялся Юнсу, заставляя Хёкджэ вздрогнуть, как от пощечины, и, чувствуя, что он больше просто не в силах держать этот груз, который он молча носил в себе столько лет, Юнсу рассказал сыну Ли Джинхёку все, что он думал о его папаше, который умудрился, будучи женатым, закрутить роман с замужней женщиной. Да еще с какой – с женой своего босса! И плевать, что его жена уже два года как находилась в психиатрической клинике то ли с шизофренией, то ли с раздвоением личности! Если Юнсу еще как-то мог оправдать свою дражайшую супругу, никогда не отличавшуюся выдающимися интеллектуальными способностями, то вот Джинхёка… Он так верил ему и так надеялся на него. И, честно говоря, сначала, узнав о его романе со своей женой, наотрез отказался верить в эту чушь, но… доказательства были налицо. И Юнсу даже не знал, на кого он был сильнее зол – на свою жену, расставляющую ноги налево и направо и лишившую его лучшего друга и помощника, или на Джинхёка, променявшего дружбу и общее дело на эту никчемную шлюху! И тут это расследование Федеральной службы безопасности, добравшейся до пары счетов их компании, до которых им добираться ох как не стоило... Юнсу еще на заре своей карьеры понял, насколько это прибыльное дело – помогать отмывать деньги филиалам террористических группировок, действующим на территории их страны, за фантастически огромные отступные, и не гнушался это делать, тщательно заметая за собой следы, однако, как оказалось, все же не слишком хорошо. О том, кто на самом деле является тремя крупнейшими клиентами их компании и кто за этими самыми клиентами стоит, на тот момент знали лишь три человека: сам Ли Юнсу и два заместителя, канувшие в Лету спустя три года после расследования, но тогда… тогда, 22 года назад, когда федералы вызвали Юнсу на предварительную беседу в отдел по борьбе с терроризмом, весьма не тонко намекнув ему, что уже через три дня у них будет полный карт-бланш от правительства, начиная с ордеров на обыски, аресты личных и корпоративных счетов, приостановления всех видов деятельности и заканчивая официальным постановлением на полное изъятие всей бумажной и электронной документации, и что они сделают все, абсолютно все, чтобы найти виновных и наказать их по всей строгости, ведь именно на эти, отмытые компанией Юнсу деньги, были организованы три теракта, случившиеся весной того года и унесшие тысячи, если не десятки тысяч жизней, и теперь правительству, конечно же, нужен был козел отпущения и публичная расправа над ним… На самом деле Юнсу был нужен он же. И уже в первый раз выходя из комнаты для допросов, он знал, кто именно станет этим самым козлом, вернее, кого именно он им сделает. Того, кто посмел предать его доверие и дружбу, променяв самого Юнсу на его пустоголовую женушку. А дальше… Дальше дело техники, денег и связей. Немного уговоров, много взяток, совсем чуть-чуть шантажа, тщательно сфабрикованные доказательства, вовремя уничтоженные настоящие бумаги и улики – и… Юнсу и сам не понял, как ему удалось сплести столь поразительно тонкую и правдоподобную паутину лжи, однако, пожалуй, эта паутина была лучшим творением в его жизни. Он чувствовал невероятную гордость и удовлетворение, когда на предпоследнем слушании давал показания в зале суда, смело глядя в полные гнева и недоумения глаза своего бывшего друга, а уж когда он увидел, как Джинхёк смотрел на беременную Хёри, также дающую показания ПРОТИВ своего бывшего любовника, то впервые в своей жизни он понял, что такое настоящий, подлинный, неподдельный триумф. Жаль только, что Джинхёк так и не дожил до заключительного заседания суда и не услышал свой приговор… Последнюю фразу Юнсу произнес с таким нескрываемым удовольствием и сарказмом, что побелевший и едва-едва контролирующий себя от ярости Хёкджэ не выдержал и прошипел: – Так это вы заказали его убийство, да?.. – Кто знает, кто знает, – с усмешкой пожал плечами Юнсу, самолично отваливший очень круглую сумму двум надзирателям, которые и помогли Ли Джинхёку обставить собственную кончину с особым комфортом и даже подержали ему петлю, пока тот взбирался на стул, но вряд ли его и так взбешенному и явно не слишком нормальному (с такой-то наследственностью) сыночку стоило знать об этом... Или стоило? Сделав глоток скотча прямо из почти опустевшей за время его рассказа бутылки, Юнсу с мстительным злорадством рассказал этому мелкому ублюдку о том, как тщательно они срежиссировали смерть его папаши, как его мамаша милостиво покончила с собой сама и никто даже не пытался остановить ее, и как они пытались уничтожить самого Хёкджэ, но тот оказался на редкость живучим. Даже слишком живучим… Окончательно переставший контролировать себя мужчина в приступе истерического гнева вываливал на Хёкджэ самые интимные подробности произошедшего 22 года назад, которые не были известны никому, кроме него, даже о том, что Донхэ родился в день смерти Ли Джинхёка вовсе не по какому-то жуткому совпадению или знамению судьбы, а потому, что у его дражайшей супруги, которой Юнсу, стоило ему только узнать об удачном исполнении своих замыслов, не преминул лично сообщить о смерти ее любовничка, случилась истерика, спровоцировавшая преждевременные роды и сделавшая его младшего сына постоянным напоминанием для Юнсу о том, что было. Он зачем-то рассказал Хёкджэ о картине Моне – одной из любимых в коллекции Джинхёка, которую специально купил и подарил жене, чтобы та стала вечным укором и вечным напоминанием о былых грехах этой лицемерной шлюхе, вдруг возомнившей себя святой великомученицей. Юнсу рассказывал Хёкджэ о том, каково это – лежать целые ночи без сна, думая о том, узнает кто-нибудь когда-нибудь о твоем обмане или… все-таки нет? Он был так откровенен с выродком Ли Джинхёка, как не был откровенен ни с кем и никогда, даже не представляя, что вся его исповедь тщательно записывается на уже давно включенный диктофон в кармане Хёкджэ, чтобы в ближайшее время оказаться в руках Сонмина, а затем в Федеральной службе безопасности. Однако самым важным было вовсе не это, а то, что у их столь откровенной беседы с Хёкджэ был еще один слушатель, который, не помня себя от ужаса и едва-едва стоя на ватных, плохо слушающихся ногах, жадно вжимался ухом в дверь отцовского кабинета, чтобы слышать каждое произнесенное там слово – пока просто чтобы слышать, даже не пытаясь осмыслить услышанное, потому что понять и поверить в ТАКОЕ… Нет, даже прекрасно зная свою семью и своего отца, Донхэ решительно не был способен на это.