Revenge/Возмездие

– Шлюха! Тварь! Как ты могла?! Ладно я еще прощал тебе всех этих женоподобных молоденьких мальчиков, с которыми ты трахалась за деньги! Но Юнсу?! С ним?! Как ты могла?! Шалава! Господи, какая же ты шалава… Говорила мне мама не жениться на подзаборной нищей шлюхе и что ее натуру ничем не изменишь, но я, наивный влюбленный в тебя дурак, не послушался! – не сдержавшись, мужчина с обреченным стоном влепил своей судорожно всхлипывающей и что-то бормочущей жене, на опухшем, заплаканном и перемазанном косметикой лице которой не осталось ни единого живого места, еще одну оплеуху, с удовольствием наблюдая за тем, как эта дрянь, не в силах больше устоять на ногах, сползает по стене на пол. Так ей и надо. Минхван, перед глазами которого все еще плыло от невыносимой ярости, едва-едва сдержал себя, чтобы еще и не пнуть эту неблагодарную суку, испохабившую ему всю жизнь. Но, кажется, в этот раз и того, что он сделал, уже было достаточно. Не хватало еще, чтобы эта дрянь загремела в больницу с побоями, провоцируя очередной скандал и получая очень вескую причину не просто для развода, а для того, чтобы оттяпать солидный кусок его имущества. Хотя… с чего он взял, что у нее хватит мозгов на это? Эта курица настолько сильно боится своего дражайшего супруга и его тяжелой руки, что даже пискнуть не посмеет о случившемся, как и обо всем, что происходило в их семье в течение 20 последних лет, но еще больше она, конечно же, боится остаться на улице, без денег, прекрасно зная, что Минхвану ничего не стоит выкинуть ее пинком под зад с тем, с чем она когда-то пришла в этот дом, то есть с 20 баксами в кармане и босиком. И что через пару часов она будет ползать у него в ногах, целуя ему пятки и умоляя о прощении. Сколько раз они проходили через все это? Минхван давно уже потерял счет, но картина всегда была неизменной. Разве что Юнсу… Нет, в своем друге, уже много лет не пропускающем мимо себя ни одной, даже самой страшной юбки, Минхван даже не сомневался, но чтобы его зацикленная на красивой внешности жена повелась на это престарелое убожество… Хотя, конечно, все меняется, а расспрашивать эту вечно пребывающую в течке суку о том, по какому принципу она выбирает себе любовников, в любом случае было выше его достоинства. – Ну что, милая, усвоила урок? Хотя… такие умственно отсталые шлюхи, как ты, не учатся, у вас же все мозги находятся в одном месте, да? – ухмыльнувшись, мужчина присел перед всхлипывающей и еще бывшей всего полчаса назад такой красивой женщиной и пальцами схватил ее за подбородок, рывком разворачивая ее изуродованное лицо (которое, конечно же, под силу исправить хорошей косметике и парочке пластических операций) к себе и выдыхая ей прямо в разбитые, саднящие губы: – Или нужно закрепить его на практике? – хмыкнул Минхван, с удовольствием наблюдая за тем, как панический ужас, плещущийся в глазах его жены, становится все сильнее и сильнее. – Ты же любишь пожестче, да, милая? – наградив отчаянно замычавшую, не решающуюся даже шелохнуться в руках мужа Дживон многообещающим взглядом, Минхван медленно и по-кошачьи грациозно поднялся на ноги, рывком поднимая отчаянно скулящую женщину вслед за собой и чувствуя, как на него обжигающими волнами накатывает возбуждение. Как же ему нравилось видеть свою красавицу-жену, гордую и независимую, такой: униженной, изувеченной, растоптанной, но все равно готовой выполнить любое его желание. И все это даже не из чувства вины, а, конечно же, ради денег. Все в этом мире делает ради них. И только. Так почему бы сейчас не взять то, что и так по праву принадлежит ему? Тем более ему внезапно захотелось того, чего не хотелось уже много лет. Не нежничая и не медля ни секунды, Минхван опрокинул жену на низкий столик для ключей в прихожей лицом вниз, чтобы не видеть ее распухшее, покрытое ссадинами и уже начавшими проявляться синяками до омерзения заплаканное лицо, и задрал чересчур короткое для женщины такого возраста платье, обнажая все еще сохранившую признаки былой красоты и стройности (спасибо пластическим хирургам) фигуру в слишком откровенном и возбуждающем белье. – Для Юнсу старалась? – зло прошипел мужчина, награждая всхлипывающую женщину болезненным тычком по ребрам, а затем ударом по заднице, вкладывая в него все те гнев и злость, что плескались у него внутри, и заставляя свою жену дернуться и закричать, но это лишь сильнее распалило его. Сегодня его ненаглядной Дживон предстоит очень много кричать и плакать. Как кстати они сегодня отпустили прислугу, чтобы никто и ничто не мешали им этой ночью, которая для кое-кого будет очень и очень долгой. Минхван измывался над своей уже после первых 10 минут и первого проникновения на сухую переставшей кричать и сопротивляться женой больше пяти часов, прежде чем наконец-то нашел в себе силы оставить то, что осталось от некогда красивой женщины, у которой уже просто не был ни сил, ни желания даже на слезы. – Надеюсь, теперь ты запомнишь, кто твой муж, – прошипел Минхван, присаживаясь на корточки перед так и оставшейся лежать прямо на полу в прихожей женщиной, с наслаждением глядя в ее полные стеклянного безразличия глаза. – И знай, что в следующий раз я просто пристрелю тебя, – хмыкнул мужчина и, не сдержавшись, пробежался пальцами по отвратительной багровой ссадине на щеке Дживон, заставляя жену вздрогнуть и прищурить глаза. – Ты поняла меня? – вопросительно посмотрел на эту вдруг ставшую ему совершенно чужой и совершенно омерзительной женщину он, но Дживон, кажется, совершенно не слышала его. Ему пришлось повторить свой вопрос три раза, прежде чем он получил в ответ на свой вопрос тихое, едва слышное и больше похожее на шелест «Да». – Вот и умница. Я переночую сегодня в отеле, а ты уж разберись как-нибудь со всем этим сама, – брезгливо скривившись, Минхван поднялся на ноги, окидывая полным отвращения взглядом разгромленную прихожую и распростертое на полу тело жены в остатках одежды. И понял, что он ничуть не жалеет о том, что сделал сейчас. Безразлично перешагнув через жену, Минхван спокойно поднялся наверх и, переодевшись в чистую одежду и собрав необходимые на пару дней вещи, спокойно покинул дом, не удостоив так и не пошевелившуюся жену и взгляда. Если хочет корчить из себя жертву и страдать, то пусть корчит и страдает. А ему уже, откровенно говоря, было давно плевать на все это. Как и на то, как его жена будет объяснять произошедшее прислуге и врачам. Падение с лестницы, поскользнулась в ванной, наткнулась в темном переулке на бандитов – Дживон всегда была умницей и с легкостью придумывала всевозможные отговорки. Вот и сейчас придумает. Ведь все это было далеко не в первый раз, и они с ней уже давно жили в этом замкнутом круге. Но Юнсу, его друг… На какой же беспринципной суке Минхвана угораздило жениться. Но все мы когда-то были юны, глупы и влюблены, и как же все-таки прекрасно, что рано или поздно розовые очки бьются стеклами вовнутрь и это влекущее за собой так много ошибок и проблем состояние наконец-то проходит…

***

– Хёри, стой, нам нужно поговорить, позволь мне объяснить, – Дживон, едва-едва поспевающая за Хёри на высоких каблуках, с трудом догнала порхающую по саду от гостя к гостю подругу, на лице которой, как всегда, не было ничего, кроме безмятежного спокойствия и самой тактичной и вежливой улыбки – ровно такой, какой должна улыбаться хозяйка дома согласно всем правилам этикета. – Ты что-то хотела? – еще обворожительней улыбнулась женщина, изо всех сил сжимая в хрупких бледных пальцах тонкую ножку бокала с кроваво-красным вином в цвет ее обожаемым розам и обернулась к своей подруге. Бывшей. – Хёри, ты все не так поняла… – сбивчиво начала Дживон, которая так и не овладела в совершенстве светским тактом и искусством светской беседы, и это всегда немного раздражало Хёри в подруге, но… она была готова простить ей этот маленький недостаток, ведь мы всегда прощаем нашим близким их незначительные слабости и пороки, однако после случившегося сегодня… Хёри больше не собиралась терпеть эту женщину и ее недостатки в своем доме, пусть демонстрирует их где-нибудь в другом месте, подальше от ее семьи и ее лично. – Я думаю, что я все прекрасно поняла, – в голосе Хёри было столько вежливости и понимания, что ее собеседницу передернуло от такой идеальной, нарочито подчеркнутой игры. – И раз ты сама хочешь поговорить об этом, дорогая, то я хочу сказать тебе, что если я еще раз увижу тебя в своем доме и рядом с кем-то из членов моей семьи, начиная с Юнсу и заканчивая дворовыми собаками, то я сделаю все – ты слышишь? – все, чтобы каждый в Кванхадоне брезговал не то что вслух, но даже мысленно произносить твое имя. И ты прекрасно знаешь, что я с легкостью могу сделать это, – сладко улыбнулась женщина, снисходительно глядя на свою бывшую подругу, потерявшую дар речи от такой отповеди из уст их вечно вежливой, робкой и спокойной Хёри. – И лучше тебе побыстрее покинуть сегодняшний вечер, пока я окончательно не вышла из себя и не попросила охрану выставить тебя отсюда, – бросив эти слова напоследок и убедившись, что они дошли до ее собеседницы, Хёри, плавно развернувшись на каблуках, отправилась к своим гостям, чтобы убедиться, что ничто, абсолютно ничто не испортит им этот вечер. Она смеялась и улыбалась, была вежлива и обходительна как никогда и никто даже подумать не мог о том, насколько сильная буря бушует в душе у этой абсолютно расслабленной, безмятежной и внешне спокойной женщины. Нет, Хёри прекрасно знала, что ее муж не безупречен, но ее лучшая подруга… Это было равносильно удару ножа под дых, и она была слишком зла, чтобы простить это. По крайней мере сейчас. Именно поэтому Хёри, подозвав ловко управляющего официантами, осветителями и даже специально приглашенным струнным квартетом Чжоу Ми, попросила его распорядиться, чтобы к концу вечера кто-нибудь собрал вещи мистера Ли для длительной командировки, а также попросила помощника предупредить прислугу, что сегодня ночью с полуночи и до шести утра они могут быть свободны. Шустрый китаец, если и был удивлен таким приказом госпожи, то даже не подал виду, тут же бросившись исполнять указания миссис Ли, решив, что можно будет подумать над их сутью и причинами чуть позже, когда все это закончится и у него тоже будет хотя бы 6 часов выходного впервые за последний год. – Что-то случилось? – негромкий мужской голос, раздавшийся из-за спины Хёри, наблюдающей за тем, как ее званый вечер разворачивается в полную силу, мог бы заставить женщину вздрогнуть, но она все еще слишком хорошо держала себя в руках, чтобы допускать такие досадные промахи. – Скажи, Канин, ты же знал, да? – внезапно спросила женщина, резко оборачиваясь к начальнику службы безопасности не только их компании, но и их семьи, который в ответ на ее вопрос лишь выдавил из себя виноватую улыбку и отвел в сторону глаза. – Я так и знала… – разочарованно выдохнула Хёри, но тут же поспешила натянуть на лицо вежливую улыбку. – Госпожа… – начал было Канин, даже не представляя, что нужно говорить женщинам в таких случаях, нужно ли говорить вообще и имеет ли он право говорить хоть что-то сейчас миссис Ли, но та сама избавила его от терзаний, перебив мужчину: – Не нужно ничего говорить, – поджала губы Хёри, думая, насколько унизительно, что она не знает того, в курсе чего Канин, да и, наверное, вся прислуга и половина их знакомых, но… разве могла она сделать хоть что-то с этим сейчас? Кажется, абсолютно ничего…– Просто передай Юнсу, что его вещи собраны и что ему лучше сегодня переночевать вне дома, потому что я не настроена на объяснения и скандалы сейчас. Мы поговорим с ним потом… Я сама позвоню ему… – пробормотала женщина, кивком отпуская больше не сказавшего ни слова Канина, который едва ли не бегом бросился докладывать недовольно нахмурившемуся Юнсу о просьбе госпожи. Хёри искренне надеялась на то, что Юнсу поймет ее и ее нежелание устраивать разборки сегодня и просто сделает то, о чем она попросила. И, слава богу, впервые за много лет ее муж поступил именно так, как хотела она: просто безмолвно исчез со своими вещами из дома, пока все так же вежливо улыбающаяся Хёри провожала гостей и распускала прислугу, ни единой фразой и ни единым жестом не выдав себя. И лишь оставшись в одиночестве, женщина позволила себе расплакаться – злыми, солеными и горькими от обиды слезами. Судорожно всхлипывая и не в силах ничего поделать с собой сейчас, Хёри быстрым шагом влетела в гостиную и, схватив с каминной полки старинное фарфоровое блюдо с ручной росписью, подаренное им на свадьбу мамой Юнсу, с наслаждением разбила его о каменный пол, а затем еще одно и еще, всего за пару секунд расколотив старинный сервиз стоимостью более миллиона долларов, который всегда напоминал ей о том, как сильно родители Юнсу были против этой свадьбы и как сильно Хёри хотела попасть в этот мир. И вот она здесь… Тяжело дышащая женщина безразлично смотрела на яркие осколки, особенно сильно сверкающие в электрическом свете на темном полу и… не чувствовала ничего. Абсолютно. Она всегда так мечтала быть здесь. Стать одной из этих счастливых леди со страниц глянцевых журналов, на которых хочется смотреть и восхищаться ими, понимая, что тебе никогда не достигнуть подобной роскоши и высоты. И вот, став одной из них, она наконец-то увидела, что в этих красивых картинках нет ни капли счастья и высоты, зато высокомерия и фальши… сколько угодно. У тебя рак? Делай вид, что все в порядке, и улыбайся. Тебя третирует свекровь? Делай вид, что все в порядке, и улыбайся. Вы почти обанкротились? Делай вид, что все в порядке, и улыбайся. Муж отослал младшего сына подальше и запретил любое общение с ним? Делай вид, что все в порядке, и улыбайся. Муж изменяет тебе? Делай вид, что все в порядке, и улыбайся. Всегда, что бы ни происходило, делай вид, что ты счастлива, и улыбайся – так, словно тебя в этот самый момент снимают для журнала. Не важно, что происходит у тебя внутри, важна лишь картинка, чертов внешний глянцевый лоск, ради которого и живут все эти люди. Ради которого теперь и живет сама Хёри. Пустота ради пустоты и ни для чего больше. Лишь однажды в этой своей уже новой жизни Хёри чувствовала себя живой… И мысли об этом причиняли ей намного большую боль, чем чертова измена ее чертова мужа с ее чертовой лучшей подругой. Да, честно говоря, Хёри было плевать на это! Плевать. Она и злилась сейчас лишь потому, что так было нужно, и только. А так… ей хотелось смеяться. В голос. И слышать, как ее смех гулким эхом отражается от пустоты этого проклятого в своей роскоши дома и от пустоты внутри нее. И она смеялась. Долго и мучительно. До слез и до хрипов в груди. До медленно угасающего сознания и мыслей о том, что, кажется, ее ремиссия все-таки подошла к концу и что ее вряд ли до утра сможет кто-то найти. Все-таки отпустить всю прислугу было чересчур опрометчивым решением, да и Итук сказал, что сегодня поедет ночевать в городскую квартиру, наверняка, чтобы побыть наедине с невестой, так что…