Revenge/Возмездие

– Так вы познакомились с оппой в Японии? – с любопытством поинтересовалась порхающая по крохотной кухоньке девушка у неловко притулившегося на угол уютного кухонного диванчика с цветастой обивкой Кюхёна, который все еще пытался переварить то количество информации, что внезапно обрушилось на него сегодняшним утром. – В Японии? – настороженно переспросил Кюхён, стараясь, чтобы его вопрос звучал не слишком изумленно и глупо. – Ну да, – пожав плечами, улыбнулась Тэа, наливая воду в электрический чайник и включая его. – Вы сказали, что познакомились с оппой полтора года назад, в это время он как раз был в Японии, у него был двухгодичный контракт на работу в крупной рекламной компании, разве вы не знали? – На Кюхёна пристально уставились полные любопытства до боли знакомые ему глаза, вот только принадлежали они вовсе не тому человеку, которого он хотел бы видеть и чьи бы объяснения хотел слышать сейчас, но… вполне вероятно, что Тэмин вообще не станет с ним разговаривать, поэтому Кюхён сейчас жадно собирал все те крупицы информации о нем, которыми так опрометчиво делилась с ним Тэа. – Вы разве не там познакомились? – Да-да, конечно, там. Простите, мы просто давно не виделись, и я волнуюсь… – смущенно пробормотал Кюхён, отводя в сторону взгляд. И понимая, что он ничего не понимает. И с каких это пор Корея стала Японией, а эскорт-агентства превратились в рекламные? Забавно, конечно, но Кюхёну всегда казалось, что Тэмин не из тех, кто будет скрывать свой род занятий, более того, он всегда думал, что Тэмин гордится своей работой, но… все это была лишь игра. Ради Кюхёна. И только сейчас, сидя на этой кухне и болтая с его сестрой, Кюхён наконец-то начал по-настоящему понимать, что он не имеет ни малейшего понятия о том, какой этот парень на самом деле, ведь все, что видел Кюхён, – лишь картинка, которую для него умело рисовали. Ну еще бы. За такие-то деньги. – Ничего страшного, не переживайте, – ободряюще улыбнулась Кюхёну девушка и за те полтора часа, что они сидели на кухне за чашкой не самого лучшего чая с потрясающим домашним печеньем, успела поведать напряженно молчащему и вслушивающемуся в каждое ее слово мужчине печальную историю их с братом жизни: о детстве в сиротском приюте в провинции, из которого выкидывали на улицу, едва-едва подопечным исполнялось 18; о том, как Тэмин, даже несмотря на это, умудрился выкрутиться и найти хорошую работу в Японии, и те три года, что он жил там, ему удавалось не только откладывать деньги на эту квартиру, которую они купили всего полгода назад, когда Тэа исполнилось 18, но и помогать сестре, правда… бедная девушка даже не подозревала, что ее старший братец если и был в Японии, то далеко не в качестве сотрудника рекламной компании, но, кажется, девушке для ее душевного спокойствия и правда было лучше не знать, каким все-таки местом ее старший братец заработал денег на эту уютную квартирку. Надо же, а ведь Тэмин рассказывал ему совершенно другую историю: про свое абсолютное нежелание учиться и работать, но при этом иметь достаточно денег, чтобы жить на широкую ногу… Ложь. Все это ложь, которую Кюхён хотел слышать и за которую он ему платил, но… но почему-то это совершенно не мешало ему чувствовать себя преданным и обманутым, хотя он прекрасно понимал, что не имеет ни малейшего права упрекать Тэмина в чем-либо, ведь тот просто хорошо выполнял свою работу и делал и говорил именно то, что от него ждали, однако… Кюхён ничего не мог поделать с собой и этим странным неприятным тянущим ощущением в области сердца каждый раз, когда Тэа открывала ему очередную правду о своем брате, показывая Кюхёну совершенно другого Тэмина – не капризную истеричную шлюху, не желающую носить вещь, если она стоит меньше полутора тысяч долларов, и бившую у него дорогущий китайский фарфор на кухне просто потому, что Кюхён забыл позвонить ему утром, а… любящего и заботливого брата, милого, совершенно непритязательного в еде, жилье и одежде парня, которому больше всего нравилось возиться с детьми и который однажды мечтал стать учителем в начальной школе. Кюхён уже грешным делом было подумал, что, возможно, в Корее есть два похожих Ли Тэмина, но… внезапно появившаяся на пороге кухни гневно сверкающая глазами и определенно изменившаяся, но все же та самая, главная цель его поисков лишь подтвердила, что весь тот Тэмин, которого знал и в которого был влюблен Кюхён, был лишь маской, а тот Ли Тэмин, который сейчас смотрел на Кюхёна огромными глазами, в которых плескалась обжигающе горячая смесь ярости и ужаса… Кажется, Кюхён совершенно не знал этого парня, что-то недовольно цыкнувшего на мгновенно побледневшую девушку и приказавшего сидеть сестре на кухне и не высовываться, абсолютно бесцеремонно схватившего Кюхёна за руку и буквально силком выволокшего не сопротивляющегося мужчину на лестничную клетку. – Какого черта ты тут делаешь? – зло прошипел парень, плотно прикрывая за собой двери и внимательно оглядываясь по сторонам, чтобы, не дай бог, никто из соседей не увидел эту сцену, но все они, к величайшему облегчению Тэмина, уже были на работе в такой час, а то… Тэмину даже страшно было представить, сколько вопросов вызовет его знакомство с мужчной, разъезжающим на красном Porsche, который выглядел в их квартале как бельмо на глазу, и стоило только Тэмину увидеть эту машину, припаркованную точно возле его дома, как он сразу же понял, КТО именно будет ждать его в квартире, ведь Тэа всегда была слишком доверчива и бесхитростна и вряд ли отказала незваному гостю в теплом приеме и чашке чая, а Тэмин… Черт, он так надеялся, что ему удалось надежно замести за собой все следы, но… Он даже не сомневался в том, что Кюхён рано или поздно найдет его, если захочет, но вообще, уходя, он отчаянно надеялся на то, что мужчина найдет себе новую, более интересную игрушку и даже не станет искать его. Вернее, уже нашел. Однако, видно, тот высокий рыжий китаец не слишком-то пришелся Кюхёну по вкусу. Или… он все-таки решил вернуть то, что Тэмин украл у него? – Как будто ты не знаешь… – скривил губы Кюхён, жадно разглядывая стоящего напротив парня, который даже в таком виде: без укладки, макияжа, маникюра, явно уже давно игнорирующий все салоны красоты и их широкий спектр услуг, в дешевой одежде – все равно притягивал Кюхёна к себе с такой силой, что еще немного – и... Он не был уверен, что ему удастся сдержать себя, ведь он не видел, не слышал, не целовал и не ощущал этого парня так долго. Слишком долго. До невозможности. – Если ты о драгоценностях и вещах, то в договоре было прописано, что все подарки принадлежат мне. Если не веришь – можешь перечитать. И в любом случае я уже все продал, а деньги потратил, так что тебе ничего не светит, – недовольно поджал губы Тэмин, скрещивая на груди руки и сразу переходя в наступление, которое, как известно, всегда было лучшей защитой, вот только, кажется, Кюхёна ничуть не задел его пыл. – Какие, к черту, драгоценности? Неужели ты думаешь, что я приехал сюда из-за ношенных шмоток и побрякушек?! – иронично вскинул брови Кюхён, даже не пытаясь скрыть насмешку в своем голосе и прекрасно видя, как сильно такой тон задевает его бывшего любовника. – А какого черта тогда тебе нужно? – устало поинтересовался Тэмин, пыл которого угас так же быстро, как и вспыхнул, и все, чего он хотел в данный момент, – чтобы Кюхён просто взял и исчез, оставив его в покое и забрав с собой все воспоминания о самом позорном периоде в жизни Тэмина. – Ты. Мне нужен ты, – кто бы знал, каких усилий стоило Кюхёну переступить через себя и выдохнуть эти четыре слова, но, похоже, на Тэмина они не произвели ровным счетом никакого впечатления. – Я больше не работаю. И не собираюсь, если ты не понял, так что, будь добр, просто возьми и оставь меня в покое, мистер Чо, – тяжело вздохнул Тэмин. – Но.. – начал было Кюхён, однако Тэмин, которому уже порядком надоел этот разговор, поспешил прервать его: – Никаких «но», мистер Чо. Я все сказал. А сейчас вам лучше поехать домой. Спасибо, что приехали в гости, – поджав губы, сухо попрощался с абсолютно растерявшимся Кюхёном парень и, даже не дождавшись ответа, прошмыгнул в квартиру, с глухим щелчком закрывая за собой двери и оставляя абсолютно растерявшегося и не знающего, что говорить, делать, да даже и думать, Кюхёна в пошарпанном подъезде в совсем не гордом одиночестве…

***

Итук и сам не понял, как церковь стала его любимым местом в лечебнице. Здесь всегда было тихо, светло, тепло и приятно пахло, в отличие от других грязно-серых больничных помещений с тусклым электрическим светом, которые с утра до ночи были полны настоящими больными: шумными, суетливыми, вонючими, мычащими, кричащими, пускающими слюни и сопли, бьющимися в лекарственной или алкогольной ломке – настоящими больными, в отличие от него самого. И пусть это даже была дорогая частная клиника реабилитации, но порядки здесь мало отличались от государственных реабилитационных центров, да и пациенты, несмотря на количество нулей на своих счетах, так что… Итук отчетливо чувствовал себя лишним и прекрасно знал, что здесь ему, мужчине в здравом уме и трезвой памяти, без каких-либо зависимостей, совершенно точно не место, но… если нахождение здесь – плата за все его грехи, то он готов был вынести все это и заплатить свою цену, тщательно проходя курс психотерапии, участвуя в групповой терапии, которая больше была похожа на цирк, чем на то, что обычно показывают в фильмах, он прилежно пил все лекарства, выдаваемые ему три раза день в маленьком пластиковом стаканчике, ведь они помогали хотя бы немного унять разъедающие его изнутри чувство вины и боль, а потом он просто шел в церковь и сидел здесь, сколько мог, ведь это место дарило ему не только блаженную тишину, но и странный душевный покой, от которого Итуку становилось немного легче дышать, а груз вины на его плечах с каждым разом становился все меньше. Все пройдет. Как-то эти слова ему сказал их местный священник, и они стали для Итука особенной мантрой, которая не давала сойти ему с ума в этом месте, где, по идее, должны были лечить разум, но, кажется, лишь еще больше разрушали его. Окруженный таким количество не слишком нормальных людей, Итук думал, что он и сам, постоянно глядя на них и общаясь с ними, может сойти с ума, и поэтому все силами цеплялся за свой собственный разум и старался держаться как можно дальше от всех этих самых натуральных психов, наркоманов и алкоголиков, ведь он… он был совершенно другим. Совершенно нормальным. И он попал сюда лишь из-за своей собственной глупости и страха. Чтобы избежать гнева отца и его наказания. Но с каждым днем, с каждой минутой и с каждой секундой, проведенной в этом месте в глухом одиночестве, Итук убеждался, что, кажется, это была не самая лучшая идея в его жизни, хотя в последнее время он наделал слишком много ошибок. От вялых, почти сонных после утренней порции лекарств размышлений Итука отвлек странный шум у входа в их больничную церквушку, заставивший парня недовольно зажмуриться и поджать губы, игнорируя весь окружающий мир и старательно делая вид, что он ничего не видит и не слышит, но… было просто невозможно не услышать громкий уверенный мужской голос, вдруг отчеканивший у него прямо за спиной: – Ли Итук, вы арестованы по подозрению в убийстве Кан Миа. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права? – А также проигнорировать резкий рывок за плечи, поднявший Итука с места, и холодные браслеты наручников, которые двое высоких рослых полицейских защелкнули на его запястьях, заставляя Итука впервые за много дней по-настоящему облегченно выдохнуть и рассмеяться. Ну наконец-то.