Revenge/Возмездие

– Ты куришь? – Итук с изумлением смотрел на пребывающего сегодня в крайне мрачном и молчаливом настроении Хёкджэ, который молча поднялся с кровати, как всегда даже не пытаясь прикрыться смятыми простынями, и, достав из небольшого ящика комода пачку сигарет и зажигалку, вернулся в постель, спокойно закуривая и делая первую, самую желанную, но не приносящую долгожданного облегчения затяжку. Хотя… если пять оргазмов до этого и долгий изнурительный секс не сработали, то глупо было даже надеяться на то, что никотин поможет успокоить ему судорожно мечущиеся из стороны в сторону мысли и гулко колотящееся сердце. – Скорее нет, чем да… – усмехнулся Хёкджэ, жадно делая еще одну затяжку и думая о том, что, возможно, ему нужно было просто напиться, чтобы снять это проклятое напряжение, главной причиной которого был младший брат парня, с которым он только что занимался сексом. Ничуть не забавное несовпадение. Но Хёкджэ уже давно привык к таким пакостям судьбы и даже получал от этого особое, извращенное удовольствие, понятное лишь таким покалеченным жизнью психам с мазохистскими наклонностями, как он. Оставалось только свыкнуться с мыслью о существовании Ли Донхэ, которому удалось выродиться на этот свет в день смерти его отца, и тогда все точно встанет на свои места. А пока… пока Хёкджэ всеми силами пытался устаканить внутри себя гремучую смесь ярости и паники, которая буквально сводила его с ума, заставляя теряться в окружающих времени и пространстве, с легкостью лишая Хёкджэ его хваленого и столь дорого обошедшегося ему самоконтроля. И это не просто не нравилось, а очень и очень не нравилось ему, но… даже это странное, неконтролируемое смятение, охватившее его во время сегодняшнего разговора с Кюхёном, очень много расставившего по своим местам и окончательно устранившего все несостыковки в тщательно собранном Хёкджэ и его «друзьями» досье на семейство Ли, можно было использовать на пользу себе, что Хёкджэ и собирался сделать. И все лишь для того, чтобы привязать к себе лежащего рядом и с любопытством и беспокойством смотрящего на него парня еще сильнее, четко следуя своему плану. Настолько сильно, насколько это вообще возможно. Ведь несмотря ни на что Хёкджэ никогда и нигде даже на секунду не забывал о том, кто он, зачем он здесь и какова его главная цель. Его возмездие, в котором теперь появится еще одна составляющая, удивительным образом сделавшая его и весь план Хёкджэ еще более гармоничными, невообразимо жестокими и… законченными. Все получат по своим заслугам. И Ли Донхэ… Ли Донхэ, сам того не зная, поможет ему в этом. Поможет Хёкджэ окончательно уничтожить свою семью и самого себя, ведь… у отпрысков этих выродков нет и не будет права на нормальное будущее, как никогда не было и не будет его у Хёкджэ. Уж он позаботится об этом… Он позаботится обо всем и воплотит все свои задумки в жизнь. Уже воплощает. Прямо здесь и сейчас. – У тебя что-то случилось? Ты какой-то странный сегодня… – Итук с беспокойством смотрел на своего любовника, даже не представляя, что, сам не зная того, следует четко заданному сценарию, как по нотам разыгрывая чужую пьесу, невольным актером которой ему пришлось стать. – А разве я когда-то бываю нормальным? – зябко передернул плечами Хёкджэ, едва-едва сдерживая так и рвущийся наружу сарказм. Неужели старший сыночек Юнсу настолько глуп, что поведется на все это? Хотя… он же уже повелся на все остальное, значит, и этот спектакль Хёкджэ будет иметь успех. – Прости… – в ответ на изумленный взгляд Итука пробормотал парень. – Просто это все… Все, что есть между нами… это неправильно… и все это зашло слишком далеко, – запинаясь, начал Хёкджэ, голос которого все еще дрожал и плохо слушался его, но совсем по другим причинам. – Нам нужно закончить все это, пока не поздно и пока нас не заподозрили в чем-то таком… Это слишком предосудительно. Мои родители… ни за что бы не одобрили... Нет-нет-нет, я не должен так вести себя. Это совершенно неприемлемо, – отчаянно замотал головой парень, внезапно краснея от приступа накатившей гадливой стыдливости и натягивая на себя простыню. – У тебя есть невеста… Это же просто бесчеловечно… по отношению к ней, к твоим и моим родителям, ко всем нам… – Что-то раньше тебя не слишком это волновало, – Итук старательно пытался скрыть за отвратительно злой насмешкой, которая не нравилась даже ему самому, свои растерянность и горечь. Он отчаянно не понимал, к чему весь этот спектакль, ведь еще пять минут назад все было больше, чем просто хорошо, но… У Хёкджэ и правда было сегодня странное настроение. Слишком. – На самом деле… волновало, – рвано выдохнул Хёкджэ, с удовольствием замечая, что каждое его слово попадает в нужную точку, достигая нужного эффекта и принося Хёкджэ своей точностью и предсказуемостью долгожданное облегчение, ведь хоть что-то в сегодняшнем дне должно было идти так, как он запланировал. И наконец-то шло. – Но просто все это… слишком, – сделав еще одну затяжку и чувствуя, что еще чуть-чуть – и от этой табачной горечи его начнет тошнить, Хёкджэ запустил пальцы свободной руки в свои жесткие от постоянной смены цвета спутавшиеся волосы. – Нам просто нужно расстаться, пока все это не зашло слишком далеко. Сейчас, – нервно кивнув, парень резко соскочил с кровати, еще сильнее натягивая на себя простыню. – Но… – начал было Итук, отчаянно пытаясь подобрать слова, чтобы попытаться успокоить своего любовника, впавшего во внезапную меланхоличную истерику, но тот не дал ему вставить ни слова: – Тебе лучше уйти отсюда. Как можно скорее. И… давай сделаем вид, что ничего не было? – Хёкджэ бросил вопросительный взгляд на Итука и добавил, стараясь убедить то ли его, то ли самого себя: – Это будет самым лучшим вариантом для всех. Да. Я сейчас пойду на террасу выкурить еще одну сигарету, и, когда я вернусь, я хочу, чтобы в моем доме не осталось даже намека на твое присутствие, – вдруг неожиданно холодно отчеканил Хёкджэ и, подхватив простыню, открытую пачку сигарет и зажигалку, поспешил выйти из комнаты, едва скрывая злорадную улыбку. Если он все правильно рассчитал, то через пять минут Итука уже не будет в его доме, но… все так и должно быть. Сильнее всего мы ценим то и тех, что потеряли, и это небольшое расставание лишь еще сильнее привяжет его к Хёкджэ и поможет Итуку осознать, насколько Хёкжэ на самом деле дорог ему. Возможно, дороже семьи и невесты? Дороже репутации и наследства? Дороже настолько, что он любезно согласится разрушить свою жизнь, чтобы получить Хёкджэ? О, это было бы просто изумительно. Почему «было бы»? Будет. Обязательно. Услышав хлопок входной двери, Хёкджэ выбросил так и не закуренную сигарету вместе с пачкой и зажигалкой, которые ему уже вряд ли пригодятся, в корзину для мусора и вернулся в дом, с удовольствием чувствуя, как по озябшей коже ползут теплые мурашки. Больше всего ему сейчас хотелось принять душ, выпустить Чоко из манежа и завалиться с принцессой в постель, но у него была запланирована на сегодня еще парочка дел, не терпящих никакого отлагательства…

***

Глазами попросив сестру, чтобы она как можно аккуратнее убирала капельницу и не разбудила маму, Донхэ сделал глубокий вдох и еще раз посмотрел на мониторы, показания которых практически не изменились за последние сутки, что он провел в больнице. Он знал, что это был не просто обморок, уже в тот самый момент, когда до смерти перепуганный Итук разбудил его своим звонком. Разве может обычный здоровый человек проваляться без сознания столько часов? И даже когда врачи в один голос с мамой уверяли их, что все прекрасно, Донхэ знал, что это было не так. Он был рад (если в подобных ситуациях вообще возможно испытывать это чувство), что настоял на дополнительных анализах и полном сканировании, которое показало, что опухоль вернулась. Да, она была маленькая и практически не опасная, но… лучше всего было избавиться от нее на начальной стадии и спокойно жить дальше, чем запустить ее до состояния, когда вся современная медицина будет бессильна. Кивком поблагодарив молчаливую сестру, которая, отключив систему, поспешила покинуть палату, Донхэ, не удержавшись, придвинулся поближе к впервые уснувшей за последние сутки, измученной обследованиями и подготовкой к операции маме, сжимая ее хрупкие белоснежные пальцы в своих, слишком мужских, загорелых и жизнерадостных, и в который раз поражаясь тому, как быстро истончает людей рак, делая их невесомыми, почти прозрачными, больше похожими на духов или ангелов, чем на обычных людей. Хотя мама… всегда была его самым любимым ангелом. В детстве она слишком часто пела Донхэ колыбельную про ангелов-хранителей, чтобы тот мог забыть ее, а теперь… теперь, кажется, пришла очередь Донхэ быть ангелом-хранителем и петь для нее колыбельные. Именно поэтому несмотря ни на что он был сейчас здесь, стараясь даже не думать о том, как отреагирует отец, когда узнает о его приезде. Хотя… скорее всего, он уже все знает, просто слишком занят, чтобы выделить время на очередную нотацию для сына, если за все время он так и не удосужился навестить больную жену… Но в этом как раз-таки не было ничего удивительного: Донхэ давно знал, что отношения между родителями не идеальны, а как-то раз случайно подслушанная ссора лишь укрепила его догадки, уже давно ставшие полноценным мнением, да и вряд ли отец здесь мог бы сейчас помочь хоть чем-то, только бы заставил маму еще сильнее нервничать, а им и без этого хватало проблем, поэтому… Донхэ был рад, что его здесь сейчас нет. Чувствуя, как покрасневшие глаза, в которые кто-то словно насыпал мелкой стеклянной крошки, снова начинают слипаться, Донхэ аккуратно отпустил руку матери и, поправив больничное одеяло, поднялся с места. По-хорошему ему нужно было в душ и немного поспать, а еще лучше – прямо сейчас выпить кофе, чтобы добраться до пунктов «душ» и «поспать», сосредоточенных в доме Кюхёна, без лишних проблем. Сонно моргая, Донхэ еще раз проверил всю аппаратуру и, убедившись, что все в порядке, вышел из палаты матери, отчаянно пытаясь вспомнить, у какого же из входов он вчера оставил велосипед, но уже почти спящее сознание никак не желало выдавать ему нужную информацию. – Кофе? – смутно знакомый голос, раздавшийся откуда-то сбоку, заставил Донхэ резко вздрогнуть и обернуться к парню, сидящему на низком диванчике прямо возле палаты его матери и сжимающему в руках большой пластиковый стакан с потрясающе благоухающим еще горячем кофе. Парень, в котором, даже будучи сонным и почти ничего не соображающим, Донхэ с легкостью опознал странного друга Кюхёна. Как же его звали? – Хёкджэ? Что вы здесь?.. – имя незнакомца само слетело с губ мгновенно проснувшегося Донхэ. – Что я здесь делаю? Считайте, что прошу прощения за наше не самое приятное знакомство и мое вчерашнее хамство, – очаровательно улыбнулся парень, с легкостью поднимаясь с места и протягивая Донхэ стакан с кофе. – Да ничего страшного, у нас у всех бывают… не самые лучшие моменты. Не стоило… – смущенно пробормотал Донхэ, не совсем понимая, откуда этот парень все-таки здесь взялся и чего конкретно хочет от него сейчас. – Но это не значит, что следует вести себя как последняя свинья. Это было просто недопустимо и за это определенно стоит попросить прощения, – пожал плечами Хёкджэ, пристально глядя на своего собеседника. – Ну же, берите кофе и идемте, я подвезу вас до дома, вы же остановились у Кюхёна, да? – вопросительно посмотрел на Донхэ он и, не слушая его возражений и вялых попыток отказаться от навязанной помощи, всучил мальчишке в руки стакан с кофе и бесцеремонно потащил его к лифтам, на ходу рассуждая о том, что садиться в таком состоянии за руль, пусть даже велосипеда, крайне опасно, а раз уж Хёкджэ здесь и на машине, то грех этим не воспользоваться, а если уж представить лицо Кюхёна, когда он узнает, кто именно привез Донхэ домой… оно того определенно стоило. Хотя о последней причине Хёкджэ все-таки предпочел умолчать. А то мало ли. Вдруг этот ребенок каким-то чудом окажется сообразительнее, чем его старший братец, хотя… кажется, это у них наследственное. Дурные гены, против которых, конечно, не попрешь. Но, слава богу, это последнее поколение семейства Ли и дальше эта дрянь уже не будет распространяться. Никогда.