Revenge/Возмездие

– Мистер Ли, для протокола я должен еще раз спросить у вас: вы уверены в том, что хотите отказаться от дачи показаний, и подтверждаете свои слова о том, что все зафиксированное на видеозаписи происходило добровольно и по обоюдному согласию и что вас никто не принуждал, не шантажировал, не запугивал и не оказывал на вас физическое, психологическое или иного рода давление? – пожилой полицейский наградил пристальным тяжелым взглядом бледного и дрожащего как осиновый лист Хёкджэ, на лице которого огромными буквами было написано, что его, конечно же, шантажировали, запугивали, принуждали и оказывали давление и что только по этой причине он не собирается давать показания, а не потому, что происходящее на видео случилось добровольно и по обоюдному согласию. И полицейский, ведущий допрос, прекрасно видел это, но разве он мог поделать что-то с этим испуганным ребенком, если даже его адвокат не смог уговорить его на то, чтобы дать правдивые показания?.. Следователь Юн уже давно пристально следил за темными делишками семейства Ли и прекрасно знал, как те умеют заметать за собой следы, вот и этот раз, увы, не стал исключением, а он-то так отчаянно надеялся, что хотя бы сейчас ему наконец-то удастся схватить этих павлинов за хвост и выдрать оттуда хотя бы парочку перьев, но… как всегда, зря. Богатство и связи обеспечивают этим ублюдкам полную неприкосновенность. И там, где простым смертным светит тюрьма и высшая мера, этой богатой сволочи с испуганными улыбками подписывают оправдательные приговоры и приносят подобострастные извинения за доставленные неудобства. И никакой закон им не помеха! Проклятье! И этот до дрожи запуганный и боящийся поднять даже взгляд ребенок лег еще одним неподъемным камнем на совесть следователя Юна. И стал еще одной веской причиной его жгучего желания добраться до этих ублюдков и вывести их на чистую воду. Так, как они делали это сейчас с сенатором Квоном, которого уже не спасет от законного наказания ни его положение в обществе, ни связи, ни все его безразмерные банковские счета; уж они-то постарались в этот раз, чтобы поймать эту изворотливую тварь. И однажды на его месте окажется Ли Юнсу и все его безумное семейство полным составом, и уж тогда-то следователь Юн припомнит им все их былые тщательно замятые грешки. И изнасилование и шантаж этого бедного, запуганного до смерти мальчишки в том числе. – Д-да, – нервно кивнул Хёкджэ, еще раз подтверждая свои слова и худшие догадки полицейского и сидящего рядом с ним Юнхо, который настоял на своем присутствии на допросе, несмотря на все сопротивление Хёкджэ, и, совершенно не обращая внимания на их недовольные взгляды, подписал все нужные бумаги, подтверждающие невиновность Итука в случившемся и целиком и полностью снимающие с него любую ответственность. И все благодаря показаниям Хёкджэ, вернее, их отсутствию. Просто идеальное попадание. – Это все? Я могу быть свободен? – робко уточнил Хёкджэ, пододвигая следователю подписанные документы и делая вид, что ему хочется как можно скорее избавиться от всего этого и покинуть участок, хотя… и настоящему Хёкджэ было не слишком приятно находиться здесь, но ради своей цели он был готов на все, и пара лишних минут в участке – сущий пустяк, с которым он с легкостью мог справиться, как и со всем остальным. – Да-да, конечно, мистер Ли. Спасибо за то, что потратили свое время, мистер Ли, мистер Чон, – спохватившись, кивнул мальчишке и его хмурому молчаливому адвокату следователь Юн, поднимаясь из-за стола, чтобы проводить своих гостей, и, не сдержавшись, добавил: – Но… мистер Ли… У меня есть к вам одна небольшая просьба: если вы вдруг передумаете и решите, что вам есть что рассказать полиции, то… позвоните мне, хорошо? – полицейский протянул Хёкджэ белый прямоугольник визитки, который парень, немного помявшись, все-таки взял, неуверенно кивнув: – Хорошо, офицер Юн, – слабо улыбнулся Хёкджэ, едва-едва сдерживая победную усмешку и зная, что эта визитка и этот слишком честный полицейский еще сыграют свою разрушительную роль в его игре. – Спасибо, – вежливо поклонился он, заставляя мужчину в форме еще острее почувствовать свою вину в том, что он не может сейчас защитить его. А ведь на месте этого Ли Хёкджэ вполне мог быть его сын… – Пока не за что, мистер Ли, – скривился полицейский. – Но помните, что я буду ждать вашего звонка и что, если вы вдруг передумаете, мы сможем защитить вас несмотря ни на что, – кивнул мужчина, пристально глядя на Хёкджэ и вкладывая в голос всю уверенность, на которую он был способен сейчас. – Хорошо, я буду помнить об этом, – чересчур серьезно кивнул Хёкджэ и, попрощавшись с офицером Юном, поспешил откланяться, мечтая как можно быстрее покинуть это место, а еще отвязаться от Юнхо, который, кажется, возомнил себя не просто его адвокатом, который получает деньги и выполняет порученную ему работу, но и опекуном и защитником Хёкджэ и готовился произнести очередную пламенную проповедь, надеясь воззвать к разуму своего клиента, чье поведение на этот раз не просто не укладывалось ни в какие рамки (ведь это было нормально для Хёкджэ, и Юнхо уже почти привык к подобным фокусам), а напоминало форменное помутнение рассудка. Защищать своего насильника? Нет, Юнхо однозначно не понимал этого, как и не понимал причин, по которым Хёкджэ со смешком отмахивался от него всякий раз, стоило только Юнхо начать разговор на эту тему, делая вид, что не произошло ничего особенного. И это было более чем просто странно. Как и все это шоу в полиции с мастерски сыгранным страхом, ведь Хёкджэ был далеко не из тех людей, которых можно так просто шантажировать или запугать, да и вряд ли это был подкуп, но… тогда что? Неужели и правда сексуальная игра? Но… Юнхо никогда даже не подозревал о ТАКИХ предпочтениях своего клиента (да что уж там, он и об ориентации Хёкджэ, которая оказалась весьма и весьма далекой от натуральной, не имел ни малейшего представления). Да и зачем тогда весь этот спектакль имени невинной жертвы, тщательно разыгрываемый сегодня на допросе? Нет, Юнхо решительно не понимал происходящего, окончательно запутавшись, где правда, где ложь, а где его собственные домыслы, но все равно не мог не переживать за Хёкджэ, который, по его мнению, совершал сейчас очень и очень большую ошибку. Но разве этот упрямец, вновь затеявший одному ему известную игру, стал бы слушать его сейчас? Конечно же, нет. Но это вовсе не значило, что Юнхо не следует влезть в это дело и собрать доказательства для защиты своего клиента, которые, конечно, могут и не понадобиться, а могут очень и очень сильно пригодиться им в будущем. И пусть Хёкджэ просил его забыть о случившемся, но Юнхо не собирался прощать страдания своего подопечного этому богатенькому ублюдку так просто, пусть даже ради этого ему придется пойти против желания клиента и впервые в жизни нарушить их контракт, ведь когда-то он обещал Чо Кюхёну защищать этого мальчишку любой ценой, и он собирался сделать это. Даже вопреки его собственной воле.

***

Подъехав к дому и аккуратно припарковав машину на подъездной дорожке у гаража, Хёкджэ нарочито медленно выбрался из салона, старательно делая вид, что он абсолютно не замечает сидящего на ступеньках террасы и явно ждущего его уже очень и очень долго гостя. Да уж, кажется, сегодня и правда какой-то день душеспасительных бесед – и не назовешь иначе. Как будто Хёкджэ мало было вдруг внезапно воспылавшего ненормальным желанием позаботиться о нем Юнхо, от которого он едва-едва отделался после допроса, и этого чересчур честного полицейского, буквально жаждущего влезть Хёкджэ в душу, так теперь еще и Донхэ, который явно пришел не затем, чтобы просто посидеть у него на крыльце или поиграть с Чоко… Хотя… может, оно было и к лучшему? Просто взять и отыграть все моральные терзания и судьбоносные разговоры за один день и наконец-то забыть про них, окончательно переходя к следующему этапу плана? Кажется, это было бы весьма неплохим решением. Тем более если учесть, что разговор с Донхэ после общения с его мамашей, полицией и излишне заботливым адвокатом был скорее развлечением, чем обузой. Ведь этот ребенок всегда так сильно забавлял Хёкджэ своей откровенностью, излишней эмоциональностью и искренностью, что за неделю вынужденного перерыва общения… он почти соскучился по этому нелепому созданию и своим играм с ним, которые, кажется, пришла пора возобновлять и выводить на новый, более высокий и более интересный уровень. Одна мысль об этом заставляла все внутри Хёкджэ замирать от радостного ожидания и сладкого чувства предвкушения предстоящей партии, уже тщательно распланированной, но все равно такой неизведанной и от того еще более возбуждающей и манящей. Забрав из багажника свою сумку и папку с копиями протоколов допроса из полиции и пискнув брелком сигнализации, Хёкджэ быстрым, уверенным шагом направился к дому, старательно продолжая делать вид, что он не замечает пристально наблюдающего за каждым его шагом и действием гостя, даже в тот самый момент, когда Хёкджэ, поднимаясь по ступенькам к двери, едва не задел бедром плечо так и не шелохнувшегося и, видно, не имеющего ни малейшего представления, что ему сейчас стоит делать, Донхэ. Неужели этот растерявшийся малолетний идиот и правда позволит ему уйти?! Промедлив пару секунд, Хёкджэ раздраженно начал набирать код на электронном замке, уже собираясь поинтересоваться, что же все-таки Донхэ забыл в его доме или, может, он совершил незаконное проникновение в чужую собственность лишь затем, чтобы поиграть в памятник самому себе, потому что играть в подобные игры дома ему стало скучно, но наконец-то собравшийся с мыслями Донхэ все-таки успел на пару секунд опередить его, заставляя губы Хёкджэ скривиться в довольной усмешке (которая, конечно же, не была видна Донхэ, а если мальчишка даже и успел заметить ее, то вряд ли бы смог правильно истолковать смысл этой гримасы, выглядевшей явно не слишком довольной со стороны). – Ты так и будешь делать вид, что не замечаешь меня, да? – в голосе Донхэ звучала такая горечь, что Хёкджэ даже почти стало жаль его. – А ты так и будешь дальше преследовать меня? Ты и твоя семья? – не сдержался от еще одной усмешки Хёкджэ, резко оборачиваясь к уже поднявшемуся со ступенек мальчишке. – Я – не моя семья, – как-то чересчур спокойно и по-взрослому парировал Донхэ, в который раз из мальчишки превращаясь во взрослого парня и вновь удивляя Хёкджэ этой неуловимой трансформацией. – И я преследую тебя лишь затем, чтобы извиниться. За то, что было тогда, в саду, после того видео… – Донхэ мучительно замялся и покраснел, снова превращаясь в смущенного своим поведением и всем происходящим, а также окончательно запутавшимся в своих чувствах ребенка, опять невероятно веселя Хёкджэ своим превращением и этой прекрасной в своем смущении искренностью, но это вовсе не значило, что Хёкджэ собирался давать послабление этому ребенку. – Считай, что я простил тебя, – холодно отрезал Хёкджэ, делая вид, что собирается отвернуться, чтобы все-таки войти в дом, но недовольное хмыканье Донхэ, в котором отчетливо улавливались нотки некоторого преисполненного ехидством господина по фамилии Чо, остановило его: – Очень убедительно, Хёкджэ, – скривился Донхэ, пораженный вдруг внезапно накрывшей его волной отчаянной смелости, хотя… скорее всего, это был просто выброс адреналина, окончательно вскруживший ему голову. – Я просто хочу еще раз напомнить тебе, что я не такой, как мой брат. И как вся моя семья. И что я… я буду на твоей стороне несмотря ни на что. И тот поцелуй… если ты хочешь, то считай, что ничего не значит. Но не отказывай мне в праве быть твоим другом. Я хочу, чтобы ты подумал об этом. Вот, – рвано выдохнул Донхэ, без страха и стеснения глядя прямо в глаза Хёкджэ, в которых, увы, не читалось ничего, кроме отстраненного безразличия, больно резанувшего Донхэ по нервам, но он, предупрежденный Кюхёном, и не ждал большего. – Хорошо. Я подумаю над этим, – спокойно кивнул Хёкджэ и, склонив голову набок, зачем-то уточнил: – Это все? – Да, это все, – поджав губы, кивнул Донхэ. – Ну… Тогда я пойду? – Хёкджэ неуверенно кивнул на двери собственного дома, вопросительно глядя на Донхэ. – Да-да, конечно, не смею больше задерживать себя, – отчаянно закивал Донхэ, позволяя кивком попрощавшемуся с ним и едва-едва сдерживающему торжествующую улыбку Хёкджэ наконец-то зайти в дом, делая вид, что он не услышал последней реплики мальчишки: «Я буду ждать твоего решения», захлопнув дверь перед самым носом Донхэ и со всей ясностью осознавая, что этот раунд игры уже выигран и этот мальчишка, такой милый и наивный младший отпрыск семейства Ли, уже целиком и полностью запутался в расставленных для него сетях и… Хёкджэ оставалась лишь пара небольших шагов, чтобы окончательно приблизиться к нему и начать свое пиршество. Вот только насладиться своим триумфом ему не дало странно-неприятное липкое ощущение в области солнечного сплетения, явно сигнализирующее Хёкджэ о том, что что-то идет не так. Но вот что именно? Неужели кто-то осмелился влезть в его дом? Или?.. Нет, это не могла быть просто паранойя. Интуиция Хёкджэ никогда не подводила его, а это могло значить лишь одно… Прищурившись, мгновенно напрягшийся парень окинул цепким взглядом прихожую, в которой с момента его ухода не изменилось ровным счетом ничего, и, делая вид, что все в порядке и что он совсем не обратил внимания на то, что Чоко не выбежала его встречать, спокойным шагом отправился на кухню, чтобы осмотреть ее и для отвода подозрений своего незваного гостя, который все еще мог быть в доме, включить чайник, но распахнутое настежь кухонное окно (которое Хёкджэ не то что совершенно точно закрывал перед уходом, а просто не открывал ни разу в жизни) и приставленное к виску дуло пистолета не дали ему завершить свой план, а уж когда он услышал до боли знакомый, полный насмешки голос: – Теряешь сноровку, Ынхёк-а… – то все разом встало на свои места. А ведь Хёкджэ еще на пару мгновений позволил себе сомневаться в личности своего неожиданного посетителя, но… все, как всегда, было слишком очевидно.